— У вас со здоровьем все в порядке? — почему-то спросила она.
— Пока не жалуюсь, — пожала я плечами.
— Васька что-то чувствует. Он диагностирует лучше любого врача. Погодите-ка…
Женщина скрылась в кухне, появилась оттуда, держа в руках табуретку, и коротко приказала:
— Сядьте.
С улыбкой на лице я повиновалась.
Васька как будто только этого и ждал. Моментально забравшись ко мне на колени, он принялся лизать мои руки.
— Да он просто ласкается, — не сомневаясь нисколько, что это так, сказала я.
— Не-ет, — протянула Марья Трофимовна, качая головой. — Берегите свои руки и на всякий случай покажитесь врачу.
Пообещав исполнить ее рекомендации, я попрощалась и вышла из квартиры. Рыжий Васька, конечно, тут же вылетел у меня из головы. Очень скоро я смогла по достоинству оценить кошачью прозорливость… когда уже ничего изменить было нельзя.
Ну что ж, теперь, после беседы с Марьей Трофимовной, в моем плане действий появился новый и очень важный, как мне казалось, пункт — встреча с Лидочкой. И после недолгих поисков я раздобыла ее адрес.
Поднимаясь по грязным ступенькам подъезда, я подумала: вдруг сейчас мне откроет дверь невысокая женщина с короткими седыми волосами и совершенно заурядными чертами лица, и тогда все, моя миссия на этом завершится. Но здравый смысл твердил свое: до конца расследования еще далеко. Действительно, мне уже многое стало ясно, но кое-что было как будто скрыто в тумане. И прежде всего непонятна мне была слишком длинная пауза между смертью майора и его сына.
Я остановилась перед квартирой. После второго звонка дверь медленно отворилась, и в проеме возникла круглая бритая голова.
— Проходи, — прозвучал хриплый голос, и короткий кивок пригласил меня войти.
После того, как дверь за мной закрыли, раздался глухой стук… и мимо меня замелькали предметы — их засасывало в зияющую пустоту…
Первым, что я осознала, была дикая головная боль. Виски пульсировали с такой страшной силой, будто орудовали молотом по наковальне. Приоткрыв отяжелевшие веки, я осознала, что совсем не чувствую рук. Когда же я обнаружила себя привязанной к отопительному стояку в кухне, поняла, что влипла в очередную переделку. На мое счастье, отопление в этом доме еще не включили.
Руки затекли и онемели — слишком туго были стянуты бельевой веревкой. Попытка взглянуть на часы и определить, сколько прошло времени, не удалась. Не потому, что я не могла повернуть шею, а потому, что моих верных часов фирмы «Омега» на руке просто не было.
Соображать в таком паршивом состоянии затруднительно, но для того чтобы установить причину отсутствия моей куртки и догадаться, почему я сижу в одних носках без кожаных фирменных ботинок, большого ума и не требуется. Бумажник с деньгами и документами, лежавший в куртке, также отчалил в неизвестном направлении. В квартире стояла тишина, если опустить, конечно, непрерывный гул, накрывавший мои уши. Или я чего-то не слышу? По-моему, я «загорала» здесь одна. За окном сгущалась темнота, скоро к тому же не будет ничего видно.
Мое тело сковала изнурительная слабость, и когда меня посетила мысль посидеть спокойно до прихода хозяев, я с облегчением с ней согласилась. Откинув голову назад, попыталась расслабиться. Но что это? У меня слуховые галлюцинации или кто-то действительно стонет?
Сквозь завывание метели, нудно скулившей в моих ушах, прорезывался чей-то голос на высоких тонах. Я повернула голову влево, и на непродолжительное время шум в ушах прекратился. Да. Теперь четко различим чей-то стон. С моего места заточения хорошо была видна прихожая. Между входной дверью и кухней могла находиться только кладовая, для санузла слишком мало места. Звуки раздавались именно оттуда. Так. Кажется, на хозяйку дома рассчитывать бесполезно, выбраться из кладовки ей точно не удастся — дверь заперта снаружи. Да никаких попыток открыть дверь и не наблюдалось — видимо, хозяйка находилась в полубессознательном состоянии. Что они с ней сделали?
Сложившаяся ситуация предполагала лишь два выхода из положения: либо помирать нам с ней вдвоем болезненной смертью, либо мне необходимо что-то предпринять. Первый вариант меня лично совсем не устраивал, и я для начала попыталась подергать руками, чтобы хоть чуть-чуть ослабить веревку. Результатом этих действий стали дикие боли в руках и ничего больше.
