Гибсон Хэнд пошел работать в наблюдение, получил горяченькое дельце и укокошил пару человек в самую первую неделю. Его посадили в большой винный магазин на бульваре Олимпик. В то время вошли в моду смешанные бандитские пары. Если они грабили в белом квартале, то машину вел белый бандит, а его чернокожий напарник прятался на полу. И наоборот в черном квартале. Винные лавки в гетто приносят больше прибыли, но брать их рискованней из-за арсеналов, которые держат их хозяева.
Гибсон Хэнд сидел в одиночестве в задней комнате магазина за стеклом, которое снаружи казалось зеркалом, и смотрел телевизор. Дверь была закрыта не полностью, когда он услышал: "А ну, к стене, сволочи!"
Господи Иисусе, Они же все так говорят! Он выключил телевизор, взял "Итаку" и снял ее с предохранителя, придерживая рычаг большим и указательным пальцем, чтобы не было слышно щелчка.
Белый бандит был в резиновой маске поросенка, закрывавшей всю голову. Он также надел серые хлопчатобумажные рабочие перчатки. Маска была ему велика. Он всасывал и высасывал ее вместе с дыханием. В правой руке он держал старый армейский пистолет и водил им взад-вперед перед лицами окаменевших продавцов. Гибсон Хэнд знал, что ребята из засады на улице уже должны были идти к нему на помощь. Он ждал, пока бандит возьмет добычу. Хватай денежки, белокожий малыш! Брось размахивать этой штуковиной. Бери деньги, мальчик. Бери деньги.
Гибсон Хэнд вспотел, держа наготове ружье, и ждал, пока они возьмут кассу и направятся к двери. Тогда продавцы в безопасности. Тогда бандиты повернутся к тебе спиной. Тогда ты можешь "стрелять в деньги". Прямо в спину подонку. А потом уже можно кричать: "Стой! Полиция!" После того, как он благополучно скончался.
Гибсон Хэнд знал, что копы, которые сначала кричали, а потом давали себе безумную, проклятую возможность быть застреленными, существовали только на целлулоидной кинопленке, но не в реальной жизни. Где же, черт его побери, негр?
А вот и он. Проклятье! Его напарником был один из этих тупых нищих ниггеров. Он наверное пробыл последние двадцать лет в тюрьме и не заметил, что блестящие прямые брюки больше не носят. Даже сутенеры. На нем была маска, прикрывавшая лишь лицо. Дракула. Волосы завитые и замотаны в тряпочку. На ногах - широконосые в дырочках ботинки. Ботинки с тысячью глаз, как говорили раньше. Где, к дьяволу, он откопал это старье? Никто эти тряпки уже не носит, тупой ты ниггер! Гибсон Хэнд рукавом вытер пот с глаз. Черная половина пары подошел к зеркалу с наружной стороны и посмотрелся в зеркало через прорези маски Дракулы. Она была из пластика, не из резины. Она не втягивалась и вытягивалась, когда он дышал. Он просто тупо посмотрелся в зеркало. Тупой ниггер в маске вампира и с тряпкой на тупой вонючей башке. Держащий в руках крупнокалиберный обрез. Глядящий прямо в лицо умывающемуся потом Гибсону Хэнду, которого он не мог увидеть.
Теперь добыча в руках белого. Черный смотрелся в зеркало. Он все еще смотрелся, когда Гибсон Хэнд, поддавшись порыву, прижал дуло ружья к стеклу и выпустил заряд из дюжины крупных массивных дробинок. Зеркало взорвалось в лицо вампиру.
Белый бандит завизжал от потрясения и ужаса, когда его напарник, без маски и большей части головы, пролетел по полу винного магазина так быстро теряя кровь, что скользил по ней. Мертвое тело швырнуло через весь магазин до прилавка.
Белый бандит все еще визжал, когда Гибсон Хэнд выскочил из задней комнаты и вторым выстрелом из "Итаки" буквальным образом вышиб его из грошовых туфель в вечность. (Даже у него были вышедшие из моды туфли. Оба они оказались досрочно выпущенными из тюрьмы Фолсом и оба до сих пор одевались по моде начала 60-х. Бедный старый Кэл Гринберг единственный пожалел их, задавая себе вопрос, не слушали ли случайно они Глена Миллера).
Затем Гибсон Хэнд подошел к своей второй жертве и стащил поросячью маску с лица дергающегося в судорогах тела. Когда его помощники вбежали в магазин, они обнаружили, что Гибсон Хэнд держит маску перед лицом и говорит: "В-в-вот и все, ребятишки!"
