— Обвинение хочет что-то сказать? — поднял бровь судья.
Тут же вскочил адвокат Светлый и заявил, что все и так было уже сказано, просто представители прокуратуры стараются любыми способами затянуть рассмотрение ходатайства.
— Так вам есть, что сказать по существу или нет? — строго вопросил судья.
— Ваша Честь, увы… — промямлил Лев Геннадьевич.
Но его перебила Таня, встав с места и обращаясь к судье:
— Ваша Честь! Разрешите довести до вашего сведения, что мне только что удалось переговорить по мобильному с одним из присяжных. По не зависящим от него обстоятельствам он задержался, однако уже подъезжает и вот-вот должен появиться здесь, — выпалила она, понимая, что эта ложь может иметь для нее самые негативные последствия, даже стоить места в прокуратуре. А ведь все эти годы девушка работала, делала карьеру вовсе не потому что, желала разоблачать воров и убийц, а потому, что хотела разоблачить вполне конкретного вора и убийцу — дядю Леню Чеха.
Услышав речь своей помощницы, Лев Геннадьевич сморщился. Денис глубоко вздохнул. А адвокат Светлый мягко рассмеялся. Затем защитник тоже встал.
— Ваша Честь, мы же все взрослые деловые люди. И мой клиент, кстати, в том числе. Так отчего же мы должны вестись на подобные дешевые трюки прокуратуры?
Лев Геннадьевич после таких слов раньше бы обязательно разразился возмущенной тирадой, но сейчас промолчал, не стал заявлять протеста. А Денис Радкович, склонившись к Тане, поинтересовался:
— И когда он обещал подъехать? Кстати, до кого тебе удалось дозвониться?
— Это не трюк, — громко возразила адвокату Таня, проигнорировав вопрос коллеги и понимая, что раз уж заварила кашу, то надо идти до конца. — Потому что трюк, причем, как вы прекрасно знаете, криминальный, это препятствовать осуществлению правосудия и срывать судебное заседание, строя козни присяжным заседателям…
Господин Светлый, театрально подняв руки вверх, воскликнул:
— Неслыханно, просто неслыханно! Ваша Честь, заявляю энергичный протест! Это переходит все разумные пределы…
Последовало небольшое препирательство между представительницей прокуратуры и адвокатом. Судья, под конец оборвав Татьяну, заявил:
— Однако достаточно! Потому что вы, госпожа помощник прокурора, пытаетесь, тут сторона защиты права, оттянуть время и завести нас в тупик. Итак, если в течение ближайших пяти минут присяжный так и не появится, то ходатайство о роспуске коллегии присяжных будет рассмотрено немедленно, а за препятствие осуществлению правосудия придется ответить именно вам.
Судья демонстративно посмотрел на часы, и Таня опустилась на стул. Лев Геннадьевич, повернув к ней полыхающее блинообразное лицо, прошипел:
— Ну ты попала, Мухина. Так попала, просто слов нет!
— Думаю, мы все попали, вины Тани здесь нет… — начал Денис.
Но Смирнов оборвал его:
— И ты, Радкович, тоже попал! Короче так. Дебилы, подобные вам, в прокуратуре работать не должны. И я позабочусь об этом!
— А такие взяточники и предатели, как вы, разве должны? — произнесла еле слышно Таня.
Шеф все же ее услышал, и его лицо приняло оттенок сливы. Он явно собрался сказать что-то резкое, но в этот момент судья снова заговорил:
— Итак, пять минут истекли, ваш присяжный не явился. Таким образом…
Закончить фразу судья не успел — дверь зала раскрылась, появился судебный пристав. Мужчина подошел к столу, за которым восседал судья, и стал что-то докладывать ему. В помещении установилась напряженная тишина, все ждали, что последует дальше. Наконец судья пошевелил бровями и провозгласил:
— Мне сейчас сообщили, что один из присяжных в самом деле прибыл. По его словам, по дороге на судебное заседание произошла попытка похищения, но ему удалось спастись от бандитов. В связи с явным вмешательством в ход процесса объявляю перерыв до пятницы. Я же хочу немедленно лично переговорить с этим отважным присяжным, не побоявшимся после нападения направиться на судебное заседание, дабы исполнить свой гражданский долг. Побольше бы нам таких ответственных граждан!
Заседание было завершено. Лев Геннадьевич, ворча что-то себе под нос, молча собирал документы со стола. Денис намеренно громко произнес:
— Таня, ты все правильно сделала. Ведь так, Лев Геннадьевич? Думаю, начальство будет довольно. Не правда ли?
Под начальством Радкович подразумевал прокурора Москвы. Лев Геннадьевич, который, по слухам, и сам был не прочь занять это место, только процедил:
— В следующий раз, Мухина, все подобные демарши согласовывай со мной. И выясните, кто кого там пытался похитить, что там за история темная. Может, присяжный у любовницы ночевал, проспал, а теперь плетет невесть что.
