– Это Эдит Хоуалд.
– Так вот кто она такая. Я подумал, что узнал ее по какой-то знакомой сцене... Сейчас вспомню... Ну, да, «С первым ударом часов».
– Что последовало?
– Эдит Хоуэлл, не дама и не женщина, – Муни нетвердой походкой направился к Флетчу. – Хотя и в женском обличье.
– Она справилась о вас, как только приехала.
Муни осторожно опустился на стоящий в тени металлический стул.
– Кажется, мы вместе играли в какой-то пьесе. Какой точно, не скажу. Я помню, что видел ее каждый вечер определенный период времени. Вы понимаете, это также привычно, как видеть ванну в отеле.
– Пьеса называлась «Пора, господа, пора». Шла на Бродвее.
– О, да, это чертов мюзикл. Как я вообще в него попал? Столько месяцев мучений... Публике, правда, он нравился. И кто мне только присоветовал участвовать в нем? Вы – поклонник театра?
– Как и многие другие.
– Меня всегда изумляло, сколь много знают люди о спектаклях и фильмах, в которых я играл и снимался.
Флетч улыбнулся.
– Вы же знаменитость, мистер Муни.
– Я лишь выполнял порученную мне работу. Как любой актер. Если я не ошибаюсь, мистер Питеркин, вы говорили, что не имеете никакого отношения к индустрии развлечений.
– Совершенно верно. Не имею.
Муни попытался прочесть заглавие сценария, лежащего на коленях Флетча.
– »Мечта летней ночи»? Почти что Шекспир.
– »Безумие летней ночи», – поправил его Флетч. – фильм, в котором снимается Мокси.
– О, понятно. Шекспир в современной обертке. С учетом последних открытий психоаналитиков.
– Нет, – Флетч покачал сценарий на колене. – Вроде бы эти две летние ночи никак не связаны <Имеется в виду комедия Шекспира «Сон в летнюю ночь».>.
– Просто слямзили название? Интересно, никто еще не написал пьесу «Пиглет» <Пиглет (piglet) – поросенок (англ.). Фредерик Муни рифмует это слово с Гамлетом.>, о парне, которому привидился призрак вчерашнего ужина. О, бедный ужин, я съел тебя с таким аппетитом...
– Разве Мокси не говорила с вами о сценарии?
– Мокси никогда не говорит со мной, – Муни икнул, прикрыв рот рукой. – Мокси более не спрашивает моего совета. Я ее отец-пьяница. И, должен признать, это справедливо. Долгие годы я был вынужден не обращать на нее ни малейшего внимания.
– Почему?
Муни вперился взглядом в лицо Флетча.
– Потому что на первом месте всегда стоял талант. Многие могут поиметь женщину и зачать ребенка. Редко кому удается овладеть миром и творить для него чудеса.
Флетч кивнул.
– А вы не будете возражать, если я обращусь к вам за советом?
Муни не ответил. Но взгляд его обежал землю у ног. Он не принес с собой сумку с бутылками. Но при этом все утро провел в барах Ки-Уэста, общаясь с местным населением.
– Почему снимают плохие фильмы? – спросил Флетч.
– Как и в любой другой сфере деятельности люди допускают ошибки. Нет. Я выразился неточно. Столь большой вероятности ошибки, как в киноиндустрии, нет нигде. Могли бы вы, мистер Питеркин, вести свое дело, принимая девять ошибочных решений из каждых десяти?
– Как такое может быть?
– Хороший фильм можно снять лишь соединив талантливых исполнителей с подобранным именно под них сценарием. Это сложно.
– Я этого не понимаю. Ни одна фирма, не говоря уже о целой отрасли, не может функционировать, если девяносто процентов решений будут ошибочными.
– Разве вы не знаете, что слава и большие деньги привлекают куда больший процент некомпетентных людей, а то и просто шарлатанов.
– Вам такие встречались?
– На каждом шагу. Мешали мне работать, давали плохие советы, грабили меня...
– Пожалуйста, не горячитесь. День и без того жаркий.
Муни глубоко вдохнул через нос. Повернулся к Флетчу боком, медленно выдохнул.
– И все-таки мне представляется, что и киноиндустрия не может существовать при столь высоком проценте ошибок.
Муни сардонически улыбнулся.
– Однако, может. Ответ очень прост. Случается, что талантливые исполнители, режиссер, оператор и написанный под них сценарий находят друг друга. И тогда свершается чудо искусства. Даже такие люди, как вы, откладывают свои дела и, зажав в кулаке деньги, спешат в билетную кассу. И один успех зачастую покрывает десять неудач.
– Я вот читаю этот сценарий, – Флетч указал на лежащую на коленях рукопись. – Я не специалист. Никогда не читал киносценариев. Но этот показался мне ужасным. Характеры, что люди на вечеринке – один фасад, за которым пустота. А диалоги. В реальной жизни люди так не говорят. Я сам немного пишу, в те дни, когда бушующие ураганы не выпускают меня из дому. В сценарии полным-полно длиннот, которые просто необходимо вырезать. Зачем это делается? – во взгляде Муни читалась откровенная скука. – Сценарист затрагивает давние проблемы, но не ищет пути их разрешения. Наоборот, его цель сыграть на самых низменных чувствах, вызвать ненависть, – вновь Муни оглядел землю у ног, надеясь обнаружить сумку с бутылками. – Я, конечно, не критик. Но, думаю, что надо быть сумасшедшим, чтобы вложить хоть цент в это дерьмо.
– Ах, Питеркин, вот вы и произнесли магическое слово: ЦЕНТ. Как и любой другой бизнес, в основе киноиндустрии лежат деньги. Много денег. Нигде более не тратится столько денег ради создания иллюзии, – Муни попытался подняться, но с первого раза ему это не удалось. – Подумайте об этом. Сосчитайте ваши иллюзии, мистер Питеркин, – Муни таки встал. – Время дневного сна уже прошло, – сообщил он баньяну, который никогда не спал днем. – А потому надо выпить, чтобы забыть о всех волнениях. Принести вам что-нибудь, Питерсон?
Флетч огляделся.
– Кто такой Питерсон?
– Вы же Питерсон, кто же еще? О, извините, Питеркин. Вы – Питеркин. Вы же сами только что сказали мне об этом. Вам надо бы посмотреть мой ранний фильм «Семь флагов».
– Я его видел.
– Тысячи действующих лиц. И я никого не путал.
Из двери черного хода появилась миссис Лопес.
– Телефон, мистер Флетчер.
Флетч замялся. Телефон звонил весь день. Флетч наказал Лопесам, по возможности, не подходить к нему. Он бросил сценарий на цистерну и направился к двери.
– Извините, – во взгляде миссис Лопес читалось сочувствие. – Это полиция. Женщина настаивала, чтобы я подозвала вас к телефону. Угрожала мне.
Из гостиной доносились голоса.
– Все нормально.
В коридоре он столкнулся со Стеллой Литтлфорд, идущей к двери черного хода.
– Будьте осторожны, – прошептала она.
– Где Фредди? – спросила Эдит Хоуэлл, едва увидев Флетча.
– Не знаю. Где-нибудь здесь.
– А где Джон Мид?
– Уехал по делу. Скоро вернется. В холле Джерри Литтлфорд, в узеньких трусиках, стоял, прижавшись спиной к стене.
– Я не знаю, – он покачал головой. – Я не знаю.
Через открытую входную дверь Флетч мог лицезреть, что зевак на противоположной стороне улицы заметно прибавилось.
По лестнице спускался Фредерик Муни. С бутылкой в руке.
– Фредди! – воскликнула за спиной Флетча Эдит Хоуэлл. – Ну наконец-то!
Добравшись до нижней ступени, Фредди попытался остановить на ней взгляд.
– Налей мне что-нибудь, дорогой. Я умираю от жажды, – она подхватила Муни под руку и увлекла в гостиную. – Я не откажусь от джина с тоником. Бутылки я тебе покажу. Извини, что я так грубо встретила тебя, когда ты ворвался в мою спальню, но, Фредди, прошло столько лет с той поры, как ты позволял себе подобные шалости...
Когда они проходили мимо Джерри Литтлфорда, тот повторил: «Я не знаю».
– Мадам! – прогудел голос Муни. – Я не ворвался. Я вошел.
Мокси кружила по биллиардной.
– Флетч! Я должна выбраться из этого дома!
– Нельзя.
– Я его не переношу.
– Тебя окружит толпа. Это опасно.
– Я должна выбраться из этого дома! – повторила она, чеканя каждое слово.
Флетч прошел в кабинет и взял трубку.
– Слушаю.
– Ирвин Флетчер?
Флетч вздохнул.
– Он самый.
– Одну минуту.
До него донесся бас Сая Коллера. Он что-то говорил о Гольфстриме.
– Мистер Флетчер, – твердый, решительный голос.
– Да.
– Это Начман, начальник бюро детективов. Как вы поживаете?
– Все в полном порядке. Благодарю. А вы?
– Отлично. Напряженная работа бодрит, знаете ли. Или у вас другое мнение?
– Рад слышать, что труд вам в радость.
– А вы?
– И я тоже.
– Моя напряженная работа привела к выводам, которые вам не понравятся.
– Не может быть.
– Почему прошлой ночью вы увезли мисс Муни на край земли?
– Мы уехали не так уж и далеко.
– Вы в таком месте, откуда можно без труда покинуть страну.
– И вы это заметили?
– Не нахальничайте, Ирвин.
– Вам нет нужды звать меня Ирвином.
– Вам не нравится?
– Нет.
– Хорошо, пусть будет по-вашему. Так вот, если вы и мисс Муни вздумаете покинуть пределы штата Флорида, а тем паче, Соединенных Штатов...
– У нас и мыслей таких нет.
