— Как ты можешь так засорять свою энергетику? Я уж не говорю, вредить телу. Ведь ты вроде бы заботишься о своей форме.
С этим я согласиться не могла.
— Понимаешь, все знают про лошадь и каплю никотина. Но тут есть одна маленькая хитрость.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовалась Аня, — это какая же хитрость в самоотравлении? Я вот отказалась от кофе и ничуть не жалею.
— Это другое дело. У тебя сейчас гормональная перестройка, тебе стимуляторы просто не нужны.
— А тебе?
— А я и не для стимуляции это делаю. Если не вдаваться в сложные психологические и физиологические подробности, моя хитрость звучит примерно так: «Знай, что ты делаешь».
— Пока не понимаю.
— Ну, то есть пей кофе не для того, чтобы бутерброд запить, а с полным осознанием, жидкость какой силы и какого действия ты употребляешь. То же самое относится и к сигаретам. Обычно люди курят машинально, не отдавая себе отчета в этом, — просто автоматически повторяют мелкие акты моторики…
— Ну да, я читала. Подсознательная память о материнской груди и все такое.
— Во-во.
— А как же это можно использовать для медитации, ведь ты именно к этому ведешь?
— Верно. При полном осознании курения, если ты, как говорит твой Судзуки, находишься «здесь и сейчас», банальная сигарета может дать весьма сильный эффект. Добавь сюда еще и легкое наркотическое воздействие, и ты получишь возможность сделать свое восприятие более подвижным. А уж на что его направить — на тупой кайф или активизацию возможностей сознания — это твое дело.
— Здорово. Это же почти то же самое, о чем говорит Дзен!
— Да, наверное. Вообще все это относится и к любому действию, вплоть до самых обыденных. Ты и сама что-то похожее делаешь, когда занимаешься дыхательными упражнениями. Попрактикуешься подольше — поймешь, что регулируемое специальным образом дыхание может вызывать невероятные психологические эффекты.
— Слушай, здорово с тобой поговорить. Но я все-таки пойду, поздно уже.
— Счастливо.
Расстались мы, весьма довольные друг другом.
А наутро у нас с Аней состоялся серьезный разговор.
— Я не понимаю, ты что, что-то от меня скрываешь? — Моя подопечная рассердилась не на шутку. — Ведь ты сказала, что мне ничего не угрожает.
— Так оно и есть.
— Тогда почему нужно устраивать весь этот спектакль?
— Слушай, тебе вредно волноваться.
— А я и не волнуюсь. Просто объясни мне, вот и все.
— Ну, видишь ли, в моей работе есть своя специфика…
— И из-за этой твоей специфики я должна сидеть в этой тюрьме?
— Во-первых, этот дом мало похож на тюрьму. А во-вторых, я как раз и хочу сделать так, чтобы тебе больше не пришлось чувствовать себя, как ты говоришь, загнанным зверем.
— И для этого тебе нужно поехать вместо меня? Что ты мне голову морочишь, думаешь, я такая дурочка? Если ты будешь изображать меня, значит, ты уверена, что именно на меня охотился тот тип!
Хорошо еще, она не знает про бомбу в коляске!
На моей памяти это первый случай, когда клиент вмешивается в мою работу.
— Аня, поверь мне, я на твоей стороне…
— Да уж, на моей. Если я правильно понимаю, ты должна меня охранять там, куда я хожу, а не жить вместо меня!
У нее явно истерика. Как ни старается она сдерживаться, арест Игоря и вчерашнее нападение выбили ее из колеи, и никакой аутотренинг тут не поможет.
— Сделай-ка несколько глубоких вдохов.
— Зачем это?
— Ну давай, вдохни поглубже и выдохни. Десять раз. Начали.
Аня старательно задышала.
— Вот и отлично. А теперь слушай меня: чтобы твердо гарантировать тебе безопасность, я сама должна быть на сто процентов уверена, что стреляли не в тебя. А для этого мне нужно устроить проверку. Ну ты же сама хотела узнать о моей работе, верно?
— Ну, допустим.
— Так вот, это основное правило, — терпеливо, словно маленькой, втолковывала я, — мало ли что, вдруг это просто какой-то маньяк. Вдруг он все же именно за тобой следит? А это будет лучший способ его поймать.
Кажется, она поверила. Вот и отлично.
— Так что давай мне свою шубу, перчатки, платок, в котором вчера была, и сумочку. У тебя есть темные очки?
— Да, тебе какие?
— Те, которые ты чаще носишь.
Аня безропотно повернулась и пошла за вещами.
Все, что оставалось мне, чтобы сделать сходство максимально полным, — это нанести на лицо тон-пудру. Волосы я накрою платком, небольшую разницу в росте и большую — в габаритах поможет скрыть длинная шуба. Все-таки удобное время года — зима, и хорошо, что она неожиданно вернулась.
