— Игорь Владимирович, простите, что беспокою, — проговорила я. — Тут вот дело какое… Помните, мы говорили о критике и о заказных статьях?
— Конечно, помню, — согласился он.
— Так вот, у меня есть сведения, что именно вы заказывали ему эти самые статьи… — промолвила я и замолчала, ожидая очередного всплеска эмоций.
Но всплеска не последовало. На другом конце провода помолчали, а потом я услышала точно такой же, как минуту назад, ровный и спокойный голос:
— Таня, это очень глупый розыгрыш.
— Это не розыгрыш, — возразила я с некоторым сожалением и не без угрызений совести.
— Это розыгрыш, Татьяна, — упрямо повторил Пантелеев. — Потому что у меня не было и не могло быть на этот счет подобных мыслей. Вы зря заключили, что я мог мстить Алексу за ту стародавнюю историю с аварией. — Он вздохнул. — Но это ваша работа, не доверять всем и вся вокруг, а потому я вас даже понимаю. Если это все, то, извините, я занят.
— Все, — только и сказала я, чувствуя себя ужасно глупо.
Вот так потыкал носом в лужу, нечего сказать! И ведь как интеллигентно потыкал! Ничего ведь обидного и не сказал, но поставил на место. Молодец. Уважаю таких людей.
Последней оставалась Лада. Нужно позвонить ей, и план-минимум на сегодня можно будет считать выполненным. Я снова позвонила в гостиницу, на сей раз попросив соединить меня с Ладой.
— Слушаю, — сказала она так тихо и так печально, что мне, все еще не остывшей от разговора с предыдущими моими подозреваемыми, снова стало неловко. Но я все-таки представилась и ляпнула то, что собиралась. Сделала, так сказать, свое грязное дело.
— Лада, — сказала я. — Я, конечно, понимаю, что это не телефонный разговор, но я узнала кое-что… Это дело просто не терпит отлагательств.
— Понимаю, — проговорила она. — Слушаю.
— Будем считать, что с предисловием покончено, поэтому все говорю как есть. У меня появились сведения, — в очередной раз блефовала я, — что вы заказывали одному критику статьи о стихах вашего мужа.
— Нет, Татьяна, — немного помолчав, проговорила Лада. — Вас неправильно информировали. Статьи действительно были заказными, но только в роли заказчика выступала не я.
— В таком случае, — вымолвила я, — может быть, вам известно, кто на самом деле заказывал статьи?
— Может быть, — сказала Лада. — Может быть, мне действительно это известно, но, полагаю, это не единственный вопрос, который вам хотелось бы со мной обсудить…
— Вы правы, — вставила я ожидаемую от меня фразу.
— Поэтому вам, наверное, лучше приехать, — предложила Лада.
— Хорошо, я приеду, но только попозже, вы не против?
— Нисколько, — заверила она меня. — Приезжайте в любое удобное для вас время, Таня. Не бойтесь меня побеспокоить, я все равно не могу спать, — совсем уж тихо добавила она. — Тогда и поговорим.
— Отлично, — сказала я.
На том мы и попрощались.
Интересно, конечно, насколько разной может быть реакция людей. Еще интересней, что же сообщит мне Лада? И уж куда интересней, что произойдет дальше. Ну, если все-таки предположить, что кто-то из этих четверых действительно причастен к трагедии, случившейся с Высотиным? То этот человек просто должен каким-то образом себя проявить. Он не сможет сидеть сложа руки, ведь всем четверым я вполне определенно дала понять, что подобралась слишком близко к разгадке. Пусть это блеф, пусть даже человек это понимает. Но ведь он точно так же должен понимать и другое, что если я пока блефую, то это все равно означает, что в моей гениальной голове уже созревает кое-какой план.
Словом, посмотрю, как развернутся события. А пока поеду-ка навещу Антона без свидетелей, как и собиралась.
* * *
Я переоделась, поела, выкурила сигарету и поехала к молодому поэту. К его дому я прибыла, когда наступили сумерки. Свет в окнах горел. Я вошла во двор и точно так же, как минувшим утром сделал Иван Иванович, постучала кулаком по двери. Затем, не дождавшись ответа, вошла в сени, а потом и в комнату.
В комнате меня встретила милая старушка, которая месила тесто. Она удивленно уставилась на меня, когда я бесцеремонно ввалилась к ней в дом.
— Здрасьте, — проговорила я.
— Здрасьте, а вы кто? — Старушка вытерла руки фартуком и прислонилась к столу.
— Я? Я, понимаете ли, к Антону, — выдала я.
— Так его нет дома, он на работе, — ответила мне бабулька.
— А где он работает, не подскажете? — Я улыбнулась для приличия.
— В магазине, охранником, — пояснила старушка.
— Понятно, — протянула я. — Получается, что он работает ночным охранником?
