— Не буду отпираться, — смиренно склонил голову Старыгин. — Только откуда вы узнали такие интимные подробности про меня?
— Мне нашептал их кот Василий! Но расскажите же, что вам удалось выяснить!
— Да, но сначала я должен закончить работу.
А вы пока сварите нам кофе!
Старыгин наклонился над картиной и не видел, какую физиономию скорчила Маша. Что за командирский тон! Как будто она горничная! Но ради эксклюзивного материала она готова не только варить этому типу кофе, но и жарить яичницу на завтрак!
Утверждение вышло несколько двусмысленным, хорошо, что она не сказала этого вслух.
— Во времена Леонардо большинство итальянских художников писали темперой, то есть красками на основе яичного желтка, — Дмитрий Алексеевич говорил, продолжая в то же время исследовать поверхность холста. — Основой для их картин служили доски, чаще всего тополевые. Правда, во многих областях Италии применяли свою местную древесину: для феррарских живописцев были характерны ореховые доски, буковую древесину использовали представители болонской школы, ель — венецианские художники, пихту — живописцы Ломбардии. Сам же Леонардо считал лучшими основами для живописи доски из кипариса, ореха и груши. Он очень много экспериментировал и с красками. В его рукописях осталось множество оригинальных рецептов красок и грунтов. В основном он писал смесью масла и темперы, но часто составлял более сложные сочетания, добиваясь особенной, воздушной прозрачности и глубины цвета.
Старыгин вздохнул и добавил:
— Правда, его эксперименты имели и негативную сторону. Большинство изобретенных им красок оказались непрочными, они разрушались под действием времени, так что уже в XVI веке Джордже Вазари, автор жизнеописаний знаменитых итальянских живописцев, ваятелей и зодчих, писал, что многие работы Леонардо пребывают в плачевном состоянии.
— А эта картина? Каково состояние красок?
— Неплохое, видно, хранили ее по всем правилам, берегли от сильного солнечного света и от сырости. В свое время я исследовал состав красок той картины, настоящей, так вот, могу сказать с большой долей уверенности, что почти все краски по составу совпадают.
— То есть вы хотите сказать, что эту картину нарисовал сам Леонардо да Винчи?
— Для того чтобы это утверждать, нужно еще многое сделать, — сухо ответил Старыгин, — но краски, безусловно, те же. Мэтр в своих записях дал точные рецепты. Вот, слушайте! — Старыгин отскочил от картины и стал рыться на столе, заваленном бумагами. Вытащил книжку и открыл на нужной странице.
— Вот, например, этот дивный голубой цвет:
«Чтобы сделать индиго. Возьми цветов синили и крахмала в равных долях и замешай вместе с мочой и уксусом, и сделай из этого порошок, и высуши его на солнце, и если это окажется слишком белым, добавь цветов синили, делая пасту той темноты цвета, которая тебе потребна».
— «Вместе с мочой?» — Маша сморщила нос, глядя на голубые одежды мадонны.
— Есть более диковинные рецепты. Вот, для желтой глазури:
«Одна унция цинковой окиси, три четверти индийского шафрана, одна четверть буры, и все вместе разотри. Потом возьмешь три четверти бобовой муки, три унции сухих крупных фиг, одну четверть воробьиных ягод и немного меду; и смешай, и сделай пасту».
— Здорово! — восхитилась Маша. — Особенно про воробьиные ягоды! Знать бы еще, что это такое…
Неожиданно дверь комнаты распахнулась.
На пороге появился невысокий, полный человечек с круглой лысой головой. Весь он был какой-то кругленький, обтекаемый и казался совершенно безобидным и добродушным.
Особенно усиливали это впечатление маленькие детские ручки и круглые щеки, покрытые жизнерадостным румянцем. Впрочем, это впечатление явно было обманчивым, скорее всего оно было тщательно продуманной маской, которую этот человек носил для того, чтобы вводить в заблуждение своих собеседников.
Маша вспомнила, что именно он руководил переноской картины в день странного происшествия. Тогда он вовсе не выглядел добродушным, напротив, он был решительным, собранным и жестким.
— Здравствуй, Дмитрий Алексеевич! — произнес вошедший, остановившись на пороге и широко улыбнувшись.
— Здравствуйте, Евгений Иванович! — Старыгин распрямился, обернулся к двери и уставился на гостя. — А что это вы без стука входите?
— А что — ты чем-то предосудительным занимаешься? — спросил тот с самым невинным видом. — Ах, да! У тебя тут гостья! — он хитро усмехнулся:
— Познакомь!
