– Много чего, – сердито возразила Полина. – Неизвестно, жили они в квартире вдвоем или с родителями. С соседями, в конце концов, можно поговорить. И потом, когда ты хочешь что-то узнать, действительно хочешь, изыскиваешь способы. Есть еще такая вещь, как страховой полис. По пенсионному фонду можно пробить. Конечно, если есть желание.
– Но… – начал Виктор.
Полина его перебила:
– Просто тебе втемяшилось в голову лететь в Нальчик, вот ты и отмазываешься по-всякому. – Полина в раздражении резко отодвинула от себя чашку – горячий кофе выплеснулся на стол и попал ей на руку. Это окончательно вывело Полину из себя. – Какого черта ты его тут поставил? – закричала она на Виктора, уже совершенно не сдерживаясь. – Сказала же, что не хочу я никакого кофе!
– Ладно, не кипятись, – спокойно сказал Виктор, убрал чашку, вытер губкой лужицу. Как же ее бесило сегодня это его спокойствие! – Согласен, мне втемяшилось лететь в Нальчик. Но ведь и тебе втемяшилось, чтобы я туда не летел. Не понимаю почему.
Полина ничего не ответила. Долго, нахмурившись, сидела молча. Ей было стыдно, что она накричала на Виктора, и в то же время раздражение никак не проходило. И было еще какое-то чувство, которое она не могла понять.
– Я, пожалуй, пойду, – все тем же спокойным, ровным голосом проговорил Виктор, но было ясно, что он обиделся. – Самолет вылетает через два часа. До аэропорта пилить и пилить. Лучше выйти заранее.
Она вновь ничего не ответила. Виктор тоже замолчал. Молча оделся, подхватил свою дорожную сумку, быстро поцеловал Полину в макушку и ушел.
Полина вернулась на кухню. Налила себе кофе, села на место Виктора. И тут наконец поняла, что ее так сильно беспокоило, что выбило из колеи.
Дело, конечно, было не в Нальчике, а в этих злосчастных цветах. Виктор всегда знал, что нельзя поддаваться порыву и никогда, ни при каких обстоятельствах не выдавать своих чувств. А теперь все испорчено, нарушена гармония и больше не будет у них, как прежде. Зачем он подарил Полине этот дурацкий букет?
Виктор давно и безнадежно любил ее, но даже себе не смел в этом признаться. А сегодня утром – что на него нашло?! – проезжая мимо цветочного базара, вдруг захотел купить букет и подарить его Полине. Купил, подарил, не осознав последствий, не понимая в тот момент, что открывает невозможную тайну. И все разрушил. Теперь она будет постоянно чувствовать вину перед ним. За то, что не может разделить его чувства.
Да ведь он никогда и не надеялся, что она сможет его полюбить. Да что там! Даже свое чувство к ней воспринимал как некое кощунство. Делал вид, что они просто друзья. Но подарил букет – и все открылось. Вина, которую Полина по отношению к нему будет испытывать, в скором времени превратится в ненависть. Им придется расстаться, закрыть агентство. И чем тогда она займется? Как сможет без всего этого прожить? Этим проклятым букетом он разрушил всю ее жизнь. Это она уже поняла, потому так на него разозлилась.
Ведь в первый момент, как только он протянул ей букет, Полина обрадовалась, воспринимая цветы просто цветами, без всякой подоплеки. Но уже в следующую минуту лицо ее помрачнело – она поняла, что эти цветы – самое настоящее признание. Но тогда, утром, она еще не осознала всех последствий. И смогла сдержаться, перевести все в шутку, сделать вид, что ничего такого не подумала. Но у нее был целый день, чтобы осознать катастрофу.
Как исказилось ее лицо, стоило ему к ней случайно прикоснуться, как раздражало в нем все. А Нальчик – это только отговорка. Полина только сделала вид, что сердится на его отъезд. Нужно же ей было как-то объяснить свою реакцию.
Кстати, чего Виктору сейчас больше всего не хотелось, так это лететь в этот, будь он неладен, Нальчик. У него осталось только одно желание: закатиться в какой-нибудь бар и напиться до бесчувствия.
И он даже чуть не поддался порыву, застряв в пробке на выезде из города. К черту Нальчик, к черту Мартиросяна, к черту это дело, которое, судя по всему, у них с Полиной будет последним. Развернуться и завалиться в бар, самый первый, который окажется на его пути. И через час, когда отчаянье немного утихнет, притупится алкоголем, позвонить Полине. И объяснить, что да, она абсолютно права, букет – это именно то, что она подумала, но его признание ни к чему не обязывает. Он любит ее, но прекрасно понимает, что она-то его никогда полюбить не сможет, так что пусть не расстраивается. Он должен был когда-нибудь ей открыться, а теперь пусть сама решает, как им жить дальше.
