Миссис Голсуорси встретила меня приветливой улыбкой, она побывала в парикмахерской и ее причесали и завили под Морилин Монро. Сходство было очевидным. Если бы я с такой легкостью покорил сердце миссис Тернер, в моем кармане уже бы притаился чек на сто тысяч!
— Добрый день, миссис Голсуорси!— приветствовал я мою экономку,— вы сегодня дадите фору любой кинозвезде.— Я это произнес искренне и она уловила мою искренность. Женщины почти всегда могут отличить дежурный комплимент от дружеского слова.
— О-о,— наигранно простонала в ответ миссис Голсуорси,— вы такой комплиментщик, мистер Мэйсон, а сами, наверное, смеетесь над тем, что говорите!— Слова ее никак не вязались с голосом и интонацией, было очевидно, что миссис Голсуорси чрезвычайно приятно услышать в свой адрес такую высокую оценку собственной внешности.— Я просто немного привела себя в порядок.— Она кокетливо поправила прическу.
— Да, совсем забыла, мистер Мэйсон, вам прислали из магазина груду пакетов. Я отнесла их в гостиную. Вы, как и обещали, обновили свой гардероб?
— Да, не носить же одно и то же.
— Наверняка в одном из пакетов есть другой белый костюм. Я уверена, что он вам подойдет больше, чем этот.
Подтекст был понятен: мне будет гораздо лучше в собственном белом костюме. Почему? Может, костюм мистера Тернера знает его жена и мне вообще не следовало его одевать? Тогда миссис Голсуорси посвящена в замысел Тернера? Абсурдно, но похоже на правду. Тогда как понимать такое расположение ко мне миссис Голсуорси? Или это игра? Непохоже. Может, надеется, что после завершения операции, задуманной Тернером, она станет моей любовницей? Если так, то я легко проверю это сегодня же. У меня мгновенно зародился план, осуществив который, я смогу уяснить, какое место отведено миссис Голсуорси, по замыслу Тернера, в отношении меня и насколько ей можно доверять, в случае необходимости.
— Да, миссис Голсуорси, там действительно есть ослепительный белый костюм и я его надену сегодня к обеду. Надеюсь, вы не откажетесь провести его со мной вместе?
Миссис Голсуорси немедленно покраснела — ожидала такого предложения, что ли, потом, чуть помедлив, как бы взвешивая последствия, ответила:
— Да, я согласна. Отчего же не доставить себе приятное?
— И что же сегодня у нас с вами на обед?
— У нас,— подчеркнула миссис Голсуорси,— отличный обед. Я как-будто предчувствовала, что придется обедать вместе.
— Вы меня интригуете. Что же мы будем есть?
— Как вы относитесь к куропатке под белым грибным соусом?
— Обожаю куропаток под белым грибным соусом.
— А...
— Тоже обожаю,— перебил я.
— Но я же не успела ничего сказать,— с наигранной капризностью рассердилась миссис Голсуорси.
— А что вы хотели сказать?
— Я хотела спросить, как вы относитесь...
— Обожаю,— продолжал я поддразнивать миссис Голсуорси.— Все, что вы ни назовете, я все заранее люблю. А что мы будем пить?
— Я подам к дичи русской водки.
— Чудесно,— одобрил я,— не помешает и бутылочка шампанского.— Мне хотелось сознательно немного подпоить миссис Голсуорси и провернуть свой план.
За обедом я был самым галантным кавалером в мире, подкла-дывая в тарелку миссис Голсуорси лучшие куски дичи, подливая в пузатые бокалы и фужеры водку и шампанское, и когда она окончательно расслабилась, подсел к ней совсем близко и обнял за плечи. Она благодарно прижалась ко мне.
— Мистер Мэйсон, если бы вы знали, как мне приятно ваше внимание. Так бывает только во сне: видишь чудесный сон и не хочешь просыпаться. Да? Мне так бывает одиноко и тоскливо, хоть вешайся. А тут вы, как награда за мою тоску. Можно, я вас буду называть по имени, да? Просто Дик, можно?
— Конечно, миссис Голсуорси.
— Дик, зовите меня Мери.
— Хорошо, Мери.— Я нежно провел рукой по хрупким трепетным плечам миссис Голсуорси.
— Дик, мне трудно передать свое состояние, я никогда в жизни так не поддавалась собственным чувствам, всегда контролировала их. Мне кажется, что я вызываю у вас ответное чувство, неправда ли?
— Мери, а разве я похож на человека, делающего что-нибудь по принуждению или исходя из каких-то своих корыстных побуждений?
