Татьяна Воронцова - Время черной звезды

– Русских туристов можно узнать, даже не слыша слов. Их женщины повсюду ходят вот на таких каблучищах.

– Но мужчинам же это нравится, – продолжая улыбаться, возражает Ника. – Признайся. Нравится?

– Штурмуя горные вершины в самое жаркое время года и самое жаркое время дня, мужчины думают о другом, поверь.

– Не верю! Я видела твои глаза.

– Да? И что же ты там видела?

– Ну… желание, – смутившись, отвечает она. – Не угадала?

– Боюсь, мои желания несколько сложнее.

– А можно мне о них узнать?

Деметриос стоит чуть выше на горной тропке и, разумеется, смотрит на нее сверху вниз. Это обстоятельство добавляет к смущению малую толику досады. Ника не всегда понимает, как следует вести себя с ним, и уж точно не хочет выглядеть хорошенькой дурочкой. Но реально ли справиться с любопытством?

Дерзкая улыбка, как всегда, делает его совершенно неотразимым.

– Ты хочешь, чтобы я рассказал или чтобы показал?

С притворным осуждением Ника качает головой.

– Ты неисправим.

– Хочешь глоточек? – Он протягивает ей бутылку минералки. – Каждый из нас исправим лет примерно до пяти. Все более поздние исправления – лишь видимость исправлений. Взрослый человек свободен, его нельзя изменить извне. Изменения возможны только тогда, когда он сам решает, что пора измениться, и делает это.

И вновь его слова, произнесенные самым будничным тоном – таким же, как и «хочешь глоточек?», – изменяют неспешный поток ее мыслей, закручивая в бешено бурлящий водоворот. Человек свободен… Ну да, конечно. Главное помнить об этом, когда появятся охотники за скальпами. А войны? А революции? Свободен… А тюрьмы? А общеобразовательные школы и пионерские лагеря? Хотя со школами она, возможно, перегнула.

Пропустив еще одну пару, на этот раз пожилых немцев, Деметриос продолжает восхождение. Впереди уже виднеется древняя каменная кладка – стены и трибуны, – темно-серая на фоне золотистой охры земли, вернее, укрывающий землю сплошной ковер сухой травы. Зеленые травинки встречаются, но их ничтожно мало. Зато в избытке тень, благословенная тень, которой так не хватало на Священной дороге, зигзагообразно проходящей через весь теменос с его многочисленными памятниками и небольшими храмами-сокровищницами, дарами отдельных граждан, чей социальный статус позволял такие расходы, и целых полисов.

По правде говоря, восстановленные и реконструированные сокровищницы больше всего напоминают домики для садового инвентаря, стоящие на приусадебных участках отечественных предпринимателей, от прочих же мало что осталось, тем не менее к одному из них Деметриос подвел ее с очень серьезным выражением лица и объявил:

– Сокровищница фиванцев. Здесь была обнаружена надпись, свидетельствующая о связи Диониса из дворца Кадма с триетерическим культом. Тайные празднества фиванских женщин, ставшие предпосылкой истории сопротивления культу, в ней не упоминаются, сказано только о «публичных праздничных собраниях с драматическими представлениями». Но Диодор, говоря о триетерических ритуалах, ставил беотийцев на первое место среди «прочих греков и фракийцев» и рассказывал о «вакхических торжествах» у женщин. Он имел в виду как менадические, так и фиадические тайные празднества. Из этой надписи неясно, чему же соответствовали «публичные праздничные собрания». Вероятнее всего, празднику менад, так как именно в нем двухгодичный период достигал своего апогея и получал календарное завершение. Однако соотношение между профанным и сакральным здесь должно быть таким же, как между собранием в храме Диониса близ Элиды и праздником шестнадцати женщин, призывавших бога у моря.

– Ты уверен?

Как всегда в таких случаях, у Ники возникло непреодолимое желание коснуться камня рукой, а еще лучше присесть на горячие от солнца руины. Совершить мысленный прыжок в прошлое, ощутить всеми клетками и нервами дух той эпохи, когда эта маленькая сокровищница – тисафрос, как сказали бы древние греки, – еще стояла здесь в целости и сохранности и в полной мере исполняла свое предназначение.

– Мистериальный[4] характер женских церемоний не вызывает сомнений. Именно они являлись подлинными триетерическими ритуалами, тогда как общественности в Фивах предлагались зрелища, а в Элиде демонстрировалось чудо сотворения вина. Правда, так было не всегда. Потребность в зрелищах и чудесах возникла у греков лишь со временем…

Обратив внимание на ее отрешенный вид, он умолк. Подошел, присел рядом на корточки и взял ее за руку. Ника смотрела на него растерянно и сонно.

