– Ты что же, собираешься с ним фирму открывать?
– У Володи уже есть такая. Он, правда, не может заниматься коммерческой деятельностью, и потому предприятие оформлено на его знакомого, но тот даже не пытается встревать в дела.
– Мне все это не нравится.
– Мне тоже. Я отказался, но Володька за голову хватался, говорил, что я людей подвожу. Механизм уже запущен – у инвестора, которого он целый месяц окучивал, возникнут финансовые потери…
– Что нам до них? – шепнула Лена и поняла, что для мужа, который гораздо умнее и талантливее ее, эти инвестиции – единственный и, может быть, последний шанс реализовать свою мечту.
Он талантливый, может быть, даже гениальный изобретатель, не случайно Пышкин столько лет крутится с ним рядом. Но Коля скромный: он и теперь-то попросил денег лишь после того, как она сама посоветовала ему взять у друга-депутата.
– Откажись, – шепнула Лена, обнимая мужа.
– Я это уже сделал, – напомнил он.
Муж явно что-то скрывал. Понятно было, что ничего криминального у него за душой нет – он оставался прежним, как всегда, они беседовали по вечерам, но он меньше стал говорить о своей работе и вообще выглядел если не торжественным, то немного напряженным. Несколько раз кто-то звонил ему на мобильный, и Коля, который обычно ничего не скрывал от жены, выходил беседовать в другую комнату. Возвращаясь, извинялся и объяснял, что просто не хотел никому мешать своей болтовней. Но прежде ему никто никогда не звонил с каким-нибудь пустым разговором. Лена понимала, что Пышкин наверняка нашел инвестора, а муж не делится с ней этой новостью, чтобы не спугнуть удачу. Она не задавала вопросов, делала вид, будто ничего не замечает, но волновалась и молила Бога, чтобы все наконец решилось. Впрочем, волновалась она серьезно и не понимала отчего. Словно было какое-то предчувствие – предчувствие чего-то такого, что должно изменить их жизни и, может быть, не в лучшую сторону. Лена старалась ни о чем не думать, гнала от себя мысли об инвестициях, старалась не вспоминать даже имени Пышкина, чтобы не возникало ассоциаций. Но как его не вспоминать, если начала постоянно звонить Топтунова и делиться своими достижениями! То ей Пышкин купил норковый полушубок, то подарил просто так, без всякого повода, колечко с рубином, то пообещал в скором будущем удивить ее чем-то, и теперь Ирка мучилась, не зная, какой сюрприз ее ожидает. Все время звучало: «Володя, Володя, Володя…» Это не раздражало, но слушать все время об одном и том же было утомительно, и к тому же разговоры отнимали много времени. А ведь Лена по-прежнему работала над рукописью книги Кадилова. Теперь Максим Максимович регулярно прочитывал все написанное, делал пометки и указывал места, где надо что-то исправить. Таких мест было немного, и чаще всего Кадилов говорил, что сам потом это сделает.
Однажды он зашел в кабинет Лены, попросил последнюю распечатку, но, взяв в руки, задумался.
– Вы сделали небольшое отступление о половых пристрастиях Гитлера… И потом, возвращаясь к теме «вожди и сексуальность»…
– Я не хотела касаться этого вопроса, – попыталась объяснить Зворыкина, – просто, когда…
Но Кадилов не слушал.
– Весьма обширная тема, я давно собираю материалы по ней. А тут, кстати, все тот же американский издатель позвонил и спросил, нет ли у меня чего-нибудь в подобном роде. Пришлось сознаться, сказать, что имеются кое-какие наработки. Так он мне книгу заказал. То есть не заказал, а пообещал подготовить контракт, после того как я сдам эту рукопись. Причем сказал, что в свете нынешней толерантности взгляд на фюрера как на злодея может быть пересмотрен. В нынешней Европе, да и не только, гомосексуальность или педофилия – это не порок, не болезненная распущенность, а нормальная сторона половой жизни современного человека. И если я, то есть мы с вами сможем убедить читателя в том, что все военные преступления Гитлера – не что иное, как сублимация, попытка подавить в себе то, что рвалось наружу, но что осуждалось тогда общественным сознанием… Как вы на это смотрите?
– Я пока занята другой книгой, – напомнила Лена.
– Конечно, конечно, – согласился Максим Максимович, – но все же учтите, что нам предстоит долгая совместная работа.