— Нет, хотя я об этом даже не думала, я бы сразу отличила фальшивую ноту. Мне очень хорошо с тобой, Дик. А тебе? Скажи мне: «Мери, мне с тобой очень хорошо». Ну скажи: «Мери, мне с тобой очень и очень хорошо».
— Мери,— произнес я самым нежным голосом,— мне с тобой очень и очень хорошо.
— Дик, я уже давно не теряла головы, а тут... что я делаю... Она быстро пьянела, то ли от своих чувств, то ли от вина, или
же от того и другого вместе, голова ее склонилась мне на грудь, руки терзали мои волосы. Наступило то состояние расслабленности, когда я мог проверить миссис Голсуорси.
— Мери,— как можно нежнее проворковал я,— а не пора ли нам пойти в спальню?
Если она согласится, рассуждал я, то значит она никак не задействована в планах Тернера и прислуживает мне как экономка, распоряжаясь своими чувствами по собственному усмотрению. Если же отвергнет предложение в состоянии, когда сама готова сделать такое же предложение, то не будет сомнений, что она все знает и попросту не имеет никакого права сблизиться со мной, выполняя какую-то ответственную задачу. После моих слов Мери напряглась, тело ее изогнулось, будто его вместо тетивы растянули на лук,
что-то невнятно проговорила и вдруг, как бы очнувшись, отстранилась, взгляд стал осмысленным и твердым.
— Нет, Дик, только не сегодня. Потом, если ты повторишь свое предложение, я буду счастлива. Сейчас не могу, прости меня, Дик. Пойми меня правильно...
Я вздохнул с облегчением: подтвердились мои предположения и не пришлось отступать перед Мери, потому что я уже думал только об Элизе.
Устыдившись своей слабости, а точнее испугавшись нарушить указания Тернера, Мери неохотно ушла к себе, оглядываясь почти на каждом шагу и делая усилия, чтобы не вернуться обратно. Я мог быть уверен в одном: в критический момент, если я окажусь в опасности, Мери примет мою сторону невзирая ни на какие последствия для себя. Это была ощутимая победа над мистером Тернером, тем более, что игра еще, по сути дела, не началась.
Вечер и ночь прошли спокойно, правда перед сном позвонила Мери и спросила, не подать ли ужин. После обильного обеда мне не хотелось есть и я попросил только кофе. Унося серебряный поднос с готической монограммой, Мери снова явно боролась с собой, но страх перед хозяином победил и она ушла, трогая по пути то фарфоровую вазу, то столик красного дерева с золочеными львиными мордами и камеями по бокам. Недаром говорят, что любовь делает с человеком чудеса. Принеся кофе, Мери одела удивительный японский халат, настоящее произведение искусства: по черному полю струился голубой дракон. Понимая опасность для себя такого рода отношений, она все-таки не исключила их полностью. Для чего? Может, рассчитывала, что после окончания этого темного дела, которое задумал Тернер, мы с ней вместе куда-нибудь уедем? Вполне вероятно. И все же, для меня было еще неясно, какая роль отведена ей во всей этой истории, во всяком случае, не, роль простой осведомительницы. Может быть свидетеля? Свидетеля чего? Ведь не соблазнения миссис Тернер! Для этого найдутся другие люди. Чтобы не сойти с ума от десятка возможных вариантов, я посчитал до ста и приказал себе заснуть.
В моем лихорадочном сознании снова возникли арлекины, железнодорожное полотно и мчащийся поезд, опять я ощутил себя тем пятым арлекином, которого четверо держали поперек пути, но теперь я разглядел лица этих четверых: все были мне знакомы — Тернер, Элиза, Дуглас и Гвалдмахер! Я не мог ошибиться: вот элегантная гибкая фигура интригана Тернера, вот милое и в то же время зловещее лицо с фотографии, вот ехидный ухмыляющийся Дуглас и сморчок Гвалдмахер. И все они заодно. А на пригорке, среди ромашек и вереска, стоит Мери и протягивает мне руки. И я слышу ее голос: «Дик, не верь им, они все тебя обманывают!» Я пытаюсь вырваться, но арлекины крепко держат меня за руки и за ноги, и поезд вот-вот разорвет меня на части. И тогда Мери срывается с пригорка и бежит мне на помощь. И мне неясно, успеет она или нет. Она несется ко мне в своем черном китайском халате и голубой дракон извергает оранжевое пламя! Так хочется, чтобы Мери успела, но поздно, меня подбрасывает ужасающая огнедышащая масса, и я опять кричу на весь дом.
