диван. Ему казалось, что рядом сидит Катя. Гладит его ласково по голове. Он пытался поймать ее ладонь, прижать к щеке. Но она все время ускользала.
– Катя, что я наделал! Катя, прости меня. Я ничего не понимаю, Катя. Зачем ты ушла?
По лицу катились слезы, но он не замечал их. Только все ловил и ловил мягкую женскую ладонь, шаря руками в воздухе…
В дверь позвонили. Наверное, сосед. Пришел отдать долг. Он встал и, спотыкаясь, побрел в коридор.
– Откройте, полиция, – донеслось из-за двери.
– Вы ошиблись. Я не вызывал полицию. – Он хотел пойти обратно, но звонок грянул снова и снова.
– Гражданин Корзун. Вы подозреваетесь в убийстве Константина Соболева. Открывайте, у нас ордер на обыск.
– Вот так, Катюш, – пробормотал он, – у них ордер на обыск. Такая вот петрушка…
Ему показалось, что белая, почти прозрачная тень вылетела из комнаты и встала рядом с дверью.
– Ты хочешь открыть им? Не надо, я сам. Я же мужик… – Он повернул колесико замка…
29
…Мы сидели на кухне за столом и пили чай, я, Регина и Аня. Та только что проводила на вокзал ренегата Морозова – он возвращался в свой Воронеж. Аня принесла яблочный пирог собственного изготовления. На моей руке красовался новенький гипс, пирог вкусно пах сахарной пудрой и корицей. На меня нашло небывалое благодушие. Я вполуха слушал Анино веселое чириканье, ел пирог и посматривал на Регину. Та выглядела спокойной и умиротворенной, даже морщинки под глазами разгладились, и лицо будто помолодело.
– Кстати, Артем, что думаешь насчет работы? – спросила Аня, нарезая остатки пирога. – У меня отличная мысль – устроить тебя к нам в школу лаборантом. Химику как раз был нужен. Как тебе такое?
Я промычал что-то невнятное. Регина поставила на стол чашку.
– Хорошая идея, Анюта. Но у меня есть новости. Галина Ивановна звонила, это служительница музея. Говорит, им нужен человек, помощник, что-то вроде завхоза. Кое-что прибить, подремонтировать. Но в основном заниматься рекламой, обновить сайт, он у них очень древний. Мне кажется, Артему это больше подойдет.
Она вопросительно глянула на меня. Я кивнул. Руки у меня вроде из того места растут, откуда надо. Вернее, пока одна рука, но рентгенолог сказал, что кость моя потихоньку срастается и гипс вскоре можно будет снять. Ну а компьютер – это то, где я себя чувствую как рыба в воде.
– Вот и славно, – обрадовалась Регина. – Сейчас отдыхай, а с понедельника за работу.
Мы еще посидели, поболтали о всякой ерунда. Точнее, болтала Аня, а мы с Региной слушали ее. Потом Аня засобиралась домой.
– Поздно уже. Завтра вставать рано в школу. Да и Регине Сергеевне отдыхать пора. Артем, проводишь?
– Провожу.
Мы вышли в прихожую.
– Осторожней, – крикнула нам вслед Регина.
Конечно, она волновалась. Я, можно сказать, первый раз выходил на улицу легально, а не с чужим паспортом.
– Не переживайте, Региночка Сергеевна, мы быстро, – успокоила ее Аня. – Тут ведь рядом.
На улице по-прежнему была теплынь. Последние деньки бабьего лета. Только мы вышли из подъезда, стал накрапывать дождь. Аня раскрыла зонтик и взяла меня под руку. Мы молча шли по тротуару, огибая лужи. Вскоре показался Анин дом.
– Ну вот. – Она остановилась неподалеку от подъезда. В свете фонаря я хорошо видел ее лицо. Загнутые ресницы, чуть курносый нос, губы бантиком. В ушах у нее подрагивали прозрачные сережки-капельки. – Спасибо, что проводил. – Аня улыбнулась, слегка тряхнула головой. Капельки сразу же затанцевали, переливаясь всеми цветами радуги.
– Не за что, – ответил я и вдруг, совершенно неожиданно для себя, спросил: – Сходим куда-нибудь на выходных?
– Я пока еще не знаю своих планов. – На самом дне Аниных глаз мелькнули чертики и показали мне нос.
А она ничего девчонка, эта Анька. Только с виду простая скромница, а так-то характер дай боже.
– Ясненько, – проговорил я с деланым безразличием.
– Давай созвонимся в пятницу, – предложила она. – Я позвоню.
– Давай, – согласился я.
Аня протянула мне зонтик.
– На, держи. А то гипс намокнет. Потом отдашь. – И повернувшись, быстро пошла к подъезду.
Хлопнула дверь. Я остался стоять под фонарем, держа в руке открытый зонтик. Мне было отчаянно весело. Хотелось разбежаться и на всем ходу перепрыгивать через лужи. Как в детстве. Или сигануть через какой-нибудь забор. Но никаких заборов рядом не было, а лужи слишком мелкие, чтобы через них прыгать. И я не спеша пошел в сторону дома. Я шел и представлял себе, как в понедельник приду на работу. У меня будет шанс узреть наконец триптих Льва Соколовского целиком. Регина подарила свою картину музею, и то полотно, что украл у отца Корзун, тоже вернули в экспозицию. Сбылась мечта Аллы Корзун, но, к сожалению, слишком поздно.
Я вдруг понял, что имела в виду Регина, когда рассказывала мне о фениксе. Она говорила вовсе не о птице, а обо мне. Все преодолеть, не сломаться, выстоять во что бы то ни стало. Восстать из пепла и лететь над ним, назло бушующему внизу пламени. Она хотела, чтобы было именно так, и в моей власти выполнить ее желание…
Когда я подошел к дому, была ровно полночь. В окне на втором этаже горел свет. Регина не спала. Ждала меня. Я знал, что сейчас она мне скажет: «Артем, поздно-то как. Давай скорее ложись. Утро вечера мудренее». Я бегом поднялся по лестнице. В кармане у меня лежала связка ключей, моих собственных, с брелоком в виде смешного, одноглазого китенка. Но я все равно нажал на звонок. Дверь распахнулась сразу. Регина стояла на пороге в длинном халате и остроносых тапочках.
– Артем, как поздно! Скорее ложись, утро вечера мудренее…
Когда кого-то очень сильно любишь, то способен читать его мысли наперед. Возможно, это и есть телепатия, называйте, как хотите, мне все равно.
