Свободно вздохнув, я сказала:
— Но Сережка же не сыщик!
— Тоже мне, бином Ньютона ваш сыск! — презрительно фыркнула Эльвира. — Мы и без вас управимся, да, Сережа?
Пенс кивнул, продолжая ей нежно улыбаться.
«Конечно, — грустно подумала я, — от моей «шотландской» башки можно устать. Черные гладкие волосы Эльвиры куда симпатичнее…»
— Неплохая задумка, — согласился Лариков, — хотя я не понимаю, почему я тебе не подхожу!
— Не обижайся, — развела руками Эльвира, нахально улыбаясь, — но если бы я выбирала любовника, я бы выбрала его!
Она помолчала, загадочно смотря на Пенса своими кошачьими глазами, и добавила, окончательно разбивая мое сердце:
— Потому что он мне нравится!
* * *
Где-то я прочитала однажды замечательное изречение.
«Если ты не веришь, что у роз есть шипы, сядь на них, и ты убедишься в их наличии».
Смотря в окно вслед двум удаляющимся фигурам, я чувствовала себя сидящей на огромном розовом кусте. Мне ужасно хотелось разбить чертово стекло, но я боюсь холода.
«Хватит с меня и этого блаженства, — мрачно подумала я. — Не надо прибавлять к розам еще острые ощущения. У меня их в жизни и так последнее время предостаточно».
Две фигуры проследовали к машине, и он пропустил ее вперед.
Неверный!
Я была сейчас самым несчастным человеком на свете. Моя душа заходилась в детском плаче.
— Сашка, ты в себя приходить собираешься?
Голос Ларикова прозвучал откуда-то издалека.
— А то мы с этим убиением Волкова никогда не разберемся!
— Но ведь у нас пока нет ничего! — вытаращилась я на него. Надо же быть таким жестоким, вытаскивать меня из приятного чувства меланхолии!
Стоит себе человек, предается своим нечеловеческим страданиям! А бесчувственный Лариков как ни в чем не бывало вторгается и нарушает их!
Я как раз мазохистски наслаждалась видениями Пенсовых объятий с бесчестной Эльвирой, похитившей у меня моего верного рыцаря, а он так не вовремя пристает ко мне с этим уже изрядно надоевшим мне убийством!
— Сашка, надо нам торопиться! Иначе тебя посадят! Как ты этого не понимаешь?
Посадят…
Я представила себя, печальную, в одиночной камере, покрытой паутиной. Этакая маленькая и очаровательная Мария Стюарт накануне своей казни. Пенс стоит под окном башни, в которую меня заточили, и шепчет:
— Прости меня, Александрина!
Я закрываю глаза, прижимаю руку к сердцу и скорбно качаю головой — нет тебе прощения, неверный…
— Нет, — сказала я вслух.
— Что — нет? — удивился Лариков. — Вообще-то, когда я принимал тебя на работу, я предполагал в тебе ум. Сашка, ты что, не соображаешь? Повторяю для пущего разумения: тебя посадят, если мы не найдем настоящего убийцу. Поняла? Ну?
Он пощелкал перед моими глазами своими длинными пальцами.
Я очнулась.
— Знаешь, Ларчик, может, оно и к лучшему? — горько воскликнула я.
— Вот уж вовсе ты бред оголтелый понесла! — возмутился он. — Сашенька, миленькая, давай ты все-таки подумаешь. Ты же у меня умница!
«Какие же они коварные, эти мужчины, — размышляла я, глядя в его глаза, устремленные к моему лицу в порыве нежности. — А еще двадцать минут назад он тоже был готов упасть в объятия несносной Эльвиры. Все так и норовят быть ее любовниками!»
— О чем я должна подумать? — холодно поинтересовалась я.
— Кто тебе показался наиболее подозрительным в этой компании?
Он не сводил с меня глаз. Я, конечно, тут же испытала искушение сообщить, что самой подозрительной в этой компании была как раз их возлюбленная Эльвира. Но, будучи честной, не могла так поддаться порыву злобы. И ответила:
— Знаешь, Ларчик, все они были очень подозрительными. Но напряг меня этот старикашка. Потому что я видела, как он уехал, а, когда потом пришла Эльвира, она сказала, что Филипп с ним сидит, разговаривает.
— Какой старикашка? — переспросил меня Лариков.
— У него еще такая странная фамилия… — попыталась я припомнить.
— Поздяков, да?
— Ну конечно. Ты и сам знаешь, — обрадовалась я. — Что-то там странное произошло. Не мог же он раздвоиться?
— Приехали, — торжественно объявила Эльвира, останавливая «Вольво» перед волковской дачей. — Сейчас мы их тут всех накроем в гнездилище порока!
Она явно торжествовала, предвкушая наслаждение моментом. Пенс удивленно посмотрел на нее.
— Ты их так ненавидишь? — спросил он ее.
