Девушка ушла вбок, стараясь не опускаться больше в темную, страшную глубину. Легкие уже разрывались, было понятно, что еще немного, и она невольно откроет рот — тогда ей в горло хлынет вода, лишая сознания и увлекая на дно, к рыбам, ракам и корягам. Чувствуя, что вот-вот лишится сознания, Таня пошла вверх, устремляясь из царства тьмы туда, где набирал силу сентябрьский рассвет.
Вынырнув наконец на поверхность, она жадно схватила ртом воздух и почувствовала небывалое, ни с чем не сравнимое счастье. До слуха донесся шум грозы. И только парой секунд позднее девочка поняла, что это не гром, а треск выстрелов.
Она не видела ни катеров, ни бандитов, как, впрочем, и те ее: белый туман надежно укрывал беглянку от глаз преследователей. Но в то же время Таня не знала, куда ей плыть, на что ориентироваться. Что, если бандиты станут планомерно прочесывать акваторию и рано или поздно наткнутся на нее? Она ведь понятия не имела, в какой стороне находится спасительный берег.
— Там, там, слева по борту! — услышала Таня далекий мальчишеский голос. — Я видел, голова мелькнула, потом снова под воду ушла! Вон, прямо там!
Снова зазвучали выстрелы, но теперь вдали от нее. Таня поняла: ее безымянный спаситель с синими глазами намеренно отвлек внимание бандитов, тем самым позволяя ей уйти.
Таня поплыла прочь — и вдруг почувствовала предательскую судорогу, девочка невольно вскрикнула.
— Там голос был, там! — заорал кто-то, и в ее сторону снова обрушился свинцовый дождь.
Судорога вроде бы прошла, Таня снова резко ушла в глубину, пронизываемую белесыми туннелями пуль, — и вдруг ощутила жгучую боль в груди. Рот инстинктивно открылся и вода устремилась в горло. Девочка беспомощно забила руками и ногами, пытаясь выплыть на поверхность. Перед глазами мелькнула сизо-красная пелена, медальон на груди ожалил нестерпимым жаром. А затем все ощущения померкли, последним, что помнила Таня, перед тем, как тело потянуло на дно, была вытянутая морда любопытный толстой рыбины, возникшей из недр речного царства и медленно шевелившей плавниками, словно приветствуя ее и одновременно радуясь предстоящему подводному пиршеству…
— В связи с неявкой трех присяжных заседателей прошу перенести заседание, — произнес холеный седовласый адвокат, обращаясь к облаченному в черную мантию густобровому судье, восседавшему в кресле. — Хотя виноват, Ваша Честь, с учетом невероятного фарса, устроенного государственными обвинителями, невольными участниками коего являемся все мы, ходатайствую о прекращении процесса над моим клиентом в связи с невозможностью его продолжения!
И его клиент, сухощавый мужчина лет сорока с небольшим, одетый в дорогой костюм, закивал головой. Можно было рассмотреть его самодовольную улыбку, а также странно выглядевшую мочку левого уха, явно когда-то поврежденную.
Адвокат, театрально воздев к потолку руки, торжествующе посмотрел в сторону обвинения, представленного облаченными в синие мундиры работниками Московской городской прокуратуры.
Судья повел плечами и обвел взглядом скамью, на которой находился неполный состав присяжных заседателей. Затем заговорил:
— Представитель обвиняемого прав, господа прокуроры. Начало нашего заседания и так задержалось больше чем на сорок минут. Больше ждать не имеет смысла!
Главный обвинитель, старший заместитель прокурора Москвы, полный тип с залысинами и свиными глазками, свистящим шепотом обратился к одному из членов своей команды:
— Радкович, где запасные присяжные?
Денис Радкович, невысокий энергичный блондин лет тридцати, также шепотом ответил:
— Лев Геннадьевич, но вы же сами настояли на том, чтобы их было только два. Как раз двое присяжных не пришли, этими запасными мы их и заменили.
Лев Геннадьевич Смирнов, тряся двойным подбородком, продолжил раздраженно:
— Радкович, дубина стоеросовая, ты что, за идиота меня держишь? Думаешь, я не в курсе того, что здесь только что произошло? Отбор присяжных — твоя прерогатива. Поэтому полную ответственность за прокол несешь именно ты!
Денис ничего не ответил, только иронично поджал губы — спорить со Львом Геннадьевичем не имело смысла и было себе дороже. Не говорить же Смирнову, в самом деле, что он действительно считает его идиотом?