— Это Мария, — неохотно проговорил Старыгин. — А это — Евгений Иванович Легов, он занимается…
— Не надо, не надо всех этих должностей и титулов! — Легов замахал маленькими ручками. — Просто Евгений… Иванович, этого вполне достаточно! Так чем вы тут, друзья мои, занимаетесь?
— Работаем, — мрачно ответил реставратор.
— Ты-то, допустим, работаешь, — зыркнул на него Легов, — а девушка что — для вдохновения?
— Девушка.., обучается, — Дмитрий Алексеевич отвернулся и склонился над картиной, показывая всем своим видом, что он очень занят и ему недосуг общаться со всякими чиновниками, пусть даже очень важными.
Маша опустила глаза и сделала несколько незаметных шагов в сторону кофеварки. Раз этот тип какое-то начальство, вовсе незачем ему знать, что Дмитрий Алексеевич незаконно держит в мастерской кофеварку. Она незаметно выдернула вилку из сети и прикрыла кофеварку газетой.
— Это хорошо, что обучается, — кивнул Легов. Смена — это дело важное. И актуальное. Передача опыта, так сказать. Я вот только хотел тебе, Дмитрий Алексеевич, две бумажки показать, может, ты мне поможешь с ними разобраться.
— Что за бумажки? — спросил Старыгин, скосив глаза на Евгения Ивановича.
— Да вот тут нашли в зале, а разобраться не можем. — Легов полез в карман и вытащил оттуда смятый листок, на котором что-то было напечатано очень мелким шрифтом.
— Дайте сюда, — Старыгин достал свою любимую лупу и поднес ее к листку. — Черт его знает, какие-то цифры.., ничего не понимаю, зачем вы мне это показываете?
— А вот зачем! — Легов неожиданно ловким движением выхватил лупу из руки реставратора. — Это ваше?
— Ну да, — Старыгин пожал плечами с несколько беспокойным видом. Он пока ничего не понимал, но холодный блеск в глазах Легова вызвал у него в душе смутную тревогу, особенно же насторожило то, что Евгений Иванович, до сих пор фамильярно-начальственно тыкавший ему, неожиданно перешел на «вы», как будто их уже разгородил широкий стол следователя.
— Ну да, — "повторил Дмитрий Алексеевич, это моя лупа, все знают…
— Да-да, все знают… — дурашливо передразнил его Легов. — А вот это тоже ваше?
Жестом провинциального фокусника он выхватил из кармана какой-то небольшой темный предмет. Маша, которая зачарованно следила за происходящим, разглядела в руках начальника службы безопасности небольшой старинный футляр из тисненой кожи, на котором еще виднелась полустертая позолота.
Маша тут же подумала, что зря она беспокоилась о кофеварке, дело тут гораздо серьезнее.
Старыгину грозит нечто гораздо больше, чем служебное взыскание.
Легов ловким жестом вложил лупу в кожаный футляр и изобразил на своем круглом лице искреннее удивление.
— Смотри-ка ты, входит!
«Входит и выходит, замечательно выходит!»
— мысленно произнесла Маша слова ослика Иа-Иа. Впрочем, ей, как и остальным участникам сцены явно было не до смеха.
— Разумеется, входит, — сквозь зубы процедил Старыгин. — Что за цирк вы здесь устраиваете? Это мой футляр, я его потерял несколько дней назад…
— А где потеряли, случайно не помните? спросил Легов, не сводя с реставратора холодного, настороженного взгляда.
— Понятия не имею, — Дмитрий Алексеевич снова выразительно пожал плечами. — Что вы со мной в кошки-мышки играете? Говорите прямо, что вам нужно?
— Подойдем, мы к этому непременно подойдем! — Легов снова фальшиво заулыбался, действительно сделавшись похожим на хитрого толстого кота, играющего с измученной полуживой мышью. —Хотите, Дмитрий Алексеевич, я подскажу, где вы потеряли этот футлярчик?
По дружбе, так сказать?
— Ну и где же?
— В Рыцарском зале, за лошадью! — выпалил Легов, пристально наблюдая за реакцией Старыгина на эти слова.
Маша невольно вздрогнула: она почему-то вспомнила рассказ Старыгина о том, как тот в детстве прятался от ночных сторожей за этой самой лошадью. У нее мелькнула дикая мысль, что именно тогда он и потерял там футляр…
— Не понимаю, как он туда попал! — равнодушно ответил Старыгин. — И уж совсем не понимаю вашего оживления по этому поводу!
— А вот я догадываюсь, когда вы потеряли там этот футлярчик, — вкрадчивым елейным голосом проговорил Евгений Иванович. — Когда вы там прятались в ночь ограбления!
— Что за чушь вы несете! — в голосе Старыгина прозвучало нескрываемое раздражение. В какую ночь? Какого ограбления?
