С самого момента пробуждения Николая Ивановича охватила какая-то непонятная тоска. Не чувствовалось обычной легкой утренней бодрости. И спал крепко, и лег рано, но все было как-то не так, нехорошо было. Как будто в груди сдавило что-то.
«Может, сердце?» — с тревогой подумал Николай Иванович.
И вдруг здесь, у закрытых дверей родной шараги, — отпустило, разжалось, полегчало. Он устроился на скамеечке в ближайшем скверике и закурил первую утреннюю папиросу.
Почти всю свою сознательную жизнь — сорок лет — Николай Иванович работал столяром. Он был хорошим столяром и практически знал, и мог работать с любым деревом: от ели до палисандра, и даже с черным — железным деревом — приходилось иметь дело. Николай Иванович хорошо стлал инкрустированные паркеты — и в музеях, и в консульствах работал, мебель любую строил — от табуретки до буфета в стиле Людовика какого-то, резьбой владел. Поэтому всякие новые заумные заморочки типа задержек зарплаты, сокращения штатов и банкротств предприятий, внезапно обрушившихся на головы трудового народа России и бывших братских республик, не волновали Николая Ивановича совершенно. Работу, и, как правило, неплохо оплачиваемую, он мог найти — и, случалось, находил, в течение одного-двух дней. Но чтобы вот так…
Неужели разорилась лавочка и закрыли цех? К скамейке, на которой Николай Иванович осмысливал ситуацию, подошла вовсе старая бабушка с позвякивающей стеклом авоськой.
— Бутылочки пустой не найдется? — робко спросила она. Николай Иванович удивился: в такую рань?..
— Нет, бабушка, по будням в рабочее время, да еще и с утра — не употребляем.
— Какие же будни, сынок? — сказала старушка. — Сегодня выходной, суббота…
Николай Иванович тотчас понял причину закрытой двери в проходной, и удивился собственной глупости: «Суббота! Сегодня же не пятница, сегодня суббота, восемь утра!»
Вот так ошибся! Вместо того, чтобы к себе на Пашу в схрон ехать, поперся, как дурак, на работу. Пора видно, голову лечить, сосуды чистить золотым йодом.
И в душе его не шевельнулось даже самая маленькая мыслишка, что эта ошибка спасла ему жизнь. Поскольку за город он, по многолетней привычке, ездил всегда только в последнем вагоне электропоезда.
Огорченный донельзя, он вернулся домой в свою однокомнатную квартирку в Купчино. Чтобы не задохнуться от непривычного для Питера июньского зноя, распахнул настежь окна, прилег на диван, полистал любимую книгу «Стрелковое оружие» Жука и уснул… И во сне ему было обидно — всю неделю мечтал, планировал в субботу вырваться с первой электричкой на природу, в свой лесной схрон на болотном островке. Не судьба…
А в это время, не дотянув до станции Пупышево, горела эта самая электричка. Огонь полыхнул одновременно из обоих тамбуров последнего вагона и с ревом распространился внутрь. Сорванные пассажирами на полном ходу стоп-краны мгновенно выпустили из тормозной системы воздух, колодки намертво зажали колеса, но поезд, высекая снопы искр из стальных рельсов, остановился только через полкилометра. За это время огонь в вагоне набрал сокрушительную силу. В электричке началась паника. Пассажиры горящего вагона стали бить стекла и через разбитые окна выпрыгивали на насыпь, ломая при этом руки и ноги, калеча и убивая друг друга.
Некоторым решительным пассажирам вместе с помощником машиниста, к счастью, удалось отцепить от основного состава горящий вагон электропоезда, но с пожаром им было не справиться.
Крики раненых и покалеченных людей, нечеловеческие вопли горевших заживо, заглушал рев пламени. Главный путь северной дороги, соединяющий Петербург с Мурманском, Вологдой, Архангельском и Воркутой, оказался заблокированным, и движение встало. По радиосигналу машиниста с ближайшей стоянки на помощь вышел спасательный поезд, но, как часто бывает в подобных ситуациях, прибыл к месту аварии слишком поздно.
Вагон электрички выгорел почти дотла. И в том, выгоревшем вагоне, на обгорелых каркасах сидений, на покрытом гарью полу лежали обгорелые трупы: стариков, мужчин, женщин и детей.
С соседнего пути прибывший через сорок минут спасательный поезд лупил из мониторов тугими струями белой пены по догорающему металлическому остову. Тем, кому удалось вырваться из горящего ада, помогали несколько бригад «скорой помощи» и МЧС.
* * *
До станции Юги, откуда Сафронову с товарищами предстояло идти к кернохранилищу, они в тот день не добрались. В электричке случился пожар. И не просто пожар — катастрофа: один из вагонов выгорел полностью. Среди пассажиров были погибшие и раненые.
