Стахеев нагнал последнего из цепочки беглецов, растянувшихся по штреку. Вполголоса позвал:
— Эй, вы ведь из второго шурфа не туда пошли. Это в тупик ход. Передай вперед, чтобы поворачивали. За мной идите.
И, освещая себе дорогу факелом, отправился назад.
Подождав на дне шурфа, пока из штрека покажется бандит, с которым он только что разговаривал, Иннокентий кивнул ему на соседний штрек и сам быстро нырнул в него. Ткнув факел в кучу пустой породы и загасив его, он что есть духу помчался по штреку, одновременно ощупывая ладонями свод. Когда рука ушла в пустоту, он остановился и забрался на крепежную балку.
Через полминуты под ногами у него промелькнул факел, потом еще и еще. Как только Стахеев насчитал шестерых, он сразу же спрыгнул в проход и принялся лихорадочно выворачивать балку на краю пустой полости.
Бандит, первым пробиравшийся по штреку, остановился перед деревянным щитом, закрывавшим проход. Оглянулся, поджидая остальных. Увидев Кабакова, сказал:
— Дверь, что ли…
— Так чего вылупился? Открывай! — прошипел тот.
Бандит поддел ножом край щита и откинул его в сторону.
И тут же сзади раздался грохот обваливающегося свода.
Стахеев выбрался на дно шурфа, держа в руке тлеющий факел. Принялся изо всех сил дуть на него. Но огонь не разгорался. Тогда Иннокентий растеребил берестяную обертку и стал снова раздувать обуглившиеся кольца. И пламя, наконец, охватило кору.
Подняв факел над головой, Стахеев осмотрел стены, уходившие вверх. Но редкий крепеж был таким трухлявым, что нечего было и думать о том, чтобы взобраться по нему к ярко голубевшему в вышине выходу.
Тогда Иннокентий сдернул с себя гимнастерку и подпалил ее, а потом и вовсе обернул затлевшейся тканью факел. Удушливый дым заполнил все пространство шурфа.
Задыхаясь от кашля, вытирая кулаком обильные слезы, Стахеев смотрел наверх. И когда в голубом пятачке появилась чья-то голова, громко сказал:
— Это я, Стахеев.
И подземелье подхватило его слова, разнесло по закоулкам штреков.
В отверстии шурфа появилось еще несколько голов.
— Живой, Кешка?
Иннокентий узнал голос Панова. И вполголоса проговорил:
— Живее не бывает. Спускайтесь с лопатами. Я тут вам шестерых судариков приготовил. Да в тот штрек, что с журавлем — ближний к лесу, туда кого-нибудь отправьте — там еще двое сидят.
— Тех уже вытащили, — голос Гончарова звучал радостно, с какими-то мальчишескими нотками.
Стахеев сидел на бревне возле барака, еще какой-то час назад служившего пристанищем банды, и старался натянуть на себя узкую гимнастерку, одолженную одним сердобольным милиционером. Тот, придерживая полу то и дело расходившегося на груди ватника, оправдывался перед Гончаровым:
— Да я, товарищ уполномоченный, все едино под пильщика дров одет, пущай он в форменке пофорсит — герой как-никак. Негоже его в телогрейке содержать.
Группа милиционеров окружала Кабакова и его сподвижников — чумазых, в рваной одежде, перепачканной землей и сажей. Бандиты со связанными руками сидели прямо на траве спинами друг к другу, мрачно озираясь по сторонам.
Вовк и Жуков также стояли здесь, с брезгливым любопытством разглядывая разношерстную компанию. Потом, увидев в стороне Стахеева, они словно разом позабыли о существовании банды и направились к Иннокентию.
— Ну, орел, орел, ничего не скажешь, — еще на ходу начал Вовк.
Подойдя, принялся церемонно трясти руку Стахеева, словно при вручении грамоты.
— Спасибо от руководства отдела, от всего личного состава…
Начальник отделения службы вдруг осекся, сообразив, что вышло уж очень казенно, и с какой-то просительной интонацией продолжал:
— Иннокентий Иванович, пойдешь к нам в отдел?… У нас ведь бронь. А нам без таких людей — сам понимаешь…
И провел себя ладонью по горлу.
Стахеев смущенно покачал головой.
— Не-ет, меня на войне ждут.
— А у нас разве не война? — с обидой в голосе спросил Жуков.
Подъехала запыленная «эмка». Из нее вышли Нефедов и Боголепов. Глянули на бандитов и сразу же направились к Стахееву. Тот вскочил, просунул большие пальцы под ремень и согнал складки гимнастерки на спину. Приложил ладонь к виску.
— Товарищ майор…
— Да ладно, — улыбнулся Нефедов и с отечески-сострадательной интонацией спросил: — Намаялся?
— Чего там, — забыв про рану, Стахеев бесшабашно махнул рукой и тут же скривился от боли.
— Ты чего, Кеша? — Боголепов со встревоженным лицом подался к нему.
— Пустяк, — покраснев от того, что не удалось скрыть свое состояние, Стахеев отвел глаза в сторону.
Но едва его взгляд упал на Бо Фу, он сразу забыл о своем конфузе. Быстро сказал:
— Товарищ майор, разрешите доложить…
Устаревшее ныне название эвенков-оленеводов, живущих в Северном Приамурье.