— В таком случае, если сторона обвинения не в состоянии обеспечить своевременное появление присяжных, то… — начал судья. Но Лев Геннадьевич, мгновенно преобразившись, произнес:
— Ваша Честь, в связи с, надо сказать, экстраординарной ситуацией прошу вас о часовом перерыве. Ведь наверняка неспроста трое присяжных не явились на процесс! Ни один из них не отвечает на звонки. Нам необходимо время, чтобы выяснить, в чем дело…
Судья, нахмурившись, посмотрел на наручные часы, откашлялся, важно пошевелил бровями, а потом провозгласил:
— Объявляется перерыв в пятнадцать минут. Если по завершении оного сторона государственного обвинения не будет в состоянии представить нам всех присяжных, то я займусь рассмотрением ходатайства стороны защиты о немедленном роспуске коллегии присяжных!
Как только судья покинул свое кресло и скрылся в смежной комнате, в зале послышался гомон. Лев Геннадьевич весьма визгливым тоном заявил, обращаясь к Денису Радковичу:
— Учти, тебе это даром не пройдет! Я уж позабочусь, чтобы карьеры ты у нас не сделал. Москва, как ни крути, город не такой уж и большой!
Денис, ничего не отвечая, вышел прочь, на ходу вынимая из внутреннего кармана мобильный телефон. Вслед за ним бросилась одна из помощниц прокурора. Лев Геннадьевич, тяжело вздохнув, вытер лоб большим клетчатым платком и уставился на седовласого адвоката, защищавшего обвиняемого.
— Трудности, коллега? — спросил тот участливо. — Ведь будет жаль, если коллегию присяжных распустят, не так ли?
Лев Геннадьевич, смерив его презрительным взглядом, фыркнул:
— Я вам уж точно не коллега. Гусь свинье, как говорится, не товарищ…
— Не знал, что вы столь самокритичны, — немедленно отреагировал адвокат и, ухмыльнувшись, направился к своему подзащитному, оставив Льва Геннадьевича с выпученными глазами.
Еще один помощник прокурора, молодая изящная женщина, с короткими рыжими волосами и в стильных очках, сидевшая рядом и слышавшая колкость адвоката, усмехнулась, что не ускользнуло от ее шефа.
— Мухина, что ты тут расселась, как на именинах? — повысил голос тот. — Иди лучше делом займись. Через десять минут возобновится заседание, и мне нужен чертов присяжный. Живой или мертвый!
— Мертвый, Лев Геннадьевич, нам ни к чему, поэтому постараемся найти живого, — ответила помощник прокурора и поднялась из-за стола. При этом на ее груди, прикрытой блузкой, качнулся на золотой цепочке старинный медальон.
Юрист третьего класса Татьяна Михайловна Мухина направилась к выходу, бросив при этом взор на подсудимого, который, вполуха слушая то, что вещал ему седовласый адвокат, с наглой усмешечкой разглядывал присутствующих.
Словно почувствовав на себе быстрый, но изучающий взгляд рыжеволосой девушки, мужчина обернулся — и на мгновение, всего на мгновение, их глаза встретились.
Татьяна ощутила сердцебиение, несмотря на то, что тщательно готовилась к этому моменту, понимая: на кону стоит слишком многое, чтобы допустить промах. Поэтому она тотчас приняла равнодушный вид, все еще чувствуя, что подсудимый продолжает рассматривать ее. Хорошо, что все это длилось какие-то доли секунды. Затем Мухина вышла из зала судебных заседаний Московского городского суда и оказалась в переполненном журналистами коридоре.
Пробравшись сквозь толпу представителей СМИ, слетевшихся для освещения «процесса десятилетия», как с чьей-то легкой руки окрестили судебное разбирательство, главным обвиняемым в котором был Леонид Григорьевич Чехарский, он же Чех, крупный бизнесмен, практически миллиардер, а по слухам — один из «крестных отцов» столичной мафии, Татьяна заметила Дениса Радковича. Тот вышагивал по соседнему коридору и пытался до кого-то дозвониться по мобильному.
Взгляд… Да, взгляд Чехарского, то есть дяди Лени Чеха, остался прежним — пронзительным, пробирающим до мозга костей, издевательским. Именно так он смотрел на Татьяну в ту ночь, когда убил ее семью. И в то туманное утро, когда намеревался сдать единственную оставшуюся в живых девочку, десятилетнюю дочь его конкурента Михаила Волкова, на руки мерзавцам-педофилам.
Татьяна отогнала от себя мысли о прошлом, одернула мундир, спрятав медальон под блузку, и подошла к Денису.
— Безрезультатно! — воскликнул тот в сердцах. — У одного телефон отключен, а другой не берет трубку. И дома у них тоже никого! У тебя нет номера сотового жены первого и матери второго?
Другая помощница, Верочка, уже вела с кем-то беседу, пытаясь узнать, как найти одного из не явившихся на заседание присяжных.