– Почему женщины, Дмитрий? Почему женщины? – Этот момент казался ей очень важным, но уловить, в чем состоит важность, она не могла. – Потому что они способны рожать? Давать новую жизнь?

– Нет, моя дорогая, – мягко произнес он. – Дионис никогда не был божеством, связанным с категорией рождения. Он не удостоился естественного рождения даже в собственном мифе. Его интерес направлен на избыток у женщин жизненной силы, на их качества кормилиц и менад.

– А мужчины?

– Что мужчины?

Его рука, сжимающая руку Ники, едва уловимо дрогнула.

– В отправлении культа принимали участие мужчины?

– Так называемые «чистые мужи», жрецы – хранители дельфийских преданий, либо участвовали, либо присутствовали при всех важных культовых церемониях.

– Чистые мужи, – задумчиво повторила Ника. Взглянула в серые с золотом глаза. – Почему их называли так?

– Потому что, даже совершая жертвоприношение, они оставались свободными от греха.

– Кто же становился жертвой? Животное или человек?

– В принципе тождество между божеством, человеком и животным характерно для дионисийской религии. – Деметриос немного помолчал, словно прикидывая про себя, стоит ли продолжать. – Так что заместительная жертва вполне допустима…

– Но…

– Я не сказал «но».

– Но ты подумал «но»! – воскликнула возмущенно Ника.

– Мне жаль тех людей, которые объявили тебе войну. – Теперь он посмеивался над ней. – Женщина и так страшное создание, а женщина, умеющая читать чужие мысли, страшна вдвойне.

По-прежнему держась за руки, они дошли до сокровищницы афинян. Сегодня на территории музея-заповедника был экскурсионный день, и энергичные туристы из разных стран мира фанатично фотографировали друг друга на фоне шедевра архаического греческого искусства, в то время как неутомимые гиды бодро и без запинки излагали материал. Их выносливость поражала воображение. Любуясь колоннами с дорической капителью, Ника заодно узнала – в двух шагах заливался соловьем англоговорящий гид, – что сокровищница была возведена около 490 года до Рождества Христова в благодарность за победу афинян над персами при Марафоне, к чему, конечно же, был причастен Аполлон. Ей была не совсем ясна связь между Аполлоном и Дионисом, но какие вопросы задать стоящему рядом Деметриосу, она пока не придумала, учитывая, что и предыдущие не вызвали у него припадка откровенности. Он предпочитал дозировать и фильтровать информацию по собственному усмотрению.

Но один вопрос она все же задала:

– У афинских женщин тоже были свои тайные мистерии? Не только у фиванских?

– О да! – с воодушевлением отозвался Деметриос, его серые глаза озорно блеснули. – Не случайно ведь женщины Афин считались распорядительницами вина. Обосновавшись в Ленеоне, святилище Диониса, которое служило государственной, священной и образцовой давильней, они вели себя так, словно после бога именно их следовало благодарить за этот напиток.

– Какие же у них были основания так себя вести?

– Однажды они познали бога и завладели им – я имею в виду свадьбу бога и басилиссы, – и через это событие весь город приобщился к дионисийскому культу. Если теперь ты спросишь, какую роль в нем играли афинские мужчины, то я отвечу: никакой.

– С кем же ложилась басилисса? – после некоторых раздумий поинтересовалась Ника.

– С богом, разумеется.

– А на самом деле?

– С богом, – повторил Деметриос таким тоном, будто сексуальный акт с божеством – самое обычное дело, и можно только удивляться тому, что на белом свете до сих пор встречаются люди, которым это не известно. – Или ты не веришь в бессмертных богов?

– Скорее да, чем нет, – неуверенно сказала она. – Вот только не знаю в каких.

Деметриос остановился возле барабана колонны с ионической капителью, не замечая, что попадает в кадр, тем самым раздражая немецкую туристку с громадным фотоаппаратом, и посмотрел на Нику с изумлением, уже совершенно не притворным.

– Несколько лет назад на все вопросы о вере я отвечал точно так же.

Беседуя с ним, Ника продолжала следить краем глаза за недовольной фрау, чьи танцы вокруг колонны казались особенно комичными с учетом ее габаритов. Трудно было сказать, кто выглядит внушительнее, фрау или колонна.