Комиссар с изумлением смотрел на него: он стал выше всех, всех подвижней и задиристей. Черт возьми, как он умудрился так преобразиться всего за два месяца, что он его не видел?
Бросился ему навстречу, раскинув руки. Франсуа узнал его и остановился как вкопанный, в то время как его товарищи продолжали бежать к дому. Монтальбано присел на корточки со все еще раскрытыми объятиями:
- Привет, Франсуа.
Мальчишка отскочил в сторону, минуя его:
- Привет.
Комиссар видел, как он скрылся в доме. Что происходит? Почему он не увидел в глазах парнишки ни капли радости? Успокоил себя: может, все дело в детской обиде; вероятно, Франсуа не ощущал достаточного внимания с его стороны.
На противоположных концах стола уселись комиссар и Альдо Гальярдо, муж Франки, на редкость немногословный человек, силач и по фамилии и в жизни. Справа от Монтальбано сидела Франка, потом трое мальчишек, Франсуа расположился дальше всех, рядом с Альдо. Слева - трое парней, Марио, Джакомо и Эрнст. Первые двое - студенты университета, которые в деревне зарабатывали себе на учебу. Третьим оказался проезжий немец. Он сказал Монтальбано, что рассчитывает пожить здесь еще месяца три. Обед - паста с соусом из свиных колбасок, а на второе - колбаски, поджаренные на углях, - был непродолжительным. Альдо и трое его помощников спешили вернуться к работе. Все набросились на сладости, привезенные Монтальбано. Потом по кивку Альдо встали и вышли из дома.
- Я тебе еще кофе сделаю, - предложила Франка. Монтальбано забеспокоился: он видел, как Альдо, выходя, обменялся с женой быстрым заговорщицким взглядом. Франка принесла кофе и села напротив.
- Это серьезный разговор, - начала она.
В этот момент вернулся Франсуа: вид решительный, кулаки прижаты к бокам. Он остановился перед Монтальбано, твердо посмотрел на него и сказал дрожащим голосом:
- Ты не увезешь меня от моих братьев.
Повернулся и выбежал. Удар под дых. У Монтальбано мгновенно пересохло во рту. Он произнес первое, что пришло ему в голову, - к сожалению, страшную глупость:
- Как же хорошо он говорит по-итальянски!
- То, что я хотела тебе сказать, уже сказал сам малец, - заговорила Франка. - И имей в виду - мы с Альдо только и делали, что толковали ему о вас с Ливией, да как он будет жить с вами, как вы будете его любить. Но ничего не помогло. Эта мысль пришла ему внезапно с месяц назад, ночью. Я спала, вдруг чувствую, кто-то трогает меня за плечо. Это был он.
«Тебе плохо?»
«Нет».
«А что тогда?»
«Мне страшно».
«Отчего?»
«Что Сальво приедет и увезет меня».
- Иной раз, когда он играет или ест, эта мысль приходит снова, и тогда он хмурится, даже злится.
Франка продолжала говорить, но Монтальбано уже не слушал. Он потерялся в лабиринте своих воспоминаний: тогда он был таким же, как Франсуа, нет, даже на год младше. Бабушка медленно умирала, мать тяжело заболела (но все это он осознал гораздо позже), и отец отвез его к своей сестре, Кармеле, она была замужем за лавочником, тихим и приветливым человеком по имени Пиппо Шортино. Детей у них не было. Наконец отец приехал за ним, в черном галстуке и с широкой траурной повязкой на левой руке, это он хорошо помнил. Но он отказался возвращаться: «Я с тобой не поеду. Останусь с Кармелой и Пиппо. Я теперь Шортино».
Он навсегда запомнил искаженное болью лицо отца, смущенные взгляды Пиппо и Кармелы.
- …потому что дети - это не почтовые посылки, которые можно посылать туда-сюда, - заключила Франка.
На обратном пути он поехал по короткой дороге и около девяти вечера уже был в Вигате. Решил заехать к Мими Ауджелло.
- Я вижу, тебе лучше.
- Сегодня после обеда сумел поспать. А Франку нам провести не удалось. Она мне звонила, ужасно беспокоилась.
- Она очень, очень умная женщина.
- О чем она хотела с тобой поговорить?
- О Франсуа. С ним не все ладно.
- Парень к ним привязался.
- Откуда ты знаешь? Тебе сестра сказала?
- Со мной она ни о чем не говорила. Да ведь тут и догадываться не о чем. Я предполагал, что этим все кончится.
У Монтальбано потемнело лицо.
- Я понимаю, почему тебе так больно, - продолжал Мими, - но с чего ты взял, что это не к лучшему?
- Для Франсуа?
- И для него тоже. Но особенно для тебя, Сальво. Ты в отцы не годишься, даже в приемные.
Миновав мост, он увидел, что в окнах у Анны горит свет. Припарковался, вышел из машины.
- Кто там?
- Сальво.
Анна открыла дверь, впустила его в столовую. Она смотрела фильм, но тут же выключила телевизор.
- Выпьешь виски?
- Да. Безо льда.
- У тебя скверное настроение?
- Есть немного.
- Такое непросто проглотить.
- Ну да.
Поразмыслил над тем, что сказала Анна: такое непросто проглотить. Но как она могла узнать о Франсуа?
- Извини, Анна, но как ты об этом узнала?
- По телевизору в восемь передавали.
Да о чем это она?
- По какому еще телевизору?
- На «Телевигате». Сказали, что начальник полиции поручил расследование убийства Ликальци начальнику оперотдела.
Монтальбано стало смешно.
- Если бы ты знала, как мне на это наплевать! Я говорил совсем о другом!