Я облачилась и, снабженная точным адресом портнихи, вышла во двор.
Валерий уже прогревал мотор.
При виде меня он выскочил из машины.
— А Женя? Она же говорила, что нельзя никуда ездить…
Вот и первая проверка моего нового образа. Сыграть так талантливо этот тип не смог бы, да я на это и не надеялась. Он действительно принял меня за Аню. Замечательно. Надеюсь, наш диалог хорошо слышно.
— А что мне Женя? — говорила я Аниным голосом, усаживаясь в машину. — Она сама сказала, что никакой опасности нет. А раз уж она уехала, кто мне запретит посетить Анну Францевну?
— Как уехала?
— Ну да, утром. Я ей разрешила «Ауди» взять. А что, у тебя проблемы?
Я показала ему в зеркальце заднего вида кулак. Удивленный Валерий повернулся всей тушей ко мне, и я спустила с переносицы темные очки. Как бы он еще чего не ляпнул.
Всегда говорила, что обмануть мужчину — раз плюнуть. Они замечают только внешние детали. Надень чужую одежду, и ты исчезнешь для его внимания, оденься похоже на знакомого ему человека, и ты превратишься в этого знакомого. Или в жену шефа. А уж добавь к этому еще жесты и голос, и эффект станет полным.
Настолько полным, что даже такая деталь, как другой цвет глаз, ускользнет от внимания. Я нахожусь на расстоянии вытянутой руки от Валерия, намного ближе, чем будет меня наблюдать Охотник, и тем не менее ни другой цвет глаз, ни, в общем-то, другой тип лица ничего ему не сказали. Замечательно, просто превосходно.
Пришлось поднести к его носу брелок, управляющий глушилкой.
Только тогда он вспомнил наш вчерашний разговор и наконец взглянул на меня внимательно.
Если бы Охотник установил в машине не микрофон, а камеру, моя операция провалилась бы, не начавшись, — достаточно было взглянуть на отвисшую челюсть Валерия. К счастью, никакого звука он не издал.
Я слегка щелкнула его по носу.
— Поехали. Анна Францевна ждет.
И мы поехали.
Добравшись без приключений до нужного микрорайона, мы встали на каком-то светофоре.
Я нажала кнопку на брелке и тронула Валерия за плечо.
— Давай теперь помедленнее, покрутись тут, — сказала я своим обычным голосом. — Забыла спросить, оружие у тебя есть?
— Да нет, машину Гарика и так все знают. А сегодня взять ствол я как-то не подумал…
— Вот и отлично, не будешь путаться под ногами. Твоя задача вести. И не забудь — ни слова, иначе все испортишь.
Я отключила помехи. Мы как раз под высоковольтной линией, вряд ли короткое нарушение сигнала насторожит Охотника.
Но, похоже, он все-таки что-то почувствовал. В подъезд я вошла без помех.
Так же спокойно поднявшись на нужный этаж, я позвонила в дверь Анны Францевны и сняла оружие с предохранителя. Вот сейчас…
Но ничего не произошло.
Мне открыли, и я вошла в квартиру. Очки я снимать не стала: Анна Францевна — не Валера. К чему пугать старушку?
С порога я окунулась в запахи ванили, «Шанели номер пять» и псины. Черт, про собаку мне Аня ничего не говорила!
Анна Францевна оказалась дородной дамой, вовсе не такой старой, как я ее себе представляла. А вот и ее питомец, ой, то есть нет — питомцы. В прихожую с визгливым лаем влетели одна за другой пять или двадцать мелких собачонок. Точнее не скажешь, слишком мельтешат.
— Добрый день, проходите, Анечка. Чем-то вы сегодня моих любимцев взволновали.
— Это, наверно, из-за котенка. Сейчас в подъезде ко мне подбежал, терся о сапог. Серенький такой…
— Да-да, эти бездомные животные. Я всегда говорила…
— Анна Францевна, я сегодня спешу. Можно мне?..
— Да, конечно. Может быть, померить хотите?
— Ну что вы, я знаю, ваша работа в проверках не нуждается.
— Спасибо, Анечка.
Хозяйка наконец увела тявкающую свору в глубину квартиры.
Когда она появилась вновь, на этот раз одна, я уже держала в руке переданные Аней деньги. Она меня предупредила, что у портнихи есть пунктик — не брать деньги из рук и вообще как бы не замечать, что ей платят.
Поэтому я просто положила несколько сотенных бумажек на полочку у зеркала, взяла шуршащий пакет и, попрощавшись, вышла.
Все чисто.
Постояв несколько минут перед дверью, спиной к лестнице наверх, я поняла, что что-то не так. Никто на меня не нападал. Очень странно — сейчас самый удобный момент.