– Послушай, а не мог он проходить свидетелем по какому-нибудь делу? Возможно это выяснить? – высказала я внезапно возникшее предположение. – Если он является ценным свидетелем для следствия, то для обвиняемого его исчезновение как нельзя кстати, верно?
Мельников удивленно посмотрел на меня.
– Так он преступник или жертва? – переспросил он.
– Это я и пытаюсь выяснить. Слушай, Андрюш, узнай по своим каналам, может, Дронов и вправду числится свидетелем, понятым или участником ДТП. Сделаешь?
– Попытаюсь, – пообещал Мельников.
– Вот спасибо, – поблагодарила я, вставая, и, вспомнив фразу Мельникова о театре, добавила: – Обещаю, в следующий раз мы встретимся в более романтической обстановке.
– Иди, – отмахнулся Мельников. – Завтра подъезжай часам к десяти, передам тебе пропуск в архив.
От Мельникова я сразу поехала домой, только в магазин заскочила, купить кое-какие съестные припасы. У дверей квартиры меня поджидал сюрприз в виде соседки, Любови Ивановны. Увидев меня, она накинулась с упреками.
– Что же вы так меня подводите, Танюша? Я из кожи вон лезу, чтобы привести ваше жилище в порядок, а вы нарушаете все мои договоренности, – запричитала она.
– Какие договоренности? – переспросила я, догадываясь, о чем, вернее, о ком идет речь.
– Как это «какие»? А Родион Матвеев? А мой специалист по ремонту? Разве вы не получали от него записку? – возмущенно спросила Любовь Ивановна. – Родион звонил, пожаловался, что вы отказались приехать. А бедный Бехруз? Прождал вас два часа, а все без толку.
– Ну, насчет Родиона вы сами виноваты. Ведь это вы не предупредили меня о том, что планируете назначить ему встречу со мной, – возразила я. – А кто такой Бехруз и почему он ждал моего прихода, я понятия не имею.
– Бехруз – это тот, кто ведет ремонтные работы в вашей квартире, – сообщила Любовь Ивановна. – И он-то как раз поставил вас в известность, что к шести вечера вам надо быть дома с обоями. Он же оставил вам записку. Я лично проконтролировала это.
– Ах, вот оно что, – протянула я. – Тот белый листок в ручке моей двери и есть послание от Бехруза? Очень мило. Пойдемте, я покажу вам его.
Я открыла дверь, пропуская соседку внутрь. Отыскав листок, я развернула его и протянула соседке.
– И где, по-вашему, тут написано, что Бехруз собирается меня посетить? – спросила я.
– Да вот же: «Приду в шесть». Он и пришел, а вас нет. Ждал, сколько мог, – тыча пальцем в надпись, произнесла соседка.
Снова взглянув на каракули, нацарапанные на листке, я усмехнулась. Вот как надо было трактовать корявую фразу «Приходыть 6»!
– Послушайте, Любовь Ивановна, я понимаю, что вам хочется обойтись минимальными затратами, но ваш работник никуда не годится, – решительно заявила я. – Предлагаю пройти на кухню и оценить фронт работ, выполненный вашим «специалистом».
Я взяла соседку под локоть и потащила на кухню. Обведя рукой пространство, я произнесла:
– Вот как выглядит моя кухня после месяца трудов вашего Бехруза. Впечатляет?
– Но, позвольте, вас же никогда не бывает дома. Чего же вы хотите, если сами не даете человеку возможности честно выполнять свою работу? – не так уверенно, как прежде, возразила соседка.
Мне уже порядком надоели пререкания с виновницей потопа, и я примиряющим тоном предложила:
– Любовь Ивановна, давайте поступим следующим образом. Вы просто выплатите мне компенсацию, а я сама найду работников и закуплю все необходимое, идет?
– Это не вариант. – Лицо соседки пошло красными пятнами. – Лучше я поговорю с Бехрузом и заставлю его ускорить работу, а вы постараетесь впредь не игнорировать его послания и находиться дома тогда, когда он просит.
– Боюсь, это невозможно. У меня ненормированный рабочий день, и сидеть дома в ожидании прихода мастера я не могу, – возразила я. – Придется все же поступить так, как предлагаю я.
– Я бы с радостью сделала так, как вы просите, но поверьте, у меня совсем нет свободных денег! Прошу вас, Танюша, потерпите немного. Я что-нибудь придумаю. Должен же найтись выход, устраивающий нас обеих.
– Ладно, думайте. Мне сейчас все равно не до ремонта, – устало произнесла я. – Как надумаете, звоните.
Любовь Ивановна поспешно удалилась, а я принялась готовить незатейливый ужин из тех продуктов, что принесла с собой. Пока в микроволновой печи разогревались блинчики с мясом, я помыла свежий помидор, нарезала его тонкими ломтиками и разложила на тарелке. Добавила несколько кусочков сыра и листья салата. Перетащив тарелки в комнату, я уселась перед телевизором и принялась жевать.
Мысли мои были далеки от передачи, транслирующейся по первому каналу. Я прокручивала в голове сегодняшние встречи. Что-то в откровениях Кирика и Зиничева смущало меня. Когда изо дня в день беседуешь с людьми, которые пытаются скрыть от тебя правду, поневоле начинаешь чувствовать малейшую фальшь в словах собеседника. Именно это я почувствовала и в том, и в другом случае.