- Тогда скажи мне, что тебя так гнетет.
- В другой раз, извини.
- Так ты встречался с мужем Микелы?
- Да, вчера после обеда.
- Он тебе рассказал, что их брак был фиктивным?
- Ты знала?
- Да, она мне сказала. Знаешь, Микела была к нему очень привязана. При таких обстоятельствах завести любовника - это не измена. Доктор был в курсе.
В другой комнате зазвонил телефон. Анна пошла отвечать и вернулась взволнованная.
- Мне позвонила одна знакомая. Кажется, полчаса назад этот самый начальник оперотдела явился в дом инженера Ди Блази и забрал его в полицейское управление Монтелузы. Чего от него хотят?
- Все просто: узнать, куда девался Маурицио.
- Выходит, его подозревают!
- Яснее ясного, Анна. Доктор Эрнесто Панцакки, начальник оперотдела, человек абсолютно ясный. Ну, спасибо за виски, и спокойной ночи.
- Что же, ты так и уйдешь?
- Извини, я очень устал. Увидимся завтра.
На него внезапно навалилось дурное настроение, тяжелое и вязкое.
Ударом ноги он распахнул дверь и бросился к звонящему телефону.
- Сальво! Какого черта! Друг называется!
Он узнал голос Николо Дзито, репортера со «Свободного канала», с которым его связывали искренние дружеские отношения.
- Это правда, что тебя отстранили от дела? Я не дал новость в эфир, хотел сначала услышать твое подтверждение. Но если это правда, почему ты мне ничего не сказал?
- Извини, Николо, это случилось вчера поздно вечером. А сегодня утром я должен был уехать, навестить Франсуа.
- Хочешь, чтобы я что-нибудь предпринял на телевидении?
- Нет, ничего не надо, спасибо. Но я сообщу тебе одну новость, которую ты, конечно, еще не знаешь, и так расплачусь с тобой. Доктор Панцакки увез в управление полиции для допроса инженера-строителя Аурелио Ди Блази из Вигаты.
- Это он ее убил?
- Да нет, подозревают его сына Маурицио, который исчез в ту же ночь, когда убили Ликальци. Парень был по уши в нее влюблен. И еще. Муж жертвы сейчас в Монтелузе, в гостинице «Джолли».
- Сальво, если тебя выкинут из полиции, переходи ко мне на телевидение. В полночь смотри выпуск новостей. И большое тебе спасибо.
Монтальбано даже трубку не успел положить, а дурное настроение как рукой сняло.
Доктор Эрнесто Панцакки был обслужен по первому разряду: в полночь все его действия станут достоянием общественности.
У Монтальбано совсем пропал аппетит. Он разделся, принял душ. Долго стоял под струей воды. Надел чистое белье. Сейчас предстояло самое трудное.
- Ливия?
- Сальво, а я все жду, когда ты наконец позвонишь! Как там Франсуа?
- Отлично. Подрос.
- Слышал, какие он сделал успехи? С каждой неделей, когда я ему звоню, он говорит по-итальянски все лучше и лучше. Он уже здорово объясняется, да?
- Даже слишком.
Ливия пропустила его слова мимо ушей, ей не терпелось спросить о другом.
- Чего хотела Франка?
- Хотела поговорить со мной о Франсуа.
- Слишком непоседливый? Не слушается?
- Ливия, тут дело в другом. Мы, похоже, неправильно поступили, когда оставили его так надолго с Франкой и ее мужем. Мальчик привязался к ним, он мне сказал, что не хочет уезжать.
- Он тебе сам сказал?
- Да, по своей инициативе.
- «По своей инициативе»! Какой же ты дурак!
- Почему?
- Да потому что это они подучили его так говорить! Они хотят забрать его у нас! Им бесплатная рабочая сила нужна на ферме, этим подонкам!
- Ливия, что ты несешь?
- Нет, все так и есть, как я говорю! Они хотят, чтобы он у них остался! А ты и рад!
- Ливия, успокойся.
- Да я спокойна, дорогой мой, совершенно спокойна! И я тебе это докажу, тебе и этим двум похитителям детей!
Она бросила трубку. Комиссар в чем был вышел на веранду, закурил и после долгих часов, когда он держал себя в руках, наконец дал волю печали. Франсуа все равно потерян, даже если Франка и оставила решение за ним и Ливией. Вот она, голая правда без прикрас, та, что сказала ему сестра Мими: дети не посылки, чтобы их пересылать с места на место. Нельзя не считаться с их чувствами. Адвокат Раписарда, который занимался от его имени процедурой усыновления, говорил ему, что потребуется по крайней мере еще полгода. И у Франсуа будет достаточно времени, чтобы пустить крепкие корни в семье Гальярдо. Ливия бредила, воображая, будто Франка подучила пацана, что ему говорить. Монтальбано видел, как Франсуа смотрел на него, когда он бросился навстречу, чтобы обнять мальчишку. И сейчас у него перед глазами был его взгляд, полный детского страха и ненависти. С другой стороны, он понимал чувства парнишки: тот уже потерял мать и боялся потерять свою новую семью. Если уж говорить начистоту, то они с Ливией слишком мало времени провели с мальчиком, их образ очень быстро улетучился у него из памяти. Монтальбано сознавал, что ни за что на свете не смог бы нанести Франсуа новую травму. У него не было на это права. И у Ливии тоже не было. Он для них потерян навсегда. Со своей стороны, Монтальбано согласился бы на то, чтобы мальчик остался у Альдо и Франки, тем более что они будут счастливы его усыновить. Комиссар почувствовал, что замерз, поднялся, вошел в дом.
