– Идиотка! – орет он. – Ты смотришь, куда идешь?
– Я не заметила, – оправдываюсь я.
Я сижу в машине, на коленях у меня мороженое, смотреть на него тошно. Стас закуривает, руки его дрожат. Господи, ну почему я вечно все порчу?
– Я больше не буду, – говорю я, звучит это страшно глупо.
– Ты даже не представляешь, как ты мне осточертела.
Я отворачиваюсь к окну. Это невероятно, но я реву. Хмурюсь, давлюсь слезами и боюсь повернуть голову.
Весь следующий день я вожусь с фотографиями. О дорожно-транспортном происшествии Стас мужу не доложил, за что я ему благодарна. Вечером в столовой я демонстрирую Вадиму свои творческие успехи. Он с готовностью обсуждает каждую фотографию.
– Узнаешь? – говорю я, когда дошла очередь до фотографии Стаса. – Я и не думала, что твой золотой парень умеет улыбаться.
– Ты его просто не любишь, – смеется Вадим. «Что за дурацкая фраза?» Я смотрю из-за его плеча на снимок, и две мысли не дают мне покоя: почему я так долго пялюсь на физиономию Стаса с чувством подозрительным и для меня несвойственным и с какой стати я не показала мужу фотографию, где Стас рядом со мной?
Потратив полночи на копания в своей бездонной душе, твердо решаю держаться от Стаса подальше. Оно, конечно, очень забавно посмотреть на то, какой он без своей защитной брони, что для женщины с моим самолюбием имеет чуть ли не принципиальное значение, но как бы эти игры не завели меня черт знает куда.
Хватает меня на пару дней. Жара стоит страшная, я прикидываю, с кем из подруг податься на речку, трачу на это полчаса и вздыхаю. Сегодня вторник, нормальные люди трудятся. В конце концов решаю ехать одна, то есть со Стасом. О чем и сообщаю ему через пять минут.
– Вадиму позвони, – говорит он.
– Зачем? К его приходу мы вернемся.
– Позвони, он должен знать, где ты.
Вадим дал милостивое разрешение, и мы едем на речку. Машину оставляем на пригорке. Я расстилаю полотенце, раздеваюсь, стоя спиной к Стасу. Он укладывается метрах в трех от меня. Я закрываю глаза, мысли мои становятся тягучими, надо бы перевернуться, да лень, и тут Стас говорит:
– Обгореть не боишься?
– Не боюсь.
– Я купаться. Пойдешь?
Кажется, меня приглашением почтили, ну и денек. Я встаю и иду следом за ним к воде. Плаваю я хорошо, но за Стасом мне не угнаться. Где-то на середине реки я бросаю соревнование и плыву так, для удовольствия. Он достиг противоположного берега, стоит по пояс в воде и вроде бы меня ждет, нырнул пару раз и поплыл навстречу. Я не обращаю на него внимания. Молча выхожу из воды и укладываюсь на полотенце. Стас возвращается минут через десять. Я достаю из сумки книгу, делаю вид, что читаю. Вновь иду купаться, Стас за мной.
– Нам домой не пора? – спрашивает.
– Я никуда не тороплюсь.
– Уже три часа.
– Ну и что? Сегодня я молчу, за руки тебя не хватаю. Вадим знает, где я, так что заткнись.
– О’кей, мэм, заткнулся, – нагло ухмыляется он.
Он все еще стоит в воде в нескольких метрах от меня и скалит зубы. Я переплываю речку и поднимаюсь по крутому склону. Ничего интересного наверху нет, потоптавшись минут пять, подхожу к краю и поглядываю на воду. Нырнуть, что ли? Стас с любопытством наблюдает за мной.
– Хочешь нырнуть? – кричит он.
– Не твое дело.
– Как личный телохранитель, должен предупредить – мысль не самая удачная, можешь свернуть шею.
С тоской думаю, что теперь мне точно придется нырять. Выбираю самый безопасный вариант и прыгаю солдатиком. Погружаюсь в воду, касаюсь ногами дна, и сразу возникает острая боль в левой ноге. Выныриваю, хватаю ртом воздух и тихо поскуливаю. Слава богу, Стас меня не слышит. К горлу подступает тошнота, я глубоко дышу, чтобы с ней справиться, боль не проходит. Вытягиваю ногу из воды, чтобы посмотреть, что с ней. Тошнота наваливается с новой силой. Я плыву, стиснув зубы, и каждые двадцать секунд напоминаю себе, что я пошла в маму и твердости характера мне не занимать. Выбираюсь на прибрежный песочек, откидываюсь на руки. На песке кровавый след. Рассматриваю свою стопу, порез глубокий. Прикидываю, как пронести свои кровавые раны мимо Стаса, тут и его нелегкая приносит.
