– O’key, – засуетилась итальянка.
– Нам хоть оставь, – прошипели в спину.
– Да ладно вам, еще подвезут! – заступился за Алексея все тот же миролюбивый бас. – Что им, деньги не нужны?
Прижимая к себе три разрезанных вдоль багета с разной начинкой и два стаканчика колы, Леонидов торжественно понес добычу семье. Увидев его, Ксюша сморщила носик, а Сергей тяжело вздохнул. Оба с трудом доедали точь-в-точь такие же сэндвичи.
– Откуда? – только спросил Леонидов.
– Па, ну я же взрослый, – пожал плечами Сережа. – Мама велела позаботиться о том, чтобы мы не умерли с голоду. Вот я и позаботился. – Сын кивнул на свертки, лежащие рядом с ним на незанятом стуле.
Леонидов молча свалил туда и свою добычу и протянул дочери стаканчик колы:
– Попей.
– Па, меня от этой колы уже тошнит, – заныла та. – Хочу молочка.
– Где ж я тебе возьму молочка, дочка? – Он начал оглядываться по сторонам. Потом сообразил: – Хочешь кофе с молоком? Папа сейчас принесет!
– Молочка, дочка, принесет мама, – раздался за спиной ехидный голос жены.
Он обернулся и увидел ее с телефоном в руке.
– Полдень, – озабоченно посмотрела на часы Саша. – Наш рейс задержали уже на два часа. Нам положены бесплатные прохладительные напитки!
– Ма, я хочу молока, – заныла Ксюша.
– Молоко будет потом.
– Александра, можно вас? – к ним протиснулась энергичная дама с ноутом в руке. – Я все уточнила. Согласно принятому закону, в случае если рейс задержали из-за плохих метеоусловий, нам положено следующее. Во-первых, комната матери и ребенка всем, кто с детьми до семи лет.
– За такое короткое время они вам ее вряд ли родят, – ехидно сказал Алексей. – Насколько я понял, здесь ничего подобного нет.
– Не перебивай, – одернула его жена. – По приезде в Москву мы напишем претензию и, если надо, подадим в суд!
– На кого? На итальянцев?
– На авиакомпанию!
– А при чем тут она?
– В конце концов, не это главное, – вернулась к списку энергичная дама. – В случае четырехчасовой задержки рейса нам положено горячее питание. И потом каждые шесть часов нас должны бесплатно кормить. Если задержка больше шести часов, то полагается бесплатная гостиница.
– Я сейчас буду звонить, – кивнула Саша.
– Желаю удачи, – хмыкнул Алексей.
– А ты не стой столбом! – накинулась на него жена. – Иди к тому начальнику и все узнай!
– К какому начальнику? – вытаращил глаза Алексей.
– К этому… Как его? Манукову! Спроси, не вылетел ли из Москвы наш самолет? И вообще все, что можно, узнать – выясни!
– Я и сам могу позвонить в Москву.
– Да какие у тебя связи? – поморщилась жена. – Даром что полицейский!
– Ваш муж – полицейский? – удивилась дама с ноутом.
– Не похоже, да? Тем не менее.
– Я бы подумала, что он директор школы, – слегка польстила Леонидову дама.
– Это я завуч, – тяжело вздохнула Саша. – А он – еще один мой ребенок. Большой, но не очень сообразительный.
«Славу богу, не сказала дурак, – надулся Леонидов. – А я еще хотел перед ней извиниться! Ну почему она меня все время унижает при посторонних?»
– Хорошо, дорогая, я сделаю все, как ты скажешь, – покорно сказал он и побрел к столику, за которым сидел Мануков.
– Пришел все-таки, – довольно хмыкнул тот. – Ну, садись.
Алексей отметил, что Геннадий Михайлович уже основательно набрался. Не сказать, что лыка не вяжет, но контроль над собой потерял. Сейчас начнет изливать душу. Алексей понял, что момент подходящий настал.
– Налейте-ка и мне коньячку, – попросил он, садясь. – Если, конечно, не жалко.
– Для хорошего человека мне ничего не жалко, – обрадовался Мануков. Видать, он скучал и не прочь был выпить в хорошей компании, а заодно и поговорить.
– Только чуть-чуть. Все! Стоп! – остановил его Алексей.
– Слаб ты на выпивку, мент, – усмехнулся Мануков. – А говорят, вы там, в органах, не просыхаете.
– Пить и я умею, – заявил Алексей. – Но надо знать место и время. Я не хочу, чтобы меня, как бревно, заносили в самолет. Здесь и так достаточно будет бесчувственных поленьев, – кивнул он на соседние столики.
И впрямь, узнав, что самолет из Москвы так и не вылетел, соотечественники устроились с комфортом. Сдвинули несколько клетчатых столиков и заставили их бутылками со спиртным и тарелками с нехитрой закуской. Сотрудники аэропорта им не препятствовали. Пусть уж лучше эти русские пьют, чем разнесут аэропорт, требуя горячего питания и гостиницы. Итальянцы еще не знали, что, напившись, русские все равно начнут разносить аэропорт. Столик Манукова был чем-то вроде штаба. Сюда то и дело подходили с вопросами:
– Ну, как? Информация из Москвы есть? Что там с нашим самолетом?