Кое-как они выбрались из этой передряги, дошли до ближайшей платформы и выяснили, что по крайней мере на несколько часов железнодорожный путь закрыт. Пришлось пешком идти на автодорогу Ленинград — Мурманск. Дошли и несколько часов безуспешно пытались остановить попутку. И здесь не повезло: машины не останавливались. Да и какой водитель захочет взять четверых мрачного вида мужиков с рюкзаками? Опасно.
Домой, в Питер, не солоно хлебавши, вернулись автобусом. Об обманутых попутчиках, представителях фирмы Майкла Фридмана, которые не дождались Сафронова с товарищами, и о, скорей всего, потерянных десяти тысячах долларов старались не думать…
И ни у кого из четверых не шевельнулась мысль, не возникло чувство того, что благодаря чудовищному железнодорожному пожару, унесшему жизни десятков людей, судьба сохранила их жизни. Поскольку там, куда они хотели попасть в тот день и куда, безусловно, попали бы, не случись этого страшного пожара, им всем была уготована беспощадная смерть от маленьких пуль калибра 5,45 мм.
Под термином «спецслужбы» подразумеваются государственные организации, выполняющие специфические функции: разведка, контрразведка, охрана объектов и физических лиц, антитеррористические мероприятия.
Спецслужбы являются важным и необходимым условием существования любого государства. Миллиарды людей живут на земле обычной человеческой жизнью: работают, пьют, едят, размножаются. У большинства из них работа спокойная и созидательная. Но в каждом государстве есть армия и полиция, и разведки всякие — эти самые спецслужбы. Для каких-то целей ведь и они нужны. Не просто же по чьей-то воле — доброй или злой — они созданы. Значит, в процессе эволюции государственных механизмов возникла необходимость в том, чтобы такие службы существовали.
Спорить с этим или возмущаться бессмысленно. Так было, есть и, наверное, долго еще будет. И во всех этих службах работают, вернее, служат, люди. Люди как люди, мужчины и женщины. Женщин, правда, гораздо меньше. Впрочем, среди моряков и летчиков их тоже не особо много.
В большинстве своем это самые обычные офицеры и служащие. Они работают коллективно и поодиночке, и получают за свою службу-работу зарплату, иногда премии, уходят в очередные отпуска и по достижении определенного возраста их провожают на пенсию. Подчас, даже самые близкие родственники их ничего не знают об этой работе, даже не догадываются, а уж соседи-приятели и подавно.
Живет-поживает себе такой человек, ежедневно здоровается с соседями по лестнице, выгуливает собаку и числится каким-нибудь клерком в конторе, или даже слесарем на заводе, а сам в служебном сейфе майорские погоны хранит. А иногда и полковничьи. Одним словом — работа, как работа. Правда, травматизм на этой работе повыше, чем у водителей автобусов, а случается, они и гибнут «при исполнении». Но по статистике — не чаще, чем пожарные или мотогонщики.
Пожалуй, самая специфическая черта их работы — тотальная секретность, предусмотренная жесткими рамками специальных инструкций. Это очень важное, абсолютно необходимое для успешной деятельности и, в конечном итоге, для выживания, условие. Но ничего необычного в этом сами сотрудники спецслужб не видят, для них это — норма. Ведь, в сущности, у каждой профессии свои отличные от других условия труда. Никого ведь не удивляет то, что почтальонам приходится много ходить, а кузнецу бить большим молотом по раскаленному железу.
Что касается «спецтранса», то несмотря на приставку «спец», эта организация ничего общего со спецслужбами, в обычном понимании этого термина, не имеет. Хотя и там имеется своя специфика труда.
* * *
Гена Логинов по-прежнему был полковником, только не Советской, а уже Российской армии, и получить генеральские погоны ему не светило. По выслуге-то, может, и дослужился бы, нестарый еще: сорок девять лет — не возраст. Хотя, как посмотреть, мужики сейчас в России, в среднем, до пятидесяти четырех только и дотягивают. Так что до среднепокойного ему всего пять годков осталось…
Все же дело было не в возрасте, а в заслугах. И надо признать прямо и откровенно — заслуги были, но… не те, за которые присваивают генеральские звания и выдают штаны с лампасами. Полковник Главного разведуправления Российской армии, или ГРУ, как пацан несмышленый, нарушил основной принцип службы — инициатива наказуема! Будь ты хоть рядовой, хоть генерал. И чем выше звание — тем строже спрос. А в разведке и подавно — «авторизованная активность», то есть несогласованные и не одобренные руководством действия, для автора этой самой «активности» подчас означают не только конец карьеры, но и конец земного пути. Так что Логинов еще легко отделался, всего лишь легкой контузией и малюсенькой закорючкой в совершенно секретном личном деле. Эта пометка-закорючка положила некий невидимый предел его военной карьере, зато успокоила чувство справедливости.