Джип, который пятнадцать минут неподвижно стоял впереди, медленно, словно нехотя, двинулся. Сзади истошно засигналили, и Виктору не осталось ничего другого, как продвигаться вперед в потоке машин. А еще через несколько минут пробка рассосалась. Он мог спокойно повернуть обратно, но не стал этого делать. Сегодня он уже поддался порыву и все испортил. Не стоит разрушать все окончательно.
Добравшись до аэропорта, Виктор оставил машину на стоянке, вошел в здание аэровокзала. Объявили регистрацию на его рейс. Он двинулся к стойке, и тут произошел один совершенно незначительный эпизод, который, однако, Виктор воспринял как символический. Выискивая глазами номер стойки, он налетел на корзину цветов и опрокинул ее. Цветы были точно такие, какие он подарил утром Полине, – белые хризантемы. Хозяин корзины, красивый восточный мужчина – Виктор представил, что именно так должен выглядеть Альберт Мартиросян, – посмотрел на него с трагическим укором, покачал головой, но ничего не сказал, поднял корзину, собрал рассыпавшиеся хризантемы и отошел в сторону. Вот и еще одному человеку он все испортил. Виктор ринулся было за мужчиной, хотел извиниться, но передумал, махнул рукой: все равно уже ничего не исправить, и поплелся к стойке регистрации.
Полине из аэропорта звонить не стал. А когда сел в самолет, подумал, что самым лучшим для него выходом было, если бы этот чертов самолет рухнул где-нибудь в горах, не долетая до Нальчика.
* * *
В Синие Горы Виктор приехал вечером, в девять часов. Снял номер в гостинице и сразу же лег спать, чтобы не поддаться соблазну и все-таки не позвонить Полине, из Нальчика он отправил ей эсэмэску, с сухим, каким-то даже суровым текстом: долетел благополучно. Но примерно через час проснулся и понял, что больше заснуть не сможет.
Виктор оделся и вышел из номера. Гостиница была крошечной и малозаселенной. Он спустился в бар, тоже почти пустой: кроме бармена, там находился только один посетитель, который вскоре ушел. Виктор заказал пятьдесят граммов коньяку и устроился у стойки рядом с барменом, не предполагая, что его расследование начинается. У бармена был подавленный вид, словно он, как и Виктор, пережил сегодня большое несчастье. Они обменялись сочувственными взглядами – словно заметив, что есть в их обоюдной тоске что-то родственное. Виктору нестерпимо захотелось излить душу этому незнакомому парню, он залпом выпил коньяк, откашлялся, чтобы начать разговор, но бармен его опередил.
– У меня сегодня погиб друг, – сказал он и грустно заглянул в пустую рюмку Виктора. – Хотите еще?
– Давайте, – согласился Виктор. – Искренне соболезную. А у меня сегодня рухнула вся моя жизнь.
– Сочувствую. – Бармен снова наполнил рюмку. – Мы дружили с детства, в одном классе учились. Не могу представить! Весь день пытаюсь осознать, что Димки больше нет, и не могу!
– Как он погиб? – спросил Виктор, больше из вежливости: ему хотелось рассказывать о своем, а не слушать чужую исповедь.
– Разбился на мотоцикле. А что случилось у вас? – спохватился бармен.
– Сегодня я навсегда расстался со своей девушкой.
– Ах, ну это… – Бармен даже не сразу смог подобрать нужное слово, до того несоизмеримым с его собственным показалось ему несчастье Виктора. – Может, еще помиритесь, – нашелся он наконец.
Виктору стало обидно, захотелось немедленно уйти, желание изливать душу пропало. Этот парень, подавленный гибелью друга, не сможет его понять. И никто не сможет! Разве объяснишь постороннему, что помириться с Полиной невозможно, что все кончено? Не объяснишь.
Он поднял рюмку, поднес к губам. Выпить и поскорее ретироваться. Зачем вообще он зашел в этот бар? На что понадеялся, увидев этого грустного бармена? Что он его выслушает, поймет, утешит? Да тому самому нужна жилетка, чтобы в нее поплакаться. А у Виктора просто нет сил. Но бармен смотрел на него таким умоляющим взглядом, что стало неудобно, и Виктор решил немного задержаться. Все-таки у человека действительно горе. Подло бросать его в таком состоянии только потому, что самому плохо. Ладно, пусть выговорится.
Бармен, почувствовав, что Виктор вот-вот уйдет, поспешил начать свой рассказ.