— Ночным, ночным, — согласилась она. — А вы-то кто будете?
— Я из газеты, — зачем-то соврала я. — Меня Таней зовут. А вы мама Антона?
— Нет, что ты, милая, какая ж я ему мама! — с укором произнесла старушка. — Я ему бабушка. — Она слегка замешкалась, а потом все-таки представилась: — Мария Николаевна.
— Очень приятно.
— Да ты присаживайся, если из газеты. Небось опять Антошкины стишки пропечатать хотите? — Ее морщинистое лицо перекосилось.
— Да, как раз насчет стихов, — не решилась я разочаровывать Марию Николаевну. — Но мы еще хотели статью о нем написать. Может, вы согласитесь рассказать о своем внуке?
— Да неужели откажу? — ахнула бабуля. — Ты присаживайся, дочка, чайку попей. Снимай свою куртку.
— Спасибо. — Я послушалась бабушку и разделась.
— Ты туда, в горницу, проходи, я сейчас.
Я прошла в другую комнату гораздо больших размеров. Здесь был и хороший телевизор, и музыкальный центр. Правда, что касается мебели, то и шкаф, и диван, и круглый стол посередине — все они были, должно быть, если не бабулиными ровесниками, то уж точно Антошиными. На стенах в рамочках висели фотографии — лучшие рассказчики людской жизни. Я увлеченно разглядывала снимки.
— Это вот я с мужем-покойником, — входя в комнату, поведала мне Мария Николаевна. — А это вот дочка моя, Наташа, — Антошкина мамка.
— А где же она? — спросила я, разглядывая черно-белое фотографию привлекательной женщины.
— При родах умерла, — скучным голосом сказала хозяйка.
— Простите, — пробормотала я. — А как же отец Антона?
— Ну его! — махнула рукой бабушка и засуетилась у стола. — Наташка после школы в город поехала поступать. Там вот с ним и сошлась. А осенью вернулась. Он, значит, уехал, а она с пузом осталась.
— Вот как. А вы его никогда не видели? И Антон?
— Видели, как же! — Мария Николаевна села за стол и подперла по-бабьи щеку рукой. — Приезжал месяца два назад… В Москве тоже, значит, стихи пишет. Вот деньгами решил помочь. Только Антон не взял, так тот вместо этого технику приволок. — Она кивнула на телевизор и музыкальный центр.
— А его имя Алекс Высотин? — с грустной улыбкой спросила я.
— Высотин, Высотин. Только его Сашкой зовут, а не каким-то там Алексом, — подтвердила Мария Николаевна. — Да ты садись, дочка, садись.
«Что же, — подумала я, присаживаясь у стола, — кое-что проясняется. По крайней мере, не нужно искать таинственного сына. Но что же это? Неужели Антон так молод?»
— А сколько лет вашему внуку сейчас?
— Двадцать третий год пошел, — сморщилась в гордой улыбке Мария Николаевна. — В армии уже отслужил и техникум окончил. Вот, правда, стихи взялся писать, но это ничего, это тоже неплохо, если стихи-то хорошие. Ты как считаешь?
— Согласна, — кивнула я. — Значит, все эти годы Антон с вами жил?
— А с кем же еще? Вот мы с дедом его и воспитывали. Ничего, слава богу, воспитали. — Она вздохнула.
— А как же тогда его отец нашел? — осторожненько поинтересовалась я.
— Так это Антошка сам его сыскал, — вполне живо отреагировала бабуля. Может быть, история с поисками отца относилась к тем, которые никогда не устают рассказывать, хотя я, конечно, была уверена, что рассказывается она далеко не в первый и, скорее всего, не в последний раз. Но я слушала очень внимательно. — Когда стихи писать стал, так вот и начал спрашивать, кем отец был. Потом он куда-то в город ездил, а после уж письмо написал ему. Так, мол, и так, прочитайте стихи и скажите, передалось ли мне что от вас.
— И что же?
— Тот сначала ответ прислал, что писать Антону надо и надо ему в Москве в институт поступать, а после уж и сам пожаловал. Обещал пристроить следующим летом.
Мария Николаевна вела себя так, будто не знала о смерти Высотина, и я не осмеливалась, если честно, ее разочаровывать. Она так гордилась своим внуком, что жаль было лишать ее надежды о столичной судьбе молодого человека.
— Понятно. Стихи у Антона действительно хорошие. А то, что он сын известного поэта, ему это только на пользу пойдет, — сказала я и замолчала.
Появился еще один вариант, правда, почти сразу я его отвергла. Если Алекс сам хотел помочь своему сыну, то, скорее всего, Антон больше терял с его смертью, чем приобретал. В любом случае я узнала немаловажную деталь. Нужно было поскорее встретиться с самим Антоном.