— О, что ты! — насмешливо пропела девица, вынося свое изящное тело из машины. — Я их обожаю! До безумия! Нигде мне не встречалось такое количество достойных людей! Достойных электрического стула…
Грациозно ступая на тоненьких шпильках, Эльвира направилась к величественной дачке с тем невинным и безмятежным видом, который Пенс охарактеризовал, как нахальный.
— Паника царит в мирном и уютном гнездышке, — довольно усмехаясь, проговорила она, барабаня кулаком в дверь. — Никто даже и не слышит призывов блудной дочери, пропавшей в глухих лесах и болотах Заманчивого. Пенс, пожалуйста, как бы тебе ни было это противно, но напяль на свою рожу выражение безграничной любви к такой маленькой паршивке, как я! Ты все-таки по роли мой любовник! Не обрекай же меня на безответное чувство!
Дверь открылась в тот момент, когда Пенс пытался отрепетировать страстное выражение на лице. Поэтому открывший ворота охранник замер от удивления, увидев психически неполноценного парня, сопровождающего их пропавшую Эльвиру.
— Привет, — беззаботно помахала Эльвира ладошкой перед носом ничего не понимающего охранника. — Как протекала здешняя болотистая жизнь в мое отсутствие? Сереженька, не стесняйся, проходи! Сейчас я представлю тебе все общество! Ну, — перевела она взгляд на оторопевшего вконец охранника. — Чего ты на меня смотришь, будто я тень отца Гамлета, потревожившая твой незыблемый и тупой покой? Что-нибудь случилось?
— Да, — пробормотал охранник.
— Ах, — воскликнула Эльвира, поднося ладонь ко рту. — Неужели матушка убежала с Филиппом, украв его из-под венца?
— Филипп Владимирович почил в бозе, — мрачно сказал охранник.
— В чем он почил? — переспросила Эльвира. — Впрочем, меня не волнуют подробности его ночного туалета…
— Филиппа Владимировича… убили.
— Да ладно врать-то! — поморщилась Эльвира, отмахнувшись.
— Правду говорю, — насупился охранник.
— Лешенька, какой ты нынче остроумный, — Эльвира не собиралась сдаваться. Если честно, она просто никак не могла придумать, как отреагировать на давно известный ей факт. — И кто же нашего красавчика замочил? Неужто подружка в приступе ревности?
— Невеста!
Ох, сколько ужаса было в его глазах!
— Ну и не фига было жениться, — меланхолично произнесла Эльвира. — Где он? С маменькой чай распивает?
— Эльвира Андреевна, ей-богу, помер наш Филипп!
— Я тебе верю. «Как верит солдат убитый, что он проживает в раю…»
С этими словами Эльвира шагнула за порог, почти насильно втаскивая туда и Пенса.
В зале сидела заплаканная матушка, которая тут же уставилась на Эльвиру, как на привидение. Здесь же мирно лежал виновник торжества.
Эльвира ухватилась за рукав Пенсовой куртки и шепнула:
— Прости, дорогой, но тут я должна вскрикнуть и зарыдать, прижимаясь к твоей мощной груди…
Она весьма натурально вытаращилась на Филипповы останки и, вскрикнув, прильнула к Пенсу. Он немедленно обхватил ее плечи и прижал к себе.
— О, нет! Этого не может быть! — закричала Эльвира, пытаясь вырваться и подлететь к драгоценному своему родственнику.
Но Пенс держал ее крепко, и Эльвира сотрясалась от «рыданий» в его объятиях.
«Какая же талантливая девица», — подумал Пенс. Впрочем, от зрелища, которое было перед его глазами, ему и самому было немного не по себе.
* * *
Под ватным одеялом я довольно быстро согрелась, и, что самое печальное, мои мозги охотно размягчались под действием тепла, и меня неудержимо клонило в сон.
Безжалостный Лариков тем не менее смотрел на меня, требуя ответа на свой вопрос.
Почему я считаю, что с Поздяковым что-то не так?
Соображать в своем теперешнем состоянии мне было крайне затруднительно, и я сонно забормотала, наивно полагая, что мои измышления покажутся ему вполне логичными:
— Потому что я тебе повторяю, что прекрасно видела, как он ушел! Даже уселся в машину!
Или не усаживался?
Черт побери, ну откуда я знала, что Волкова убьют? Знала бы, конечно, провела бы заранее предварительное расследование.
Шум машины мне послышался, это точно.
Значит, машина была. Сейчас я вспомнила, что слышала и шум машины, и хлопок дверцей.
— Значит, все-таки было, — продолжала я решительно. — Машина шумела, дверца хлопала, и старичок отъехал. А через пятнадцать минут заявилась Эльвира и сказала, что она только что видела этого старикана у Филиппа. То есть даже не через пятнадцать минут, а когда она ходила за фужерами!