По правую сторону от меня стоял стол, рядом две табуретки. Ногами я оттолкнула ту, что стояла ближе ко мне, затем без особого труда, если не считать преодоления различных болей в моем организме, подвинула стул к стояку, развернув его сиденьем к трубе. Для этого мне пришлось встать. Благо, что я смогла протащить узел вверх по трубе.
После этого у меня неожиданно открылось второе дыхание, и я принялась со всей силы колотить ногой по сиденью табуретки. Придется проверить, насколько крепка нервная система здешних соседей. Грохота было достаточно, чтобы даже самых терпеливых вывести из себя. Но время шло, а никакой ощутимой реакции в виде звонка в дверь не следовало.
Я ругала соседей, стоически терпящих это безобразие, последними словами. Каждый удар сопровождался страшным грохотом, отдававшимся в моей больной голове. Мне хотелось только одного: сесть и тихонечко посидеть.
Ну почему я приняла решение вначале посетить эту злосчастную квартиру, а не сходить еще раз в детский дом, чтобы узнать фамилию мальчика по имени Врежик? Знать бы, где упадешь…
Рыжий кот Васька оказался прав в своем предчувствии: еще немного, и мои руки не вынесут такого издевательства.
Наконец раздался долгожданный звонок в дверь. Вторя ему, в прихожей затренькал телефон.
— Войдите! — как можно громче крикнула я.
Таким надтреснутым, севшим голосом хорошо озвучивать Франкенштейна или Дракулу. Телефон замолк, зато за входной дверью настойчивый сосед (хорошо, что таковой нашелся!) без устали давил на кнопку звонка.
Откашлявшись, я повторила свое приглашение. Не знаю, услышали меня или нет, но снаружи принялись толкать в дверь. Нет, все бесполезно. Английский замок.
Наш потенциальный спаситель дубасил в закрытую дверь.
— Ломайте ее! — просипела я, но ноги подкосились, веревочный узел опять сполз вниз, увлекая за собой хозяйку в черную пустоту…
* * *
Когда я очнулась, вокруг меня опять сгустилась тишина. Полная луна заглядывала в незашторенное окно и освещала кухню. Итак, моя последняя реплика, впрочем, как и все другие, улетела в никуда. По ту сторону входной двери ничего не было слышно, сломать дверь никому не пришло в голову.
Забвение, из которого я только что вынырнула, пошло мне на пользу — стало полегче. По крайней мере, молот в голове теперь не с такой бешеной силой бил по наковальне.
Пришло время делать второй дубль. Но что толку привлекать соседей, если меня все равно никто не услышит? Можно, конечно, подождать. Рано или поздно кто-нибудь, конечно, забьет тревогу, но когда это будет? К тому времени кровь в моих верхних конечностях окончательно перестанет циркулировать.
Нужно пробовать что-то еще, ведь безвыходных ситуаций не бывает. Но тут мне совсем некстати вспомнились ученые-исследователи, замерзшие во льдах Антарктиды и, возможно, рассуждавшие так же, как и я сейчас. В общем, мне опять поплохело. Правда, не надолго. Потому что такой уж я человек — не умею раскисать и отчаиваться, а сразу начинаю искать выход, в какую бы передрягу ни попадала.
Вот и теперь я еще раз окинула внимательным взглядом место своего заточения. На кухонном столе стоял заварочный чайник, рядом лежала пачка чая, название которого из-за минимального освещения разглядеть было невозможно. Ну да бог с ним, с чаем, не он мне нужен. Обхватив обеими ногами ножку стола, я принялась подтягивать его к себе. Стол был небольшим и легким, так что подтащить его удалось без особого труда.
Для того, чтобы осуществить задуманное мной, пришлось встать. Занеся ногу над столом, я опрокинула чайник на пол с таким расчетом, чтобы он разбился как можно ближе от меня. Тонкий фарфоровый чайник просто обязан был разбиться о бетонный пол с первого раза.
Но, к моему сожалению, производитель этой посуды делал ставку на качество, поэтому, несмотря на то, что чайник совершил падение по выгодной для меня траектории и приземлился возле моей правой ноги, он не разбился, откололся один лишь носик.
Это меня совсем не устраивало. Вставив палец ноги в горлышко чайника, я замахнулась и ударила им о стену, находившуюся справа от меня. До стены я спокойно могла достать ногой. На этот раз чайник разбился на осколки различной величины.
Облюбовав себе кусок с наиболее усеченным краем, я пододвинула его к трубе и села. Изворачиваясь, как угорь, захватила осколок руками и принялась за выполнение самой сложной части своего предприятия: онемевшими, почти неподвижными верхними конечностями стала пытаться перерезать бельевую веревку.