Они поймали до ушей накачавшегося наркомана по имени Граммофон Джонсон - опустившегося на дно бывшего диск-жокея - с охапкой садомазохистских журналов, который делал уже второй заход к своему полуразвалившемуся "шевроле". Граммофон Джонсон был из тех незадачливых воров, которые всегда убегают от полиции, даже когда видят нацеленное в лоб оружие и прожектора в темноте. На протяжении пятнадцати лет неудачных взломов полиция ранила его пять раз.
Он был из тех жуликов, о которых копы говорят: "Ты знаешь старика Граммофона?" - "Конечно, я в него пару раз стрелял".
Но сегодня не было нужды стрелять в Граммофона Джонсона. Он путешествовал на малой скорости, как в замедленной съемке, и думал, что удирает со всех ног. Он решил ограбить магазин после принятия дозы в два грамма хорошего героина, и у него перед глазами плыли летающие жирафы и большие разноцветные жуки, поедающие друг друга, когда Гибсон Хэнд приподнял его над тротуаром.
- Граммофон, какого дьявола ты тут делаешь? - с отвращением сказал Бакмор Фиппс.- Я хочу сказать, это же посреди бела дня, черт бы тебя побрал!
- Здорово, Бакмор. Здорово, Гибсон. - Граммофон Джонсон глупо улыбнулся, обнажив ряд корявых черных остатков зубов. - Я все объясню. Я познакомился с этими чудиками-мазохистами. Они носят с собой громадную палку. Назовем ее отделом образования. Тот, что побольше, всю дорогу лупит своего друга, когда надо и когда не надо. Хотя вроде нормальная пара. Они и послали меня на эту работу. Сказали, что им нужно еще чего-то для сегодняшней вечеринки. Предложили целый пакет белой неразбавленной китайской "пыли". Что я мог им ответить?
- Проклятье! Посреди бела дня! Мне бы надо заставить тебя побежать и пару раз подстрелить, - с отвращением сказал Гибсон Хэнд.
- В чем дело, офицеры? - сказал какой-то человек, спешащий к ним от "линкольна", который он только что остановил в переулке.
- Мне жаль, что так получилось, Бакмор, - заныл Граммофон Джонсон. - Я от этих чудиков с кнутами и прочим делом начинаю нервничать. Я думал, может стоит начать работать на других ребят, которые грабят, чтобы хоть немного поправить головку.
- Меня зовут Харви Х. Фэрчайлд, - произнес человек, протягивая Гибсону Хэнду визитную карточку. - Один из моих продавцов сказал, что сработала сигнализация, и я кинулся сюда как можно быстрее.
Итак, пока Гибсон Хэнд держал Граммофона Джонсона рядом с полицейской машиной, Бакмор Фиппс взял с Харви Х.Фэрчайлда заявление о взломе и помог снова включить сигнализацию. Харви Х. Фэрчайлд был розовым и добродушным, с телом, напоминающем грушу. Он щеголял кучей цепочек и перстней и шелковым костюмом, от которого не отказался бы и Бакмор Фиппс, чтобы появляться в нем в торжественных случаях в "Сверкающем куполе". Харви Х. Фэрчайлд сказал Бакмору Фиппсу, что торговля игрушками для садомазохистов была для него делом прибыльным, но противным, и дал клятву, что как только у него соберется кругленькая сумма, он это дело бросит и купит куриное ранчо в Согусе.
В общем и целом он оказался неплохим парнем. Он курил настоящие кубинские сигары и угостил одной Бакмора Фиппса, когда копы оставили его за починкой своей двери.
Только это была не его дверь. Это был не его магазин. Как позже восстановили детективы, после того, как он прошел в взломанную заднюю дверь магазина Бэтбайта, он потихоньку пробил стену в соседний ювелирный магазин и исчез с часами, кольцами и ожерельями на 275 тысяч долларов.
Когда в полицейском участке появился настоящий владелец магазина сувениров вместе с хозяином ювелирного, причем оба кричали и вопили об умственных способностях копов, и когда Бакмора Фиппса и Гибсона Хэнда вызвали по коду-2 к детективам вместе с никому не нужной визитной карточкой, принадлежавшей довольно ловкому взломщику, уличные чудовища тут же сообразили, что Граммофон Джонсон сговорился с Харви Х. Фэрчайлдом. Детективы едва удержали двух уличных чудовищ от того, чтобы они взломали камеру Граммофона Джонсона и линчевали его здесь же на месте, только его уже вытащил из тюрьмы некий адвокат, сказавший, что действует по поручению некоего Джуля П. Ладлоу, толстого розовощекого человечка в золоте и шелковом костюме.
Поэтому туго пришлось обитателям бульвара в течение следующих нескольких недель, пока Бакмор Фиппс с Гибсоном Хэндом старательно гнали самую память о своем Ватерлоо от рук Граммофона Джонсона и будущего трупа, называвшего себя Харви Х. Фэрчайлдом и Джулем П. Ладлоу. В эти унизительные для себя дни Бакмор Фиппс сломал два коренных зуба, скрипя ими от отчаяния, а Гибсон Хэнд - дубинку, стукнув ею с расстройства по столбу. Во время своей бесполезной охоты уличные чудовища почти не разговаривали. Вместо вопроса, кому вести машину, а кому дежурный журнал, Бакмор Фиппс или Гибсон Хэнд с бешенством смотрели друг на друга и спрашивали: "Как насчет того, чтобы ты сегодня сидел за рулем, а я за дубинкой?"
