«Ничего себе подсказочка», — усмехнулась я.
Но что-то в этом было. Я опять вернулась взглядом к строчкам.
«От жажды умираю над ручьем,
Смеюсь сквозь слезы и тружусь играя».
Нет, не это.
Я перелистнула страницу. Быстро нашла ту строчку.
Лебедицу — вороном.
Странно, что же он имел в виду?
Со вздохом закрыв книгу, я посмотрела в зеркало и крутанула пальцем у виска.
Честное слово, Сашенька! Нельзя же так серьезно относиться к снам и фантазиям!
* * *
Ее светлые волосы были распущены по плечам, а осиная талия перетянута широким ремнем.
— Привет, — сказала она, немного разочаровав Пенса голосом. Голос у нее был довольно неприятный. — Пришли соболезновать нашему семейству?
— Ты-то в нем с какого перепугу? — агрессивно осведомилась Эльвира.
Красавица не удостоила Эльвиру взглядом — она была слишком занята Пенсом.
— Кстати, меня зовут Елена, а вас?
— Сергей, — смутился он.
Эльвира дернула его за руку. Елена хмыкнула.
— Ты боишься, ангелочек? Я его не уведу, не бойся…
— Пошла ты, — выругалась Эльвира. — Что ты, что Маркел — ходячие дурные предзнаменования. Надо запретить вам появляться в приличном обществе!
Елена на Эльвирины слова отреагировала неожиданно. Резко схватив ее за шею, она развернула ее лицом к себе и прошипела:
— Послушай, ты, принцесса наследная! Молчи, а то я расскажу, как сначала вы со своей новой подругой ночью выходили из кабинета Филиппа, а потом вместе удирали отсюда! Поняла?
Эльвира побледнела, прижавшись к стене, а Елена совершенно спокойно улыбнулась, провела пальчиком сначала по своим, а потом по Пенсовым губам и нежно промурлыкала:
— До встречи, красавчик!
После чего растаяла в проеме дверей, подобно видению, оставив Пенса и Эльвиру в некоторой растерянности.
— Гусыня, — прошипела ей вслед Эльвира. — Не смотри на нее так восхищенно, Сереженька! Сашке наябедничаю. Кроме того, перед тобой только что продефилировал плод прекрасной пластической хирургии. Видел бы, какой носяра у нее наличествовал до счастливого вмешательства!
— Длинный? — поинтересовался Пенс.
— Нет, — усмехнулась Эльвира. — В виде расплющенной картофелины.
И, толкнув дверь, она втащила Пенса, все еще не сводящего глаз с того места, где только что стояла сногсшибательная красавица, в свою комнату.
Дома царил отвратительный холод. За окнами начинался уже первый снег, но топить, как всегда, не спешили.
— Как вы тут живете! — простонал Лариков. — Я за сегодняшнюю ночь промерз, как во льдах Антарктиды!
— Мы с маменькой, видишь ли, принадлежим к роду Виндзоров, — поведала я. — А у них это традиция — жить в холоде. Привычка, милый. И ностальгия по туманному Альбиону.
— Как так к Виндзорам? — уставился на меня Лариков. — Вы что, родственники английской королевы?
— Скорее уж английской коровы, — раздался за моей спиной голос мамы. — Просто они там любят поддерживать традиции и не пользуются отоплением. На это моя ехидная врушка-дочь и намекает.
Я фыркнула. Маменька моя, урожденная «Виндзорша», стояла на пороге, уже практически одетая и готовая к подвигам на ниве образования, и укоризненно покачивала головой.
— Ма, перестань изображать китайского болвана! — попросила я, с трудом сдерживая смех.
— А ты прекрати смеяться над Андреем Петровичем! — сурово ответствовала она и, поцеловав меня в макушку, попросила своего возлюбленного Ларчика: — Ты уж присмотри за ней, Андрюша! Кажется, она простудилась, и незачем ей по улицам разгуливать!
— Какая разница, что улица, что мой родной холодный и печальный дом! — горестно воскликнула я. — Холод везде одинаковый…
Мама иронично усмехнулась и не снизошла до ответа, оставив мои размышления повисшими в воздухе, отчего он не стал теплее.
— И не пей много кофе, — строго приказала мама. — От него температура поднимается. Лучше чай с медом.
— Чай с медом и с сигаретой — это круто, — проворчала я. — Никто еще до таких изысков не дошел. Я буду первой и единственной.
— Как ты ее выносишь, Андрей? — печально апеллировала мамочка к дражайшему шефу. — Это же законченная нахалка.
— Твое воспитание, ма шери, — ласково чмокнула я ее в щеку. — Ладно, не бойся. Я буду честно пить чай с молоком и медом, торчать под одеялом, как и подобает настоящей Морковке, и не вылезу в эту серую смурь, даже если объявят воздушную тревогу. Так что иди спокойно и посвящай себя посторонним детям — твое дитя под охраной частного сыска!
