Бейтмен растерянно хмурился.
– Да, осматривал.
– Во время поступления или позже?
– Позже.
– Очевидно, по чьей-то просьбе?
– Да.
– Чьей именно, позвольте узнать?
– Детектива инспектора Бернса.
– И, по всей видимости, мистер Бернс просил вас проверить, не повреждены ли у больного костяшки пальцев правой руки, так?
– Да, сэр.
– И были ли выявлены повреждения такого рода?
– Нет.
– Скажите, как долго вы работаете в отделении срочной помощи?
– Десять лет.
– Так что врач вы, без сомнения, очень опытный. И вам наверняка доводилось видеть следы самых жестоких побоев, нанесенных кулаком по лицу, а также повреждений, которые остаются при этом на костяшках пальцев?
– Да уж, доводилось.
– И когда человек наносит удар кулаком с такой силой, что разбивает обидчику нос, ломает его в двух местах, пусть даже нос этот принадлежит человеку более крупному и сильному, скажите, должны остаться на костяшках пальцев следы?
– Думаю, да.
– И каков же процент возникновения такого рода повреждений? Примерно восемьдесят из ста, да?
– Примерно так.
– Повреждения кожи, синяки на пястных костях? Ведь они такие тонкие и хрупкие, эти пястные косточки?
– Да, скорее всего, синяки на пястных костях.
– Примерно, как бывает у боксеров, да?
– Да.
– Но ничего подобного на пальцах правой руки этого трагически погибшего человека вы не обнаружили?
– Нет.
– Благодарю вас, мистер Бейтмен.
Откуда Карлу Бейтмену было знать, что хромой мужчина нанес Прайсу по лицу куда более искусный и опасный удар. И бил при этом вовсе не крепко сжатым кулаком и наотмашь. Он ударил его нижней изогнутой частью ладони, рука его взлетела от пояса, и удар пришелся по носу снизу вверх. И не обладай Прайс поистине бычьим телосложением и силой, не будь он закален в уличных драках, хромой наверняка сбил бы его с ног, и тот мог даже потерять сознание.
Затем показания начал давать нейрохирург Пол Уиллис, но никаких вопросов к нему у Вэнситарта не возникло. Чего нельзя было сказать о докторе Мелроузе из больницы на Сент-Эннз Роуд.
– Скажите мне, доктор Мелроуз, когда вы осматривали нос мистера Прайса в прошлый вторник, где-то между пятью и пятью тридцатью вечера, кровь в ноздрях у него была?
– Да, разумеется.
– Свернувшаяся или жидкая?
– И та, и другая. У края ноздрей сгустки свернувшейся крови, ну а внутри жидкая, еще не успевшая свернуться.
– Ну а затем вы обнаружили два перелома кости и смещение хрящевых тканей?
– Да.
– Ну и постарались вернуть хрящи на место и вправить кости, придав тем самым носу прежнюю форму, а затем наложили повязку, чтоб заживление шло своим естественным путем, так?
– Да, именно так.
– Ну а если б, допустим, пострадавший проявил легкомыслие и не сразу обратился бы в больницу, а пытался бы самостоятельно и не взирая на боль вправить сломанные кости, это б вызвало новое кровотечение?
– Да, разумеется.
– Не могли бы вы сказать, сколько примерно времени прошло с момента получения вашим пациентом этой травмы и его обращением в больницу?
– Несколько часов, это точно.
– Нельзя ли поконкретней? Через сколько именно часов? Три? Десять? Больше?
– Сложно сказать. Нельзя определить с такой степенью точности.
– Тогда позвольте выдвинуть одно предположение. Молодой человек выходит в понедельник вечером прогуляться, напивается в пабе и по пути домой решает помочиться в придорожную канаву. Но тут он спотыкается о неровный бордюрный камень, падает лицом вперед и ударяется носом об откидной борт припаркованного у обочины грузовика. Может это вызвать увиденные вами повреждения?
– Теоретически это возможно.
– Так да или нет, доктор Мелроуз? Возможно?
– Да.
– Благодарю вас, доктор. Вопросов больше нет.
На самом деле Вэнситарт говорил с Джонатаном Стейном особым, закодированным языком, но смысл сказанного был судье вполне ясен и очевиден. А говорил он ему следующее: вот что произошло с моим клиентом, и если он будет придерживаться этих своих показаний, сами понимаете, никакому обвинению их не опровергнуть.
Сидевший в заднем ряду Джек Бернс отчаянно чертыхался про себя. Почему этот Мелроуз не мог со всей определенностью заявить, что со времени получения его пациентом травмы прошло никак не более четырех часов? Неужели это так трудно определить? Черт бы побрал этих честных, скрупулезных врачишек!
Мистер Пол Финч возглавлял лабораторию судебно-медицинской экспертизы. Полицейского чина не имел, но наряду с другими гражданскими специалистами и учеными работал по контракту на полицию вот уже много лет.
– Вам в лабораторию поступило довольно большое количество предметов туалета, проще говоря, одежды, взятой из квартиры, где проживали обвиняемые? – спросил его Вэнситарт.
– Да.
– И вы просматривали каждый шовчик на вещах, которые были на жертве в день нападения?
– Да.
– И с помощью последних достижений науки и техники осматривали эти вещи на предмет обнаружения микроскопических волокон, которые могли попасть с одежды обвиняемых на вещи пострадавшего и наоборот?
– Да.
– Удалось ли обнаружить хоть какие-то следы?
– Нет.
– Вы также обследовали футболку в пятнах засохшей крови?
– Да.
– И получили для сравнения пробу крови моего клиента мистера Прайса?
– Да.
– И кровь совпадала?
– Да.
– Удалось ли обнаружить на футболке следы чьей-то другой крови?
– Нет.
– Вы получили образчики крови, взятой с тротуара на Пэредайз Уэй или же с каких-либо прилегающих улиц в районе Мидоудин Гроув?
– Нет.
– Вы получили образчики крови, взятой рядом или из-под грузовика, припаркованного на Фарроу Роуд?
– На Фарроу Роуд? Нет.
– Так я и думал. Вопросов больше нет.
Мистер Гамильтон с присущей ему веселой самоуверенностью зачитал заключение о смерти. Причиной смерти, заявил он, были серьезные повреждения ствола головного мозга, вызванные путем нанесения многочисленных и сильных ударов по черепной коробке, по всей видимости, носком тяжелого ботинка.
– Скажите, – спросил его Джеймс Вэнситарт, – вы при вскрытии обследовали каждый дюйм тела жертвы?
– Разумеется.
– В том числе и правую руку?
Мистер Гамильтон зашелестел бумажками.
– О правой руке тут ничего не сказано.
– Наверное, просто потому, что на ней не было повреждений?
– Да, это единственное объяснение.
– Благодарю вас, мистер Гамильтон.
В отличие от выступавших до него профессионалов мистер Уиттейкер, хозяин наблюдательной собаки, слегка нервничал и резко выделялся среди остальных присутствующих в зале своим нарядом. На нем был блейзер с нашивками Королевского артиллерийского полка. Он имел полное право носить такие нашивки – во время Второй мировой войны мистер Уиттейкер был артиллеристом.
В клубе «За шестьдесят», который он посещал, все были приятно удивлены и взволнованы, узнав, что он будет выступать свидетелем по делу об убийстве. А вконец растерявшийся, но благодарный пес Митч был в совершенном смятении от свалившихся на него ласк, похвал и угощений.
Направляемый и поощряемый мисс Сандаран, он рассказал, как вывел Митча на обычную утреннюю прогулку, но тут вдруг начался дождь, и он, заторопившись домой, решил сократить путь и пройти через свалку, куда проник через известную ему лазейку в изгороди. Он объяснил, что Митч бежал без поводка, а потом вдруг метнулся куда-то и принес в зубах хозяину какой-то предмет. Это был бумажник. И вот, вспомнив об обращении в пятничном выпуске газеты, он принес этот самый бумажник в участок на Доувер-стрит.
Не успел он закончить свое повествование, как поднялся высокий мужчина в дорогом костюме. Мистер Уиттейкер знал таких типчиков, как облупленных. Сосут из клиентов деньги, защищают всякую шваль. Да в старые добрые времена его бы просто повесили на фонарном столбе, и все бы только радовались. Мужчина был его врагом. Но враг этот улыбался ему так мило и дружелюбно.
– Раннее летнее утро, нет лучше времени для прогулок, верно? Прохладно, тихо, народу почти ни души?
– Да. Поэтому мне и нравится гулять с Митчем по утрам.
– Знаете, мне тоже. Я часто вывожу на раннюю прогулку своего Джека Рассела.
Он снова улыбнулся – сплошное дружелюбие и обаяние. Вроде бы и неплохой парень, этот блондин.
– Так, стало быть, вы шли через свалку, и ваш Митч бегал без поводка?
– Да.
– А потом вдруг подбежал к вам, и вы заметили у него в пасти какой-то предмет?
– Да.
– А вы видели, где именно он его нашел?
– Нет, точно не скажу.
– Но мог найти его, скажем, в десяти ярдах от изгороди?