– Пока без изменений. Но работа идет, – важно отвечал Мануков.
«Момент подходящий», – вновь подумал Алексей и поднял свой стакан. – За здоровье! – Это была так называемая подводка к заветному.
– Хороший тост! – похвалил Мануков. Они выпили.
– А в самом деле, Геннадий Михайлович, сердечко не пошаливает? – подмигнул Алексей.
– Э, нет, сыщик, – рассмеялся тот. – Мотор у меня в порядке. Ты не гляди, что я пузо отрастил, – Мануков похлопал себя по объемному животу. – В Москве-то я регулярно хожу в боулинг-клуб. Да и в теннис играю.
– В какой? В настольный? – подколол Алексей.
– Зачем? – усмехнулся Мануков. – В большой. Так что со здоровьем у меня все в порядке. Я вообще никаких таблеток не пью.
– А ваша жена? Говорят, у нее желудок был слабый?
– Кто говорит? – удивился Мануков.
– Да тут ко мне одна дама прицепилась, – с притворной досадой сказал Алексей. – Врач. Принялась мне вдруг рассказывать, как пыталась выходить вашу жену, когда та отравилась. Извините, что затрагиваю неприятную для вас тему.
– У Люси и в самом деле были проблемы с желудком, – нахмурился Мануков. – Но она с собой возила таблетки, вот я поначалу и не забеспокоился. Подумал, что она, как обычно, выпьет пару своих пилюль, и все пройдет. И она так сказала. «Не вызывай, Гена, «Скорую», завтра со мной все будет в порядке». Поймите, нам не хотелось под конец отдыха загреметь в больницу. Люся прекрасно знала, что в понедельник мне на службу и что именно она нас кормит. И, черт возьми, неплохо кормит! – усмехнулся он. – У нее к тому же виза заканчивалась. Вы понимаете, сколько у нас возникло бы проблем?
– А так нет человека – и нет проблемы?
– Не смешно, – нахмурился Мануков.
– Извините. Значит, сердечников среди вас не было?
– Упаси бог, – замахал руками Геннадий Михайлович. – Даже в доме таких таблеток не держали!
«Значит, не он, – подумал Алексей. – Неужели кто-то из Катыковых?»
– Похоже, наш рейс задерживается еще на четыре часа как минимум, – посмотрел он на висящие напротив на стене часы.
– Скажи лучше, на пять, – усмехнулся Мануков. – Эх! Давай еще, что ли, вмажем?
– Чуть-чуть. Стоп! – Алексей вновь остановил его руку.
– А я выпью! – Геннадий Михайлович махнул полную рюмку коньяку. – Вот ты спрашиваешь, откуда я знаю Эльку?
«Я спрашиваю?» – удивился Алексей. Но Манукова останавливать не стал. Того, похоже, совсем развезло. На воспоминания потянуло.
– А я тебе расскажу. Это, брат, такая история…
Гена Мануков рос послушным мальчиком. Его даже дразнили «ботаником». Учился он хорошо, всегда знал уроки, отвечал с охотой и с энтузиазмом занимался общественной работой, был правой рукой классного руководителя, с восьмого по девятый старостой, а в десятом выпускном классе стал комсоргом школы. Тогда все были обязаны вступать в комсомол, и Гена Мануков таким образом стал первым человеком после директора, с кем тот регулярно совещался насчет повышения показателей в учебе и организации досуга для старшеклассников. Программа осеннего бала или новогоднего вечера утверждалась сначала Геннадием Мануковым, и сама Королева осени, она же Снегурочка, первая школьная красавица, перед ним заискивала. Характеристику ему дали выше всяких похвал. Гена так смирился с этим прозвищем «ботаник», что и науку о растениях искренне полюбил. Впоследствии, когда он стал работать в Министерстве сельского хозяйства, школьное прозвище невольно вспомнилось.
«Вот вам и ботаник! – с усмешкой думал Мануков. – Где теперь вы все, двоечники-разгильдяи-прогульщики, такие независимые, и где я? Обскакал вас Генка Мануков!»
У него имелось одно неприятное качество: Мануков был завистлив. В юности это почти никак не проявлялось, зато потом наступило обострение. Болезнь под названием «зависть» стала резко прогрессировать после тридцати пяти. Мануков вдруг взялся ревниво следить за карьерой своих одноклассников, со временем убеждаясь, что ему повезло больше. Класс чиновников набирал силу, становился в стране хозяином, а Геннадий Мануков еще в школе освоил науку: как грамотно выдвигать себя на руководящую работу. Теперь ему это ох как пригодилось. Он довольно легко ввинтился в отлаженный механизм госслужбы, с усердием работающий на холостых оборотах, научился брать на себя ответственность, по сути, не отвечая ни за что, организовывать откаты так, что комар носа не подточит, и четко определил для себя круг людей, с которыми обязательно надо делиться. В общем, стал идеальным чиновником.