– Что с ногой? – Он садится на корточки, приподнимает мою ногу. – Бутылка?
– Наверное.
– Зато прыгнула. В следующий раз умнее будешь.
– Ты бы помолчал, а? Без тебя тошно.
– Сейчас аптечку из машины принесу, а то кровью истечешь, как поросенок.
– Ага, – киваю я. – Непременно истеку, телохранитель хренов, чтобы ты премии лишился.
Возвращается он быстро и берется за мою ногу.
– Надо ехать в травмпункт, располосовано будь здоров, – сообщает он хмуро.
Наши взгляды встречаются. Мне становится не по себе.
– Что? – спрашивает Стас. – Очень больно? – Я сглатываю ком в горле. – До машины дойдешь или помочь?
– Дойду.
Я встаю и делаю пять шагов. Стас наблюдает за мной.
– Ясно. Идти ты не можешь.
– Могу. Только медленно. Ты бы двигал вперед, не такая большая радость ковылять под твоим чутким взором.
Уродливыми прыжками добираюсь до одежды. Натягиваю платье, беру шлепанцы и прикидываю расстояние до машины. Стас не спеша одевается и заявляет без улыбки:
– Я, конечно, никуда не тороплюсь, но такими темпами до тачки ты добредешь к утру, если еще раньше не истечешь кровью.
– Чему ты, само собой, будешь рад.
– Наоборот, я же премии лишусь. Может, ты на время свою гордыню в одно место засунешь и я тебя до машины донесу?
– Засунула. Неси.
Он подхватывает меня на руки и идет к машине. Сердце стремительно ухает вниз и назад не возвращается. Чувствую я себя хуже некуда. Прижаться к его груди боюсь, не знаю, куда руки деть, а тут еще сердце вернулось на место и стучит так, что глухой услышит.
– Если ты обхватишь меня за шею, будет удобнее и тебе и мне, – говорит Стас.
Мне уже все равно, и я обнимаю его обеими руками, утыкаясь носом в рубашку. Сердце у него тоже стучит в слишком быстром темпе, само собой, он в гору идет не бог весть с каким для такого мужика, но все-таки грузом. Этот путь до машины никогда не кончится, меня бьет дрожь, и руки противно потеют. От одной мысли, что Стас это чувствует, хочется взвыть. Слава богу, хоть молчит. На самом подъеме он слегка оступился, правая рука скользит по моей груди, от неожиданности я вздрагиваю. Горячая волна прокатывается по всему телу, я пытаюсь выровнять дыхание. От этого становится только хуже. Я торопливо отстраняюсь.
– Не ерзай, – говорит он.
К счастью, мы уже возле машины. Он ставит меня на землю, но долгих десять секунд рук не убирает.
Всю дорогу до города я лежу, откинувшись на спинку сиденья, Стас время от времени смотрит на меня вроде бы озабоченно. Переживает, видно, за свою премию. Не заезжая домой, едем в травмпункт. Здесь я даю себе слово больше никогда не нырять. Врач, молодой парень, помогает мне дойти до двери. Стас при нашем появлении поднимается с кушетки.
– Вы муж? – спрашивает врач, я с досадой понимаю, что краснею.
– Нет. Рана серьезная?
– Ничего страшного, хотя дня три передвигаться будет затруднительно.
Когда врач исчезает за дверью, Стас говорит:
– Конечно, проще всего донести тебя до машины на руках, но ты ведь легких путей не ищешь.
У меня нет сил пререкаться, и я молча скачу по коридору.
Первый день мне даже понравилось быть инвалидом. Вадим на работу не поехал, сидит рядом, будто я при смерти, но надолго его не хватает, утром он уезжает, чувствуя себя страшно виноватым. В одиннадцать пошел дождь, я в кресле на веранде слушаю музыку. То ли от музыки, то ли от дождя мне стало грустно. Я прикидываю, долго ли еще протяну в этом доме.
Почему бы нам с Вадимом не жить в обыкновенной квартире, где есть соседи по лестничной клетке, на скамейке сидят старушки, а какой-нибудь карапуз наедет тебе велосипедом на новые туфли? Мальчишки постарше будут играть в волейбол назло жильцам первого этажа, а сосед-алкаш доверчиво попросит: «Фенька, дай взаймы».
А что здесь? Одиночное заключение, к тому же бессрочное. На кой черт человеку двухэтажный особняк, что в нем, в прятки играть? Опять же, живи я в нормальной пятиэтажке, соседка бы заскочила, часам к семи подружки бы подтянулись чайку попить и поболтать, а кому в голову придет сюда ехать? От одних мраморных плит дрожь пробирает. Права пословица – не в свои сани не садись.