Поэтому, зная, что Бакмор Фиппс с Гибсоном Хэндом скашивают всех подряд на бульваре Голливуд, устроив охоту, невиданную со времен Бостонского душителя (они атаковали, как пара взбесившихся слонов, каждый притон, каждое сборище наркоманов в поисках исколотого живого трупа Граммофона Джонсона), тощий наркоман решил, что настала пора сесть в автобус вместе с частью добычи Харви Х. Фэрчайлда и махнуть обратно в Литтл Рок для встречи с семьей на вечные времена. Граммофон Джонсон очень хорошо знал, что для бывших диск жокеев и взломщиков-наркоманов жизнь в Литтл Роке намного тяжелей, но он также знал, что, насколько это касается его лично, Бакмор Фиппс и Гибсон Хэнд пленных брать не будут.
6. ПРОСТО БИЛЛ.
- За последние два дня я тебе выдал больше пасов, чем Роджер Стобах за всю свою футбольную карьеру, - пожаловался Хорек.
- Тогда принимай, - простонал Куница. - У меня ребра болят так, будто я провел десять раундов против Ларри Холмса.
- Нет уж. Если я тебе буду бросать мяч, я промахнусь и опять разобью окно. Как раз то, что нам надо. Черт с ним, давай отдохнем.
И два нарка, одетые сегодня в футболки, джинсы и кеды, а не в кожаные пиджаки и мотоциклетные ботинки, взяли мяч и отступили полквартала к своей зеленой "тойоте", где находился их разнообразный арсенал камуфляжа.
Два дня они изображали любителей футбола, наблюдая за одним из домов на бульваре Лос-Фелис. За два дня до того они были садовниками после того, как им посчастливилось найти на этой улице дом, жильцы которого уехали в отпуск. Хорек подстриг газон семь раз. Куница выполол все сорняки, обрезал розы, подстриг плющ на фасаде, и когда дел для них больше не осталось, начал все сначала. Это занятие предоставляло для них прекрасный наблюдательный пункт, с которого можно было без помех обозревать данный дом, но после двух дней сверхстарательной работы во дворе не осталось поживы даже для голодной улитки. Когда сад приобрел такой вид, словно на нем побывала туча саранчи, они упаковали свой садовый инвентарь. Затем они стали играть в футбол.
Хозяин дома, за которым они следили, судя по сообщению обычно надежного доносчика по имени Сокс Уилсон, торговал кусками гашиша величиной с огурец и хвастался, что на этой самой неделе выведет свой серебристый "Мерседес 450 SL" из гаража и купит новую партию наркотика на причалах Сан Педро. В местных архивах значилось, что дом принадлежит некоему Рандольфу Уотермену, который сдал его внаем отдыхающей супружеской паре, сдавшей его, в свою очередь, в поднаем оптовому торговцу наркотой или одному из его друзей. Нарки не смогли узнать имя торговца, они узнали только, что все называют его Биллом.
- Билл, а дальше? - потребовал ответа Куница у Сокса Уилсона.
- Не знаю я, не знаю, Куница, - ныл Сокс Уилсон. - Помереть мне на этом месте, если вру.
- Если врешь - помрешь, - пообещал Куница.
- Если врешь - быстро помрешь, - пообещал Хорек, чистя ногти стилетом.
- Его все зовут Биллом, - умолял их Сокс Уилсон. - Просто Биллом, и все.
Не сказать, чтобы этот арест стоил мозолей на руках от газонокосилки или теплового удара от перебрасывания мяча весь день напролет, но оказалось, что капитан Вуфер живет именно на этой улице, и когда он услыхал, что там торгуют отравой (идиотская ошибка Куницы - рассказать все капитану Вуферу), он приказал наркам выползти из своих кожаных облачений, привести себя в божеский вид - насколько это возможно, не сбривая бород и гривы, - и взять этого сукиного сына, осмелившегося запятнать позором улицу, на которой капитан проживал двадцать года. Это было, наверное, единственное расследование, на которое капитану Вуферу было не наплевать, не считая дела Найджела Сент Клера. Куница с Хорьком рассчитывали на приличную выволочку, если не накроют "Просто Билла, и все" в ближайшие дни.
Тем не менее, существовало еще одно расследование, затрагивающее интересы капитана Вуфера больше, чем дело "Просто Билла" и Найджела Сент Клера вместе взятые. Это было сверхсекретное расследование, проводимое Отделом Внутренних расследований. Дело заключалось в том, что кто-то пытался загнать капитана Вуфера в могилу. Это продолжалось уже больше трех месяцев. Хотя ни капитан Вуфер, ни охотники за скальпами из Отдела Внутренних проблем не догадывались об этом, все началось с показа по местному телевидению фильма "При свете лампы", где Чарльз Бойер пытается загнать в могилу Ингрид Бергман, и это ему почти удается. Все полицейские хорошо знают: жизнь подражает не искусству, а мелодраме.
