- И это подтверждает мою гипотезу: убийца не хотел оставлять никакого следа своих биологических образцов, которые позволили бы сделать, скажем так, его генетический отпечаток, то есть анализ ДНК. Отпечатки пальцев можно стереть, а что делать со спермой, волосами, волосяным покровом кожи? Вот убийца и решил все простерилизовать.
- Вот именно.
- Извините, но если вам больше нечего мне сказать, я бы хотел уехать отсюда. Начинаю испытывать усталость.
Доктор закрыл дверь на ключ, Монтальбано снова наложил печати. Они отъехали от дома.
- У вас есть мобильный?
Комиссар позвонил Паскуано, договорился об опознании завтра в десять утра.
- Вы тоже будете?
- Должен бы, да не могу. Мне придется уехать из Вигаты. Я пришлю за вами моего человека, он вас отвезет.
Комиссар попросил высадить его на окраине города. Ему хотелось пройтись.
- А, синьор дохтур, синьор дохтур! Синьор дохтур Латте с буквой «с» на конце звонил три раза и каждый раз все больше сердился, при всем уважении конечно. Вы должны перезвонить ему пирсонально собственной пирсоной сей момент.
- Алло, доктор Латтес? Монтальбано у телефона.
- Ну слава Богу! Приезжайте немедленно в Монтелузу, с вами хочет говорить начальник полиции.
И положил трубку. Должно быть, стряслось что-то серьезное, потому что из молока исчез весь мед.
Он уже заводил мотор, когда увидел, что подъезжает машина с Галлуццо.
- Есть новости о докторе Ауджелло?
- Да, позвонили из больницы, его выписывают. Я ездил за ним, а потом отвез его домой.
К черту начальника полиции и его неотложные дела. Сначала надо проведать Мими.
- Как ты себя чувствуешь, неподкупный защитник капитала?
- Голова прямо раскалывается.
- Наперед будет тебе урок.
Мими Ауджелло сидел в кресле, голова перевязана, бледный как полотно.
- Однажды один мужик врезал мне по голове железкой. Пришлось наложить семь швов, и то меня не развезло, как тебя.
- Видно, врезали тебе за дело, и ты это знал. Поэтому чувствовал себя хоть и побитым, но морально удовлетворенным.
- Мими, ты, когда постараешься, можешь быть настоящим гадом.
- И ты тоже, Сальво. Я собирался тебе позвонить сегодня вечером, завтра не смогу сесть за руль.
- Поедем к твоей сестре в другой раз.
- Нет, Сальво, все равно поезжай. Они очень хотели тебя видеть.
- А почему, не знаешь?
- Понятия не имею.
- Слушай, сделаем так. Я поеду, а ты завтра утром в девять тридцать должен быть в Монтелузе, в «Джолли». Возьмешь доктора Ликальци - он уже приехал - и отвезешь его в морг. Договорились?
- Как поживаете? Как поживаете, дорогой мой? У вас немного расстроенный вид. Мужайтесь. Sursum corda! Именно так говорили во времена «Католического действия». [«Католическое действие» - объединение светских организаций, действующее под патронажем Католической церкви. Многие депутаты и чиновники местных и общегосударственных органов управления являются его членами.]
Опасный мед доктора Латтеса переливался через край. Монтальбано насторожился.
- Пойду предупрежу господина начальника полиции.
Исчез и снова появился:
- Господин начальник полиции в настоящий момент занят. Прошу, я провожу вас в приемную. Хотите кофе, еще что-нибудь?
- Нет, спасибо.
Доктор Латтес снова исчез, предварительно одарив его широкой покровительственной улыбкой. Монтальбано был уверен, что начальник полиции приговорил его к медленной и мучительной смерти. Возможно, к удавке.
На столике в убогой приемной лежали еженедельник «Христианская семья» и газета «Римский обозреватель», [Периодические издания Ватикана.] очевидный знак присутствия в управлении полиции доктора Латтеса. Взяв в руки журнал, комиссар начал читать статью Тамаро.
- Комиссар! Комиссар!
Кто-то тряс его за плечо. Он открыл глаза, перед ним стоял полицейский.
- Господин начальник полиции вас ждет.
О Господи! Он глубоко заснул. Посмотрел на часы, было восемь. Эта сволочь продержала его в приемной два часа.
- Добрый вечер, господин начальник полиции.
Аристократ Лука Бонетти-Альдериги не ответил. Не подавая признаков жизни, сидел, уставившись в монитор своего компьютера. Комиссар обозрел непокорную шевелюру своего начальника, густую-прегустую, со здоровым вихром на макушке, закрученным наподобие сухих коровьих лепешек на полях. Точная копия того сумасшедшего психиатра, который организовал этнические чистки в Боснии.
- Как его звали?
Осознал, хотя и с опозданием, что, не вполне проснувшись, говорит вслух.
- Как звали кого? - спросил начальник полиции, соизволив наконец-то оторвать глаза от компьютера и посмотреть на комиссара.
- Не обращайте внимания, - сказал Монтальбано.
Начальник полиции продолжал смотреть на него со смешанным выражением презрения и жалости, видимо, подметив в комиссаре недвусмысленные признаки старческого слабоумия.
- Я буду с вами предельно откровенен, Монтальбано. Я о вас невысокого мнения.