Эту историю целый месяц рассказывали во всех участковых раздевалках. Но, к сожалению, съемочная группа с телевизионной станции, отличающейся оскорбительным отношением к полиции, телестанции, которую так ненавидел капитан Вуфер, оказалась поблизости, прослушивая полицейские каналы связи, и засняла, как Гибсон Хэнд повторил для пораженных детективов сценку с поросячьей маской. Ублюдок-режиссер показал этот сюжет первым номером в одиннадцатичасовой программе новостей, сказав, что Гибсон Хэнд может соперничать только с иранским аятоллой, который ликовал над останками мертвых американцев. И Гибсона Хэнда тут же перевели обратно в голливудский патруль. Он был в безысходном отчаянии, поскольку там, конечно, не подвернется столько возможностей убивать людей и выполнять другую полезную полицейскую работу.
Поэтому Гибсон Хэнд вернулся и шел теперь по бульвару Голливуд вместе с Бакмором Фиппсом. И, неведомая уличным чудовищам, вот-вот должна была случиться первая зацепка в деле Найджела Сент Клера. Морской пехотинец мочился на глину.
Морским пехотинцем, о котором идет речь, был восемнадцатилетним рядовым первого класса из Миннеаполиса по имени Гладстон Кули. Швед во втором поколении со стороны матери, он вместе с ее кровью унаследовал лучшие внешние черты викингов. Он был высоким, и, как говорят в скульптурных мастерских, был сложен так, как Микеланджело хотел бы видеть Давида. У него были золотистые кожа и волосы, и ярко-синие газа. Его единственный физический недостаток - случайный прыщик на теле от слишком усердного применения детского масла во время сеансов позирования. Коэффициент его умственного развития приближался к комнатной температуре, что делало его чрезвычайно исполнительным, отсюда - отличная модель для скульпторов и довольно сносный морской пехотинец.
Во время своих трехдневных увольнений из Кэмп-Пендлтона он зарабатывал до 400 долларов, позируя для скульпторов и фотографов в Голливуде. Он зарабатывал еще 200 долларов в качестве мальчика по вызовам для разборчивых клиентов, бесплатно селился в одном из северо-голливудских отелей просто потому, что находился на вызовах, и смотрел "Американский Джиголо" двадцать два раза. Он хотел посмотреть его в двадцать третий раз в тот день, когда мочился на глину.
В общем, к его помощи прибегали не в первый раз. И не так уж это редко в Голливуде. Скульптурная мастерская была небольшой и находилась на втором этаже, над магазином, где продавались кальяны, мундштуки для окурков и звездная папиросная бумага. Когда Гладстона Кули вызывали именно для этой работы на скульпторов, ему приходилось выпивать кварту Пепси-колы каждые 12 минут. Преподаватель, нанимавший его, утверждал, что мочевая кислота придает глине жизненность и делает скульптуру одухотворенной. Но даже со своим коэффициентом умственного развития Гладстон Кули догадывался, что ученики скульптора - просто Дети Удачи, и если они хотят платить ему пятьдесят долларов в час, его дело - писать на глину, из которой они лепят.
Но какой-нибудь скульптор из одиннадцати, лепивших на длинном столе, на котором морской пехотинец позировал в обнаженном виде, если не считать ленту с индейским рисунком на лбу, обязательно просил Гладстона быть другом и брызнуть пару лишних раз на его личную кучу глины.
Гладстон был исполнительным юношей и всегда пытался угодить просящему, пока они снабжали его бутылками с Пепси-колой. (Компания оскорбила его лучшие чувства, отказавшись платить за рекламу своего напитка при позировании и тем самым помочь им выиграть войну против Кока-колы).
В этот день он пописал на три личные кучки в дополнение к общему чану. Затем разразился спор между скульптором, получившим индивидуальную помощь, и не получившим. И как Гладстон Гули ни старался, он не мог выжать из себя ни капли для рассерженного скульптора даже после того, как вылил в себя одну за одной две кварты Пепси. Причиной было, конечно, напряжение от работы. Принимая во внимание злобные выпады и визгливые угрозы, носившиеся взад-вперед, надо констатировать, что он просто высох.
Ревнивый скульптор, на глину которого не пописали, схватил свою кучку и швырнул ее в того, кому пописали. Завязалась драка, которую не смог остановить преподаватель и благодаря которой Гладстону Кули захотелось домой, в свой тихий взвод автоматчиков. И он пошел бы домой, только скульптор, которому пописали больше, чем он того заслуживал, ответил на брошенную в него глину, подняв со стола мокрый глиняный шар и запустив им в своего антагониста. Он промахнулся, и шар вылетел из открытого окна и упал на бульвар Голливуд, где сбил фуражку с Бакмора Фиппса. Бесконечная цепь случайностей.
Когда с Бакмора Фиппса слетела фуражка, он стоял на бульваре и выписывал штраф за стоянку в неположенном месте владельцу ярко-красного "кадиллака" с откидным верхом - огорченному негру-сутенеру, который напрасно апеллировал к Гибсону Хэнду как брату по крови с просьбой отпустить его. Его все равно через два дня посадят в тюрьму из-за того, что одна шлюха подала на него в суд, утверждая, что он якобы сломал ей ногу. Да кто, кроме подлых баб-феминисток в составе присяжных, поверит, что собственными руками можно испортить принадлежащий тебе хороший товар?
