Тогда я забарабанил в нее кулаками, и – о чудо – дверь распахнулась сама собой. Мне показалось это странным. Однако я вошел в квартиру. Вокруг была тишина.
– Эй! Есть тут кто-то? – позвал я.
Ни звука. Я заглянул в гостиную, там никого не было. Мне пришло в голову, что Соболев накануне выпил лишнего и теперь лежит в спальне в состоянии бревна. Я отправился туда и увидел труп на полу. Огромный нож, казалось, пригвоздил тело к дубовому паркету. Я видел всякое, но зрелище было не из приятных. Пока я стоял и раздумывал, как быть и что делать дальше, в прихожей раздались тихие шаги. Черт! Это совсем не входило в мои планы. Если это тот, кто убил папашу, то он зарежет и меня. У меня при себе нет ничего, что могло бы меня защитить. А если это соседи или менты, то дело мне обеспечено.
– Костя! – послышался из прихожей старческий голос, показавшийся мне странно знакомым. – Костя, ты дома?
Слух у меня как у кошки, это природное, с детства. В следующее мгновение я узнал того, кто говорил. Старушка учительница, которую я обокрал. Это точно была она. Шаркала по всей квартире и звала Костю. Но она-то что здесь делает? Не успел я принять какое-то решение, как она уже была в спальне. Взглянула на труп, затем на меня. На лице ее отразился ужас.
– Боже! Что это! Убийца!
Убийца – это она мне. Ну а как еще? Я один в незапертой квартире рядом с зарезанным. И видок у меня что надо. Прямо просится за решетку. Что я мог ей ответить? В этой ситуации – ничего. Я видел, что она боится меня. До обморока боится. И вот-вот бросится наутек. Так и вышло. Она повернулась и побежала в прихожую, на ходу призывая на помощь. А я, дурак, ничего лучшего не нашел, как кинуться вслед за ней. Я хотел опередить ее и удрать. Но не тут-то было. На крик старушки выглянули бдительные соседи. Один из них просто Кинг-Конг. Он, как снаряд, метнулся за мной по лестнице и настиг. Бороться с ним было бессмысленно – у нас разные весовые категории. Этот Орангутанг притащил меня обратно на площадку. Там уже вызвали полицию. Я понял, что влип по полной. Мало того, что при жизни папаша не дал мне ничего, так еще и смертью своей он ухитрился запихнуть меня за решетку. Я болтался в руках Кинг-Конга, стараясь не встретиться взглядом со старушкой. Но она все равно узнала меня. Вот глаз-алмаз. Так и сказала:
– Ты же этот… сантехник!
Менты должны были приехать с минуты на минуту. И тогда пиши пропало. На свободу я выйду, когда мне будет далеко за тридцать. Если вообще выйду. Все эти печальные мысли табуном теснились в моей голове, и внезапно я понял, что сдаваться нельзя. Нужно рискнуть. Я рванулся из рук Кинг-Конга так, что затрещали кости. Из глаз моих брызнули искры. От боли я ничего не соображал, ноги сами несли меня вниз по ступенькам. До сих пор не понимаю, как я не упал и не сломал себе шею. За мной грохотали шаги. Это Орангутанг не желал смириться с потерей добычи. Но я успел! Я выскочил за дверь на десять секунд раньше его. Дальнейшее было делом техники. Очутившись на улице, я почувствовал себя в своей тарелке. Юркнул в какой-то магазинчик поблизости, отыскал дверь в подсобку, зашел. Мне тут же, не глядя, всучили тележку с товаром. Видимо, у них была текучка среди грузчиков. Мозги у Кинг-Конга работали далеко не так хорошо, как бицепсы. В магазин он заглянуть не догадался. Из окна я видел, как он бегает по улице в растерянности. Затем он ушел. А я услышал полицейскую сирену. Медлить было нельзя. Я кинул незаконно присвоенную тележку и был таков.
От ментов я сбежал. Но это было лишь частью дела, причем частью весьма незначительной. Вопрос был в том, что делать дальше? Камеры меня засветили, пальчики, которые я оставил на дверных ручках, в два счета найдут в базе. Наверняка уже объявлен розыск. В квартире засада. Улицы прочесываются.
Рука болела адски. Так сильно и нестерпимо, что мне хотелось улечься на асфальт прямо посреди улицы. И будь что будет. Но я упрямо тащился по каким-то задворкам и переулкам. Перед глазами у меня была сплошная серая пелена. Я все шел и шел, пока не стало темнеть. Тогда последние силы покинули меня. Я понял, что, если не найду себе пристанище хотя бы на сегодня, мне конец. Но где его найти, это пристанище?
Внезапно в мою объятую жаром и бредом голову пришла невероятная мысль. Старушка учительница! Единственным местом, где меня не станут искать, был ее дом. Почему-то я чувствовал, что она не сдаст меня ментам. Не знаю почему, но чувствовал. А если сдаст – ну, значит, так тому и быть…
И я, собрав в кулак остатки воли, поперся к ее дому. На мой звонок никто не открыл – видно, она еще не вернулась, от следствия так просто не отвертишься. Я плюхнулся на пол под дверью и стал терпеливо ждать. Когда мимо проходили соседи, я вставал и делал вид, что протираю лестничные перила, типа дворник. На мое счастье, проходящих соседей в тот вечер было мало. Возможно, все уже вернулись домой. Или Бог меня спас…
Я понял, что это она, по хлопку двери. Хлопок был какой-то особенный, бережный, что ли. И вслед за этим по лестнице зацокали ее ботинки. Она стояла и смотрела на меня, и по выражению ее лица мне стало ясно: она что-то узнала про нашу с папашей связь. Наверное, обнаружила свои ключи в гостиной на комоде – они там так и лежали с тех самых пор, как я их принес. Отчего Соболев ими не воспользовался, без понятия, видно, занят был чем-то другим. Если честно, к тому времени мне уже все было по барабану. Боль была такая, что я плохо соображал. Я плавал в боли, как в безбрежном океане, куда ни сунешься – везде эта боль, окутывает тебя с головой, не дает вздохнуть.
Она что-то говорила, кажется, называла меня негодяем, убийцей, кричала, чтобы я убирался вон. А у меня глаза слипались, я видел мать. Она плыла в большой белой лодке и махала мне рукой. Звала к себе. И мне так захотелось к ней, в эту лодку. Почему-то я был уверен, что там, куда она плывет, нет ни боли, ни голода, ни холода, а лишь сплошная благодать. Но