Вполне возможно, что он говорил это и Рите Ковальчук, которая была уверена, что ее работа в клинике Кадилова – это навсегда. А Максим Максимович уволил ее, вернее, предупредил об увольнении – дал две недели срока на сборы. Теперь Рита появлялась с заметным опозданием и редко досиживала до самого конца рабочего дня. Она не скандалила, но когда встречала в коридоре Зворыкину, отворачивалась, скорчив брезгливую гримасу. Разговаривать с ней и объясняться Лена не считала нужным, в конце концов, они не были близкими подругами – да и вообще никогда не дружили.
Кадилов перестал вспоминать свою любовницу, словно той никогда и не было вовсе. Лишь однажды в служебном буфете, когда Лена обедала, сидя за одним столиком с Дмитрием Натановичем Рейнгольдом, Максим Максимович подсел к ним и завел неспешный застольный разговор о профессии. Правда, участвовал в этом разговоре только Рейнгольд, который просто кивал или односложно отвечал. Но Кадилову этого было мало, и он начал обращаться непосредственно к Лене.
– Студенты нынче не те пошли, – вздохнул он, – я недавно читал лекцию, посвященную столетию первого русского издания «Толкования сновидений», и попросил всех прочитать этот небольшой труд. Потом одну фифу во время зачета спрашиваю, в чем заключается функция сновидений, и эта дурочка начинает уверенно нести всякую чушь. Смотрю ее зачетку – практически круглая отличница…
– И при этом круглая дура, – согласился Рейнгольд. – Что мы, таких не видели прежде? Симпатичная хоть?
– Не в этом дело, – сделал озабоченное лицо Максим Максимович. – Если преподаватель говорит что-то на лекции, надо внимательно слушать, а не думать о том, как ему понравиться.
Он взглянул на Лену, словно ждал ответа на вопрос, заданный студентке, именно от Зворыкиной.
– Функция сновидения – защита сна, – сказала она. – Сновидение – компромисс между потребностью во сне и бессознательными желаниями. Галлюцинаторное исполнение желаний.
Кадилов кивнул, посмотрел на Рейнгольда и произнес, слегка понизив голос:
– Фрейд, конечно, не догма. Моя практика иногда дает довольно интересные примеры. Один крупный чиновник признался мне во время сеанса, что во сне он вступает в связь со своей тещей. В жизни он ее ненавидит: она старая, крикливая, злобная, настраивает против него жену и детей, а во сне он ее преследует, целует руки и шею, задыхается от страсти и желания…
– Врет он все, – усмехнулся Дмитрий Натанович, – хотя, скорее всего, его собственная мать была точно такой же. А отец был подкаблучником и пьющим. Твой чиновник алкоголем не увлекается, а быть подкаблучником не может в силу своего общественного статуса. Тещу он с большим удовольствием убил бы, но знает, что за это может последовать наказание, а потому проверяет твою реакцию на его выдумку. Ждет утешения и сочувствия, но, может быть, и совета, как замочить старуху.
– А вам что снится? – обратился Максим Максимович к Лене.
Она пожала плечами:
– Ничего такого. Но для меня важен не сюжет, а то, что окружает действие. Если вокруг солнечный день, шелестит листва на ветру, пахнут цветы и поют птицы, то, проснувшись, можно не вспоминать сновидение, потому что реальная жизнь уже кажется прекрасной, что бы в ней ни происходило. Если изучать сновидения и их влияние на человека, то сначала надо разработать методику…
– И я к тому же, – подхватил, чуть повысив голос, Кадилов, – я же сказал, что Фрейд – не догма, а руководство. Вы заметили, что работа в нашей клинике отличается от большинства отечественных и зарубежных практик? Мы активно внедряем групповую психотерапию, только в самом современном ее понимании, но не до каждого это доходит, а потому с некоторыми нам не по пути…
Лена не поняла, к чему он это говорит, обернулась и увидела Риту Ковальчук, которая, похоже, хотела подойти к их столику, но передумала и, по привычке бросив на Зворыкину уничижительный взгляд, направилась к барной стойке.
Она вернулась в свой кабинет. Села перед компьютером, пробежалась взглядом по последним строкам, потом вернулась почти к началу и набрала то, что пришло в голову прямо сейчас.
Сновидения не оберегают человека от попыток бессознательного завладеть сознанием беззащитного в состоянии сна человека. Сновидения – не что иное, как воплощение в зрительных образах приобретенных страхов, это некая прививка страхов, подобно прививкам, которые применяют для борьбы с оспой, туберкулезом или гриппом. Главное – правильно рассчитать дозу, иначе сны станут зловещей реальностью…