- И я о вас тоже, - сказал комиссар не моргнув глазом.
- Ну вот и хорошо. Теперь между нами все ясно. Я вызвал вас, чтобы объявить, что отстраняю вас от расследования убийства синьоры Ликальци. Вместо вас его будет вести доктор Панцакки, начальник оперотдела, который, между прочим, по долгу службы и должен заниматься этим делом.
Эрнесто Панцакки был ближайшим соратником Бонетти-Альдериги, которого тот перетащил за собой в Монтелузу.
- Могу я узнать, почему, даже если мне на это наплевать?
- Вы совершили недопустимую небрежность, которая создала серьезные трудности для доктора Аркуа.
- Это он в рапорте написал?
- Нет, в рапорте не написал, не захотел по своему великодушию вам вредить. Но потом раскаялся и все мне рассказал.
- Ох уж мне эти раскаявшиеся! - не сдержался комиссар.
- Вы имеете что-то против раскаявшихся? [Это выражение связано с борьбой против мафии, которая в последнее время проводится в Италии, и с программой защиты свидетелей, породившей сотни перебежчиков, так называемых раскаявшихся (pentiti).]
- Да ладно!
И вышел не попрощавшись.
- Я приму меры! - крикнул ему вслед Бонетти-Альдериги.
Экспертно-криминалистический отдел располагался в подвальном помещении.
- Доктор Аркуа на месте?
- В своем кабинете.
Вошел без стука.
- Добрый вечер, Аркуа. Меня тут начальник полиции вызвал. Вот по дороге решил зайти к вам, узнать, есть ли новости.
Ванни Аркуа было явно не по себе. Но он подумал, что Монтальбано еще ничего не знает о своем отстранении от дела, и решил сделать вид, будто ничего не произошло.
- Убийца тщательно уничтожил все следы. Но мы все же нашли много отпечатков. Хотя они наверняка не имеют ничего общего с убийством.
- Почему?
- Потому что все они принадлежат вам, комиссар. Вы, как всегда, чрезвычайно неосторожны.
- Кстати, Аркуа, вы знаете, что донос - это грех? Спросите у доктора Латтеса. Опять вам придется каяться.
- А, синьор дохтур! Вот опять снова звонил синьор Каконо! Говорит, что вспомнил одну вещь, очень может быть важную. Номер я записал вот на энтом листке.
Монтальбано глянул на четвертушку бумаги и почувствовал, как все у него зачесалось. Катарелла написал цифры так, что тройка казалась пятеркой или девяткой - двойка четверкой, пятерка - шестеркой, и так далее в том же духе.
- Катаре, да какой это номер-то?
- Ну тот самый, синьор дохтур. Номер Каконо. Какой написан, такой и есть.
Прежде чем дозвониться до Джилло Яконо, Монтальбано попал в бар, пообщался с семьей Якопетти, с доктором Бальцани.
Четвертую попытку предпринял уже от отчаяния.
- Алло? С кем я говорю? Я комиссар Монтальбано.
- А, комиссар! Хорошо, что вы мне позвонили, я как раз выходил из дома.
- Вы меня искали?
- Я вспомнил одну деталь, не знаю, пригодится или нет. Мужчина, который вышел из «твинго» и направлялся к коттеджу вместе с женщиной, нес чемодан.
- Вы уверены?
- Абсолютно.
- Типа кейса?
- Нет, комиссар, довольно большой. Однако…
- Да?
- Однако у меня сложилось впечатление, что мужчина нес его как-то легко, словно внутри почти ничего не было.
- Благодарю вас, синьор Яконо. Когда вернетесь, дайте о себе знать.
Поискал по справочнику и набрал номер супругов Вассалло.
- Комиссар! Сегодня после обеда, как мы договаривались, я приходил к вам в комиссариат, но вас не застал. Ждал довольно долго, но потом мне пришлось уйти.
- Прошу меня извинить. Послушайте, синьор Вассалло, вечером в прошлую среду, когда вы ждали синьору Ликальци на ужин, кто вам звонил?
- Ну, один мой друг из Венеции и дочь, которая живет в Катанье, но это вам не интересно. Ах да, именно это я и хотел сказать вам сегодня: два раза звонил Маурицио Ди Блази. Незадолго до девяти и сразу после двадцати двух. Искал Микелу.
Неприятный осадок после встречи с начальником полиции следовало прогнать вкусной едой. Ресторанчик «Сан Калоджеро» был закрыт, но он вспомнил, что, по словам одного знакомого, прямо при въезде в Йопполо-Джанкаксио, поселок в двадцати километрах от Вигаты, если ехать в глубь острова, была недурная харчевня. Монтальбано сел в машину. Ему повезло, он сразу нашел харчевню, называлась она «Привал охотника». Естественно, никакой дичи там не подавали. Хозяин, кассир и официант в одном лице, с закрученными вверх усами, немного похожий на короля Виктора Эммануила II, первым делом поставил перед ним внушительную порцию капонаты [Капоната - сицилийское блюдо из поджаренных на оливковом масле овощей, заправленных кисло-сладким соусом.] - просто объедение. «Доброе начало ведет к хорошему концу», - писал Боярдо, и Монтальбано решил положиться на волю судьбы.
