— Нет, правда… В последнее время я вообще ничего не пью…
— В монашки, что ли, подалась? Или в секту какую записалась?
Ника рассмеялась. За последние дни ее уже называли и Пенелопой, и Евой. Только монахини и сектантки в ассортименте не хватало…
От обязательно последующего — она это чувствовала! — приглашения на медленный танец Ника заранее решила откреститься вежливым: «Извините, у меня что-то голова кружится…»
А голова у нее кружилась и в самом деле. Почему-то квас всегда пьянил ее не меньше пива. Но, конечно же, не только поэтому она не желала сливаться в танцевальных объятьях с докучливым соседом.
Во-первых, он ей просто не нравился. Во-вторых и в-третьих, он был одет в деловой костюм, белую рубашку со строгим галстуком и от него пахло парфюмом. Таких мужчин Ника не воспринимала как Мужчин. Они не пробуждали в ее душе никакого вдохновения. Ей нравились молодые люди в свободных, мягких одеждах, от которых пахло не парфюмом, а солнцем, свежестью и мечтой. Такие, как ее Вовка…
— Пойдем, потанцуем, — сосед по-хозяйски потянул Нику за плечо.
— Извините, у меня что-то голова кружится, — пробормотала она.
И тут ухажер вознегодовал! Он даже пристукнул кулаком по столу, отчего вилка с кусочками оливье выпрыгнула из тарелки прямо на его дорогие черные брюки с идеально отглаженной «стрелочкой».
— Да что ты из себя строишь?! Перед кем выпендриваешься?! Водку она, видите ли, презирает, танцует и разговоры разговаривает, похоже, только с избранными. А кого ты этими избранными считаешь? Мужа, что ли, своего придурошного, который живет не пойми как и не пойми где? Мне брат твой, именинник, про него рассказывал… Ты сама-то по каким принципам существуешь? Можешь мне конкретно объяснить? Выложи свое кредо, если оно, конечно, у тебя имеется!
— Да пошел бы ты со своим кредо куда подальше, — себе под нос пробормотала Ника и ретировалась на кухню, чтобы окончательно не завестись и не наговорить чего не следовало.
* * *
На кухне царила уютная тишина. Веселенькие шторы на окнах удачно сочетались с разноцветным чайником со свистком, стоявшим на газовой плите.
На табуретке у батареи сидела маленькая черноволосая девушка. Когда она подносила сигарету к своему кукольно-крохотному рту, невозможно было не удивиться узким кистям ее рук с неправдоподобно длинными наманикюренными пальцами.
— Решили отдохнуть от громкой музыки и танцулек? — приветливо встретила она Нику.
— Да. А еще — от своего соседа… Ой, мои любимые сигареты! — воскликнула Лосовская, заметив на кухонном столике распечатанную пачку «Парламент лайтс». — Можно я возьму?
— Конечно, берите, — ответила черноволосая, протягивая Нике зажигалку.
Они познакомились. Миниатюрную брюнетку звали Кирой и работала она экскурсоводом в том самом музее зарубежного искусства, где произошел недавний инцидент с уборщицей Анастасией Степановной.
«Этого не может быть! Это уж слишком!» — изумилась такому совпадению Ника. Правда, на самом-то деле она была уверена, что в жизни возможно всё и невозможного просто не бывает… Ее потянувшаяся к зажигалке рука остановилась на полпути: она вспомнила о своем невыясненном состоянии и отложила сигарету в сторону, как можно более очаровательно улыбнувшись удивленной Кире.
Поболтав о том о сем, девушки решили, что час уже поздний и им надо торопиться на метро. Прощаясь с хозяевами, Кира охотно выпила «на посошок». Ника отказалась, сказав что ей «уже достаточно».
В шумном платье муаровом вы такая эстетная…
И. СеверянинНика Лосовская и Кира Ампирова успели забежать в метро перед самым его закрытием. Изящной наманикюренной ручкой Кира достала из специального кармашка своей элегантной сумочки проездную карточку и миновала метрошные турникеты с достоинством королевы, направляющейся к лимузину. Ника с трудом отыскала где-то на дне рюкзачка последний жетон и чуть в коварном турникете не застряла.
Принятая «на посошок» рюмка сделала свое дело: сдержанная Кира вдруг стала безумно болтливой. Пока девушки добирались до станции «Гостиный Двор», где им предстояло разъехаться в разные стороны, Ника многое узнала о жизни очередного теоретика изобразительного искусства, встретившегося на ее пути.
Как и ожидала новоявленная сыщица, разговор коснулся ЧП, недавно произошедшего в музее, где трудилась ее новая знакомая.
— Представьте, уборщица — совершенно «ню»[4] и декорированная украшениями из «Золотой кладовой»! — щебетала Кира.
На всякий случай, Ника решила не афишировать свою осведомленность о музейном инциденте. Ей стало ясно, что никакой новой и ценной информации от Киры она не получит.
Тогда ее новая знакомая перешла к рассказам о своей личной жизни. Она сообщила, что необычная внешность досталась ей от прадедушки. Он был настоящим турецким подданным, но в свое время перебрался в Россию, а точнее — в российскую Удмуртию.
Там, в Удмуртии, Кира и выросла. А в семнадцать лет приехала в Ленинград, где через год выскочила замуж за подававшего надежды рок-музыканта. Он очень любил ее, правда, через год супружеской жизни сильно запил. Разводиться Кира не спешила, потому как поступила в институт, а собственного жилья в городе не имела. Приходилось терпеть.
Правда, в последнее время всё это стало неважным: Кира встретила свою настоящую любовь…
Зовут его Влад. Он умен, образован, слушает только классическую музыку и пьет лишь по большим праздникам. Он романтичный, эстетичный, прекрасно разбирается в живописи и увлекается индийской йогой. Но, несмотря на все эти замечательные достоинства, жизнь его складывалась непросто.
Папочка Влада, узнав, что его сын-студент занимается таким «непотребством», как йога, повесил на холодильнике в кухне замок, дабы «свихнувшийся» отпрыск не залезал туда без спросу, и тем самым выжил его из родного дома. Пришлось Владу переселиться к бабушке, которая вскоре умерла, оставив ему неблагоустроенную квартирку в центре Питера.
— …Когда мы летом едем с ним за город в разных вагонах электрички…
— А почему в разных? — удивилась Ника.
— Я очень боюсь случайно встретить свою свекровь, — призналась Кира. — А вдруг она расскажет моему законному супругу и он выгонит меня из дому? Где я жить-то буду?
— Так значит, нужно развестись с ним и снова выйти замуж, за Влада, — предложила Ника. — С милым рай и в шалаше, не то что в квартире в центре Питера, пусть и неблагоустроенной…
— Если бы всё было так просто! — Кира прикусила губу. — Стоило мне на месяц уехать к маме, как Влад умудрился жениться…
— Неужели? — стандартно удивилась Лосовская.
— Да! И его жена толстая и конопатая!
На это Ника уже вообще не нашлась, что ответить. Только вспомнила веснушки, возникающие весной на носу ее мужа Вовки и исчезающие зимой. Они ей так нравились!..
Надо стараться понять всё,
Что берешь в руки.
Следователь Мармеладов сидел за неудобным рабочим столом на неудобном казенном кресле и рассматривал браслеты и бусы, украшавшие совсем недавно потерпевшую музейную уборщицу Анастасию Степановну.
Во время вчерашней беседы со следователем уборщица заявила, что эти вещи ей не принадлежат. «Но чем черт не шутит, — размышлял Семен. — Может, придя в себя, она их еще и признает…»
Накануне Мармеладов, вопреки всем служебным инструкциям, принес это добро к себе домой, чтобы послушать компетентное мнение жены о данных — чисто бабских — штучках. Комментарий Стеллы был, как всегда, безапелляционным: «Зачем ты в квартиру всякое барахло тащишь? А вдруг оно заразное или, не дай бог, радиоактивное?!»
Резюме супруги подтвердило предположения Мармеладова: на Анастасии Степановне в момент ее обнаружения в музейном зале номер двести пятьдесят четыре была дешевая бижутерия. Такая продается в любом галантерейном магазине.
— А как тебе вот эти янтарные бусы? — наивно поинтересовался Семен.
Стелла смерила мужа снисходительным взглядом:
— Это, милый мой, пластмасса. Неужели ты не способен отличить пластмассу от настоящего янтаря?
— Ну не способен, извини, — смущенно пробормотал Мармеладов, убирая «цацки» в портфель.
Перед походом домой к уже отпущенной из больницы уборщице он решил устроить перекур и отправился на лестничную площадку, потому как в собственном кабинете не курил.
На площадке юный оперативник Шурик фасонисто пускал изо рта почти идеальной формы колечки дыма. В одной руке Шурик держал сигарету, другой же рукой методично подбрасывал вверх и вбок — по дуге — маленькую монетку, стараясь, чтобы она проскочила сквозь колечко дыма, как цирковой тигр прыгает сквозь огнедышащий обруч дрессировщика.
