вышел из клуба…
– Нет, раньше, – сказал появившийся в дверях мужчина. – В девять пятнадцать он зафиксирован видеокамерами в универсаме «Пятёрочка» на кассе, сигареты покупал.
– Проходи, Витя, – кивнул ему Иван Иванович.
– Значит, позвонил с дороги. И получается, я косвенно виновата в его гибели. Если бы я захватила с собой телефон, он бы передал, что хотел, и ко мне бы не пошёл. Или если бы я хотя бы выключила свет на террасе, он бы увидел, что дома никого нет, и не стал бы переходить через мостик.
– Не факт, – возразил Иван Иванович и протянул ей упаковку бумажных платков. – И не он, так кто-нибудь другой бы разбился.
– Ко мне редко люди ходят. Соседи иногда, а родственники ещё реже…
– Ну, так давайте уже, додумывайте!
– Что?
– Что Корзун к вам идёт, злоумышленник знать не мог. Когда ваш Рома спросил адрес у Иры, при этом никто не присутствовал. Его появления не ожидали. Мостик для вас подпиливали.
Инна Леонидовна это и сама поняла. Это было бессмысленно, но были люди, которые желали ей зла: сначала Лёшу чуть не убили, потом Мильчикова хотела в тюрьму посадить, потом её саму чуть не задавили, потом подпилили мостик.
– Я ничего не понимаю, – растерянно сказала она. – Из всех моих недоброжелателей только одна известна – Мильчикова. Её надо спрашивать, – она осеклась, потому что зазвонил телефон. – Я отвечу? Валь, что? Не реви, дурачина! До выходных поживёшь у меня, потом к Ире съездишь. Она у вас глава семьи, она всё решать будет. Нам с тобой Аллу не побороть. Особенно если она с мамашей… и не пей, ради бога! Я скоро приду, дождись… замёрз? Да, ветер… там щель внизу у порога, ключ нашаришь. Посиди в кресле, в шкафу старые одёжки. Я скоро!.. Можно, я пойду уже?
– Сосед? Вы ко всем алкашам с сочувствием бросаетесь? К Корзуну, к Копылову? Что за хобби у русских баб слабаков жалеть? Вот скажите, а если вы ему позвоните, он тоже вас кинется спасать?
Инна Леонидовна вдруг сердито и решительно сказала: «Нет!»
– Нет? А что же вы к нему понеслись?
– Нет – потому что не позвоню! Потому что он действительно слабак!
– Ладно, идите, – дождавшись, когда дверь за ней захлопнулась, сказал. – Вот, ведь соображает. И гордость есть. А убьют дуру! Значит, так, друг мой Витя. Убивают у нас за что? За деньги, за любовь, спьяну… да и всё, пожалуй. Пить тут не с кем, любить некого. Так что прокачай мне её родословную и всю движимость и недвижимость её и родственников. Может, у неё в предках кто-нибудь из аристократов? Может, владеет она алмазом Санси?
Витя вдруг спросил:
– Иван Иванович, она ведь добрая. У меня бабушка такая была, за всех молилась, всем помогала. За что вы с ней так?
– Так – это как?
– Жестоко как-то…
– Это она сама с собой жестока. Ты знаешь сколько ей лет? Она тебя старше лет на десять всего. А ведёт себя… вот, как ты сказал… бабушка! У неё высшее образование, а она сиделкой у старухи парализованной, дерьмо из-под неё выгребает. А получает в месяц, сколько ты за неделю. Ты видел, как она одета? Это ещё ботинки новые на ней, а то раньше в войлочных ботах ходила.
– А вам-то какое дело?
– Вот видно, что ты не опер. Она просто находка для преступника. Терпила она, вот кто! Я оперским своим нюхом чую, что мне протокол о её вскрытии читать!
Два дня Валет ночевал у неё в зале. Но Инна Леонидовна привыкла жить одна. Она уж и не припомнит, когда кто-то к ней в дом заходил, а уж с ночёвкой… вот только Юра тогда, но он – дело другое, он родной. Так что она с облегчением вздохнула, проводив Валета утром пятницы на смену. С работы он собирался сразу на автостанцию – и в областной центр. Вот и пусть Ира решает семейные проблемы: навещает племянницу в больнице, водворяет брата в собственный дом, из которого его выгнали вернувшаяся из больницы Алла и примкнувшая к ней тёща. Она поговорила с Ирой по телефону. Подруга детства даже заикаться начала от возмущения: как это можно позволить выгнать себя из собственного домовладения:
– Ещё спасибо, что у меня там половина в собственности!
– Ира, я бы тоже оставила им свой дом на разграбление, если бы они ко мне проникли. Алла иногда кидается на меня, и я всегда отступаю, хотя прёт она всегда напраслину.
– Слабаки вы с Валькой!
– Ага…
В воскресенье Ира привезла брата домой, выдворила из дома его тёщу и приструнила жену. Позвонила Инне Леонидовне, которая была на дежурстве. Подъехала к дому Царёва, поговорили у подъезда. О чём говорили? Естественно, о Валькиной внучке. Ира сказала, кто счастливый отец этого ребёнка, и поделилась своими мыслями по поводу кары за отцовство.
– Ох, Ира, – покачала головой Инна Леонидовна. – И далась же тебе эта кровная месть! Делали ребёнка они вместе и с взаимным удовольствием. Вся его вина в том, что Дашка в то время ещё не вступила в возраст согласия, а пацан оказался на год старше. Ты меня извини, но по интеллекту они очень друг другу соответствуют. Пустышки оба. В роли мужа он вам не нужен. В роли жертвы он обрадует только Аллу. Я бы на твоём месте скрыла его отцовство, чтобы лишить её удовольствия нервы ему и его родителям потрепать, дочь свою на весь город ославить и деньги у них вымогать. И, помнится, полгода назад сюда другой бычок похаживал. Ты уточни, может, и не он виновник торжества? Не идеализируй Дашку из-за того, что она передумала ребёнка бросать. Может ещё раз передумать.
– Простить такое? Ну, нет!
Ира в раздражении хлопнула дверцей своего крутого авто и унеслась. Но вечером позвонила и повинилась:
– Инна, прости меня! Как меня раздражает твоя уступчивость, но ведь ты чаще всего оказываешься права! Я поговорила с Дашкой и пребываю в шоке! Кроме этих двух, как ты их назвала, бычков, у неё ещё один был! Она его одноразовым называет, представляешь? Рассталась с первым, один раз перепихнулась со вторым и задружила с третьим! И всё это примерно полгода назад, но точно не помнит, дневника интимных встреч не вела. Они как собачки, эти детки! От кого она залетела, покрыто мраком неизвестности. Я сделаю как ты сказала! Я Дашке объяснила, что её случки ей чести не делают, и если Алла начнёт