Она ушла, свято поверив моим обещаниям.
Ничего, если я нарушу их, всегда есть повод списать их на больную голову. Вряд ли состояние моей головы можно охарактеризовать словами: здравый рассудок и трезвая память.
Кстати, о трезвой памяти…
Стихотворная фраза из сна мигом явилась в моей голове и теперь устраивала там подобие канкана. Так славненько выплясывала, поганка, что я даже зажмурилась, пытаясь заставить ее остановиться.
«Кто лебедицу вороном зовет… Я сомневаюсь в явном — верю чуду…»
— Кто лебедицу вороном зовет, — повторила я вслух. Мое бормотание заинтриговало Ларикова.
— Что? — переспросил он. — Ты что-то сказала?
— Так, строчки из Франсуа, — кивнула я. — «Я сомневаюсь в явном, верю чуду, нагой как червь, пышнее всех господ. Я всеми принят — изгнан отовсюду». Черт!
Я подпрыгнула.
— Что с тобой? — испугался Лариков, отнеся мои ярко вспыхнувшие щеки к поднимающейся температуре.
— Это же про Филиппа! Значит, все не лишено смысла, ведь так?
— Ты о чем, Сашенька?
Я отмахнулась от него. «Мне из людей всего понятней тот, кто лебедицу вороном зовет».
Казалось, я вот-вот ухвачу за маленький хвостик чертенка, устраивающего абракадабру и запутывающего ниточки.
Но в этот момент раздалось мощное «т-р-р», свидетельствующее о присутствии в моей квартире чудовища по имени телефон.
Чертенок весело подмигнул и, противно хихикая, убежал со своими клубочками.
Я подняла трубку. Честное слово, я была готова убить этих извращенцев, разбивших мой сложный мыслительный процесс!
* * *
— Интересно, они все решили завладеть Филипповой дачей и замуроваться тут навечно?
Пенс поднял голову и вопросительно посмотрел на Эльвиру, которая застыла у окна.
— Хочешь посмотреть на слет мафии? — спросила она, нахмурив брови. — «Мафии всех стран, объединяйтесь!» Господи, как же они мне надоели! Такие же стандартные, как и все вокруг!
— Если ты их ненавидишь, то почему ты не уйдешь отсюда?
— Потому что я неприспособлена к жизни, — рассмеялась Эльвира. — А средства для моего существования нужны немалые. Я дитя избалованное. Да и маменьку я по-своему люблю. Разве что смотаться в Юнайтед Стэйтс и грабануть там пару банков? Тогда мы с ней сможем свалить на Багамы и радоваться там жизни. Впрочем, мы еще и Филипповы наследники. Так что, может быть, и не надо банки грабить. Он уже награбил нам достаточно «зелененьких»!
Пенс посмотрел на нее и тут же отвернулся, чтобы она не заметила легкой тени, пробежавшей по его лицу. Эльвирины рассуждения вслух Пенсу казались совершенно циничными и грубыми. «Все-таки нельзя так», — думал Пенс.
— Эльвира, а ты слышала поговорку «Не в деньгах счастье»? — робко поинтересовался Пенс.
— А в их количестве, маленький мой святоша, — улыбнулась Эльвира. — Но не думай, я в Филиппа не палила из ружья, хотя мне и хотелось. Так что давай напрягать извилины, чтобы отмазать нашу возлюбленную Сашечку, пока наши достопочтенные гости не разъехались по своим особнячкам.
* * *
Я бросилась к телефону и, сшибив по дороге парочку стульев, схватила трубку.
— Пенс? — закричала я в трубку.
— Простите, это четвертая терапия?
Господи, как же они меня притомили этой своей «терапией»! Но справочная упрямо давала им наш телефон. Я иногда даже начинала подозревать, что там, в справочной, сидит какая-то моя врагиня, которая твердо решила доконать меня бесконечными посягательствами на мой покой.
— Нет, — буркнула я и повесила трубку.
Вернувшись в кухню, я обнаружила, что честный Лариков заваривает мне чай и, покорный воле матушки, накладывает туда мед.
— Ларчик, миленький! — взмолилась я. — Не буду я пить эту пакость! Дай человечку умирающему кофе, молю тебя!
— Но мама сказала, — робко начал Ларчик.
— У меня от чая с медом мыслительный процесс замедляется, — подхалимским голоском прощебетала я. — А от кофе с сигаретой наоборот.
Ларчик сначала хотел мне возразить, но честность была побеждена необходимостью. Он вздохнул, пододвинул к себе чашку с чаем и налил мне кофе.
— Мысли, — сказал он. — Только не увлекайся особенно, а то опять температура поднимется.
