После того как Маша перестала быть девочкой, она решила, что вот и встретила своего парня, который теперь должен вести ее по жизненному пути. Павел тоже, надо сказать, не очень был против иметь Машу в качестве своей девушки. Проблема была, однако, в отношении к нему родителей потенциальной невесты. А те жениха не очень-то жаловали — были наслышаны о его хулиганстве, о том, как плохо он учился в школе, и так далее. А Машу уже давно по блату пристроили в экономический институт. Ей нужно было только закончить школу, а экзамены в вуз уже были, что называется, проплачены.
Встречи Маши с Пашей тем не менее продолжались. Женихом заинтересовался отец Маши, Сергей Борисович, и, выяснив, из какой семьи происходит Шемякин, брезгливо поморщил нос. Нет, совсем не таким должен быть его зять. Но до поры до времени он мирился, думал, что это блажь, что все пройдет. И в конфиденциальном порядке провел с дочерью инструктаж по технике безопасности с торжественным вручением презервативов — время тогда было уже либеральное.
Потом появился Никита Кораблев, однокурсник, который стал похаживать к Маше на предмет общих интересов — конспектов, кружков вузовской самодеятельности и прочего. Он, в отличие от хулигана Паши, который к тому времени успел уже стать и рэкетиром, производил на родителей — мать и отчима, да и на родного отца тоже — впечатление самое благоприятное. Главное, что из хорошей семьи и перспективный.
А Паша продолжал идти по своей стезе. Был он, в принципе, по уголовным понятиям, шантрапой — держал два ларька, хозяева которых отдавали ему дань. Но этого показалось Шемякину мало, и он при случае наехал на одного бизнесмена, который имел связи с властной верхушкой. И Шемякина образцово-показательно взяли, как бы отчитавшись перед начальством за выполненную работу — мол, вот, а вы говорите, что с рэкетом не боремся. Боремся, да еще как!
А до этого Маша убеждала его:
— Паша, брось ты этим заниматься. Давай лучше поженимся. Отец покочевряжится немного, а потом тебя на нормальную работу устроит, квартиру нам купит. Заживем нормально.
— Пошел он на хер, папаша твой! — грубо отвечал ей Шемякин. — Знаю я его. И он меня знает.
— Это он поначалу, потому что не показался ты ему, — возражала Маша. — Я с ним поговорю, и все нормально будет.
— Показываться ему я не буду. Пошел он! — Паша был безапелляционен и искренне считал, что он, мелкий бандитишка, гораздо круче чиновника областного масштаба, каковым являлся Сергей Борисович Суровцев.
На деле все оказалось не так. Пашу замели с поличным и осудили, причем Сергей Борисович и пальцем не пошевелил, чтобы помочь жениху дочери. А потом была знаменательная, надолго запомнившаяся Паше встреча с Машей в тюремной комнате свиданий.
— Паш, у меня для тебя новость есть, — говорила тогда заплаканная Маша.
— Какая еще новость? — спросил ее тогда Дискотека своим излюбленным недовольно-грубоватым тоном.
— У нас ребеночек будет. Твой… — и красноречиво показала на свой еще совсем не округлившийся живот.
— Чего? — удивился Шемякин, которому в тот момент было совсем не до прибавления в его несостоявшейся семье.
— Я беременна. Месячные не пришли…
Дискотека тогда нахмурился и раздражился. Даже вспылил, сказал, что забивает ему подруга голову всякой ерундой, когда нужно думать о том, как бы его, Пашу, от зоны уберечь. Но когда немного погодя стало ясно, что этого все равно сделать нельзя, то изменил свое отношение. Прямо перед судом он сказал Маше:
— Ты жди меня… Я вернусь, и все будет ништяк.
Но впаяли Дискотеке семь лет, а это все-таки не месяц и не два. Большой срок, по мнению молодой Маши, у которой еще вся жизнь была впереди. Погоревав денька два, она решила, что ей необходимо было искать свой жизненный путь.
Выбор был: аборт или роды. Маша выбрала второе, но решила сделать хитро. И охмурила окончательно однокурсника Никиту Кораблева. А потом, когда акт соблазнения состоялся, через некоторое время она объявила Никите о своей беременности. И тот поступил как порядочный человек.
Совсем по-другому сложилась судьба Павла Шемякина. Он оттарабанил на зоне пять лет и попал под амнистию. Что, собственно, и позволило ему досрочно освободиться и приехать в родной город. Судьба обошлась с ним довольно жестоко — в то время, когда он был в заключении, умерла мать, а ее неприватизированная квартира досталась государству. То есть просто-напросто пропала. Паша оказался без жилья. Он получил только машину также умершего в этот период отца — свою собственную он незадолго до того, как сесть, по пьянке разбил.