И, сунув папку документов верной помощнице Верочке, Смирнов зашагал к выходу.
Денис же заговорил уже тихо:
— Ловко ты, Таня, прижучила нашего Львенка. Как обычно, порычал и успокоился. Но скажи, откуда ты знала, что присяжный вот-вот появится? И как тебе удалось до него дозвониться, если его мобильный был все время отключен?
Татьяна симпатизировала Денису, даже очень, однако, во-первых, любовные отношения на работе не поощрялись, а во-вторых, посвящать в перипетии своей судьбы коллегу она не намеревалась. Поэтому решилась солгать (а что еще ей оставалось?).
— Мужчина сам позвонил. Ты иди, я к тебе чуть позднее присоединюсь…
Она сказала это, заметив, что адвокат Светлый, склонив седую голову с тщательно уложенным пробором, стоит неподалеку и явно поджидает ее.
А на столе перед ним, среди папок с бумагами, все еще лежит смятая записка…
Денис, бросив на защитника мимолетный взгляд, подхватил кожаный портфель с документами и направился к выходу. Тогда адвокат Светлый, приблизился со словами:
— Татьяна Михайловна, я ваш поклонник!
Девушка пожала плечами и, продолжая собирать вещи со стола, пробормотала:
— Вы, Генрих Максимилианович, в первую очередь представитель обвиняемого, поэтому не думаю, что нам с вами подобает вести приватные беседы…
Светлый усмехнулся.
— Да полноте, Татьяна Михайловна, никто не заподозрит нас в том, что я, скажем, пытаюсь вас подкупить…
Таня защелкнула замки сумки и взглянула прямо на адвоката.
— А вы пытаетесь, Генрих Максимилианович?
Законник, снова усмехнувшись, ответил:
— Кстати, я всегда придерживался мнения, что разговоры подобного свойства лучше всего вести на людях, причем в официальных заведениях. Например, здесь, в Мосгорсуде. Потому что всякие тайные шпионские встречи по темным углам не по мне.
— По темным углам? Или, может, в мужских туалетах судебных зданий? — спросила Таня, с улыбкой взирая на собеседника и, чувствуя, как учащенно забилось сердце.
Генрих Максимилианович вздохнул:
— Чего не знаю, того не знаю, Татьяна Михайловна, ибо стараюсь, уж извините за подробности, не посещать уборные в наших судебных зданиях.
Адвокат рассмеялся. А потом с места в карьер произнес:
— Вы ведь понимаете, что если будете продолжать так и дальше, то у вас будут большие неприятности. Очень большие…
Если до последнего заявления господин Светлый походил на доброго английского джентльмена или почтенного американского сенатора, то теперь из-под благочинной маски проступило его истинное лицо — безжалостного, хладнокровного крючкотвора.
— Вы мне угрожаете, Генрих Максимилианович? — спросила Таня.
На что тот ответил:
— О, как вы могли подумать такое, Татьяна Михайловна! Разве можно угрожать столь прелестной юной барышне? Да и доказательства подобного нет. Я уже отмечал преимущество бесед на людях в официальных заведениях.
Таня молча смотрела на Светлого.
В университете она заслушивалась его лекциями — Генрих Максимилианович, профессорствовавший там, необычайно интересно и захватывающе рассказывал об аспектах профессиональной этики юриста, о моральных конфликтах и о самом страшном виде коррупции — подкупе собственного «я». Потом, сдавая ему экзамен, она даже позволила себе вступить с ним в небольшой увлекательный диспут — и в результате единственная на потоке получила «отлично». Но таких студенток у него наверняка сотни, вряд ли он ее помнил.
А адвокат продолжал:
— Поэтому дам вам дружеский совет, Татьяна Михайловна — не лезьте на рожон. Именно так сформулировал эту просьбу мой клиент, Леонид Григорьевич Чехарский. Вы с ним знакомы?
Таня, не забывая о записке, приблизилась к столу Светлого, на котором та и лежала. Требовалось отвлечь внимание противника.
Она отрицательно качнула головой.
— Колоритнейшая фигура. Уверяю вас, Татьяна Михайловна, колоритнейшая! Понимаю, вам, юристу третьего класса, помощнику прокурора, особе, полной идеалов и энергии, хочется и выслужиться, и покарать бандитов. Но мой клиент, заверяю вас, не бандит. И выслужиться, вернее, дослужиться до сколь-нибудь значительной должности, вам не удастся, если будете идти и против своего начальства в лице достопочтенного Льва Геннадьевича, и против меня, человека не без связей, и против моего клиента, обладающего связями в иных, не менее весомых, сферах.