Взять хотя бы Кирика. В самом начале нашего разговора в словах Кирсанова чувствовалось недоверие. Это-то как раз понятно. В его дом заявилась незнакомка и заявила, что ее прислала дочь друга. Эта незнакомка принимается выпытывать подробности давно минувших дней. Ситуация неординарная. Вполне логично, что Кирсанов не готов принять слова незнакомки на веру. Тем не менее он не бросается к телефону и не начинает названивать Дрону или его дочери, чтобы прояснить ситуацию. Он предпочитает рассказать то, что знает. И, ведя рассказ, он не привирал, не приукрашивал действительность. Фальшь появилась тогда, когда я спросила о последней встрече с Дроном. Я это четко подметила. Кирсанов не просто насторожился. Он начал более тщательно подбирать слова, паузы между вопросом и ответом стали продолжительнее. Всего лишь чуть-чуть, но этого было достаточно, чтобы сделать вывод. Кирсанов что-то недоговаривает. Почему? Что могло произойти при последней встрече с Дроном, о чем Кирсанов предпочел умолчать?
Зиничев же, напротив, в начале нашей беседы был постоянно настороже и только к концу разговора немного расслабился. Про Дрона он говорил общими фразами, за которые и зацепиться нельзя. Он не стал отрицать, что отношения между ними натянутые. Даже признался в том, что Дрон проигнорировал его приглашение на торжество. Но у меня создалось такое впечатление, что к беседе о Дроне он тщательно готовился. Как будто ожидал заранее, что его обязательно начнут об этом расспрашивать. Чувствовалась в нем уверенность в том, что на эту тему он промашки не сделает. А вот после упоминания о дочери Дрона Зиничев по-настоящему испугался. Засуетился, заспешил. Короче, постарался замять эту тему как можно быстрее. Снова возникает вопрос: почему? В том, что он знает о существовании у Дрона дочери, нет ничего удивительного. Раз он общается с Кириком и Костей, те могли не раз говорить об этом. Тогда почему он испугался? Я бы даже сказала, расстроился, что сболтнул лишнего.
Зазвонил телефон. Я ждала этого звонка, поэтому трубку схватила мгновенно. На связи был Седой.
– Привет доблестным правоохранительным органам, – пропел он в трубку.
– Я уже давно не отношусь к этим самым органам, – напомнила я. – Чем порадуешь? Справился Вадик с заданием?
Когда Зиничев покинул кафе Седого, мне пришла в голову мысль, проследить, куда он отправится после нашей беседы. Я шепнула Вадику свое пожелание, и он, судя по звонку Седого, добросовестно это пожелание выполнил.
– Вадик-то справился, только ничего криминального в поведении твоего гостя он не обнаружил. Расклад такой: мужик сделал один телефонный звонок, сел в машину и уехал. Добрался до спального района, вошел в многоэтажный дом и больше оттуда не выходил. Вадик уверен, что поднялся мужик на пятый этаж. Квартира сто двадцать седьмая. Вадик потерся во дворе, но никакие подозрительные личности к твоему гостю не наведывались. Команды следить за ним до утра не было, поэтому Вадик пост оставил. Результат тебя удовлетворяет? – закончил доклад Седой.
– Вполне. Адресок мне продиктуй, – попросила я.
Седой назвал улицу и номер дома. Я поблагодарила за помощь, и мы простились. Заглянув в записи Нестерова, я удостоверилась в том, что из кафе Зиничев поехал к себе домой. Отправляя за ним Вадика, я не особо надеялась на то, что это приведет к чему-нибудь экстраординарному, но проверить не мешало.
Я вернулась на опустошенную кухню, вымыла тарелки и решила пораньше лечь спать. Все равно до завтрашнего утра ничего нового не узнаю. Расследование никак не хотело сдвигаться с мертвой точки, и это напрягало меня. Хотя жизнь – штука переменчивая. Никогда не знаешь, в какую сторону она повернет в следующий момент. Наберемся терпения и подождем. Быть может, завтра мне повезет больше.
* * *
Мельников сдержал свое слово. Утром я забрала разрешение на посещение архива и отправилась прямо туда. Словоохотливая девица проводила меня в хранилище, указала полки, на которых следует искать нужную мне информацию, и умчалась по своим делам. Я же принялась методично перебирать папки. Мне несказанно повезло. Дело Прохорова нашлось почти сразу. Я уселась за свободный стол и начала изучать материалы. Информация была собрана грамотно, я бы даже сказала, педантично. Тут было все, что нужно. Список участников драки, с прилагающимися адресами проживания. Протоколы допросов. Признательные показания, подписанные Прохоровым. Заключение судмедэксперта о причине смерти пострадавшего, а также о причине смерти самого Прохорова. Не было только одного: объяснения того, почему подозрение в непредумышленном убийстве пало на Никаря. И это было странно. Ведь из всей компании он меньше всего подходил на эту роль. Пай-мальчик, очкарик, типичный «ботан» и вдруг «мокруха»! Откуда у него вообще нож взялся? Орудие убийства, кстати, так и не нашли. Но, учитывая то, что до суда дело не дошло, это уже было неважно. Переписав адреса заводских парней и выяснив фамилию следователя, который вел дело, я вернула материалы на место.