Разочарование, посетившее Пашу после возвращения в родные места, было огромным. Помимо отсутствия прописки, это было еще и отсутствие работы, поскольку без прописки устроиться на нее было невозможно. Но был и некий светлый момент, который согревал Пашу до поры до времени. Этим моментом была не кто иная, как Маша, которая, как он надеялся, ждала его.
Хотя она и не давала о себе знать, но Паша верил. Она не написала ему ни одного письма, ни разу не прислала посылки. Но для него это было как бы само собой разумеющимся, что там, далеко, в другом мире его ждет жена. С его ребенком. Кстати, он даже не знал, кто у него родился. Но он продолжал верить и ждать. Вернувшись, он сразу решил ее увидеть и обговорить их дальнейшую совместную жизнь. В том, что она будет именно совместной, Дискотека не сомневался, не решаясь, правда, зайти к ней домой и ходя вокруг кругами. Естественно, он не знал, что Маша давно живет в другом месте, и потому направился в знакомый старый двор. Но все почему-то оттягивал момент встречи, топчась вокруг дома и поглядывая на окна квартиры Маши. Именно в этот момент его блужданий около подъезда своей бывшей возлюбленной и застал его старый приятель Вова Цыпин.
Объятия, похлопывания по плечу перешли по закону жанра в предложение обмыть встречу и вспомнить прошлое, что и было сделано в ближайшем кафе.
— Машку-то видел? — спросил, не подозревая ничего дурного, Вова. — Крутая такая стала, не здоровается, отворачивается.
— Да ну?.. — нахмурился Шемякин.
— Да. Она теперь не здесь живет, квартиру себе купила. Вернее, это папаша им купил.
— Кому это им? — еще больше нахмурился Дискотека.
— Мужу с ребенком.
— Мужу? С ребенком?
Эта информация была сродни удару обухом по голове. Ничего подобного он никак не ожидал услышать. И Дискотека вместе с неожиданно обнаружившимся старым приятелем завис в кафе на весь вечер, естественно, все увеличивая концентрацию спиртного в организме. Дискотека выяснил все, что касалось жизни Маши Суровцевой за последние пять лет. Первым его побуждением было немедленно ехать по новому адресу и разбираться, почему она поступила не по понятиям и оказалась нечестной. Почему нашла себе какого-то лоха и стала с ним жить. Как?! Машка? Его Машка?!
Напившись до потери пульса, он заночевал у Цыпина — идти ему все равно было некуда. Заглушив боль от обиды водкой, он провалился в пьяное забытье, решив-таки разобраться с неверной подругой позже.
Это уже потом, на следующее утро, после того как Шемякин опохмелился, в его голове созрела четкая мысль. Она основывалась на том, что, скорее всего, Маша и ее муж воспитывают его, Паши Дискотеки, сына. Все сходилось по срокам. И главное — то, что на этом можно было заработать, а деньги для Паши всегда были самым главным, особенно теперь, когда нужно снимать квартиру, как-то крутиться, что-то делать, чтобы не помереть с голоду. И Паша, подстегивая себя тем, что Суровцева оказалась падлой позорной, решил шантажировать свою бывшую подружку тем, что расскажет ее мужу, чей на самом деле ребенок: он был почти уверен, что Маша правду мужу не сказала.
Первая же встреча с Машей подтвердила его правоту. Это случилось вечером, когда Маша возвращалась с работы и когда Паша ее подкараулил. На лице бывшей подруги отразился такой явный испуг, что Дискотека понял: он на правильном пути.
— Т-ты? Т-ты ч-чего здесь делаешь? — выдавила из себя Маша. — Ты откуда вообще?
Ничего не ответил Паша, только улыбался как прежде, когда они были вместе и, как им казалось, любили друг друга. Немного погодя постаралась улыбнуться и Маша, но у нее это плохо получилось. Улыбка получилась вымученной и даже на дежурную не была похожа. А Шемякин вместо приветствия вдруг грубо притянул к себе Машу и попытался поцеловать, но Маша начала вырываться.
— Ты что же это, голуба моя, так встречаешь старых друзей-то? — со злобой бросил Шемякин. Его худшие опасения сбывались. Самолюбию был нанесен удар, мужская гордость посрамлена.
— Ты когда освободился? — спросила Маша, стараясь удержать разговор в цивилизованных и ни к чему не обязывающих рамках.
— Недавно, — уклончиво ответил Дискотека. — А ты, похоже, не ждала…
Маша промолчала, а Дискотека продолжил:
