Неля кивнула.
– Тогда отвечайте на мой. Что вас связывает с Максом, почему вы его разыскиваете?
Она достала смартфон.
– Кому вы собираетесь звонить? – с подозрением поинтересовался Аарне.
– Я хочу, чтобы вы взглянули на эти снимки и сказали, знаком ли вам человек на них.
Она протянула смартфон финну. Тот, недоумевая, взял аппарат в руки. Сутки назад Неля сфотографировала Александра Незнанова. Она постаралась сделать это незаметно и в нескольких ракурсах.
– Это… невозможно! – пробормотал Аарне, листая снимки. Лицо его исказилось и побледнело, и веснушки на нем проступили ярче.
– Вы узнаете этого человека?
– Откуда… – вместо ответа прохрипел финн. – Это не может быть Макс… И все же ошибиться невозможно!
Неля шумно выдохнула, ничуть не заботясь о том, что этот звук услышит ее собеседник. Да ему в данную минуту было и не до этого: мужчина все листал и листал снимки вперед-назад.
– Послушайте, – сказал Аарне, отрываясь от экрана, – как это случилось?
– В психиатрической лечебнице, где я работаю, есть вот этот пациент. Его лицо показалось мне знакомым, но необходимо было убедиться наверняка. Вот почему я попросила Римму свести меня с кем-то из окружения Макса Рощина. Егор Рубцов отказался разговаривать, а вы согласились встретиться.
– Ничего не понимаю! – воскликнул Аарне, запустив обе руки в волосы, словно пытаясь распутать узел в мозгах. – Макс должен быть за границей… Почему он оказался в психушке?! Или, может, этот парень просто похож на него?
– Согласитесь, внешность вашего друга не самая ординарная, и вы, человек, знающий его очень хорошо, вряд ли признали бы Макса в нашем пациенте, не являйся он им на самом деле!
Аарне плюхнулся на диван. Тот жалобно скрипнул.
– И как долго Макс у вас?
– Точно не знаю. Когда он «уехал за границу»?
– Около полугода назад.
– А кто сказал вам о его отъезде?
– Сестра Макса, Арина.
– Крупная блондинка с короткой стрижкой? – уточнила Неля.
– Откуда вы знаете, вы же сказали, что не знакомы с Максом и его семьей?
– Она приходила в клинику.
– Получается, Арина соврала нам? – пробормотал Аарне. – О том, что Макс решил все бросить? Она сказала, что трагедия с отцом совершенно выбила его из колеи, он переживает о том, что они не успели помириться…
Мужчина замолчал, теребя ворот футболки.
– Вы уже во второй раз упоминаете о какой-то трагедии в семье Макса. Что вы имеете в виду?
– Дом отца Макса подвергся ограблению. Он находился там со своей второй женой, мачехой Макса и Арины. Оба погибли.
– Какой ужас! – воскликнула Неля, бессознательно поднеся руку ко рту. – Видите ли, я прочитала все статьи о Максе в Интернете, но нигде не упоминалось о случившемся!
– Отец Макса и Арины был известным человеком. Вы не слышали о Марке Рощине? Его имя знают даже у меня на родине!
– Наверное, наши сферы деятельности никогда не пересекались, – пожала плечами Неля. – Чем занимался отец Макса?
– О, многими вещами! В основном, ресторанным бизнесом. Это ведь он разбросал повсюду сети «Ням-ням», «У Топтыгина» и так далее.
– В самом деле?
Неле были хорошо знакомы эти названия, ей нравились недорогие кафе «У Топтыгина». Поесть там могут себе позволить даже студенты, а кухня хорошая, продукты свежие.
– Думаю, – продолжал Аарне, – семья постаралась, чтобы о случившемся не распространялись. Арина всегда умела улаживать дела – в этом она пошла в отца.
– Но зачем ей это понадобилось? – удивилась Неля. – Событие трагическое, однако ничего зазорного в нем нет, и зачем скрывать обстоятельства дела? Обычно в таких случаях семья, наоборот, давит на полицию, чтобы побыстрее нашли преступников, и использует для этого все имеющиеся средства, включая прессу и телевидение!
– Понятия не имею, – передернул плечами Аарне. – Мне и самому все это показалось странным. Странно вели себя все – и Макс, отказывавшийся встречаться и разговаривать, и Арина, и ее муж. Черт, да все было непонятно, но мы так разозлились на Макса…
– Вы же ничего не знали.
– Не важно! Ведь ясно было, что Арина что-то скрывает, но мы думали только о себе, о проекте и о «предательстве» Макса. А ведь это совершенно на него не похоже – вот так, на полпути все оставить, подвести друзей и партнеров, отказаться от идеи, которую вынашивал много лет! Но как Макс оказался в психушке?!
– Честно говоря, я думала, вы мне скажете! – разочарованно пробормотала Неля.
– Я?! Да я в жизни бы не подумал… – дальше он добавил что-то по-фински – ругательство, судя по тону. – Погодите, а что у него за диагноз?
– В истории болезни написано «острый параноидальный психоз».
– Что это, черт подери, означает?!
– Ну, с научной точки зрения, параноидальный психоз – разрыв с действительностью, беспокойство и галлюцинации, сопровождающиеся интенсивным страхом. Это может заставить пациента рассматривать любого пытающегося помочь с подозрением. К примеру, доктор может стать вражеским агентом или член семьи покажется одержимым злыми духами.
– Это опасно? – нахмурился Аарне.
– Если пациент верит, что окружающие представляют опасность, он может предпринять шаги, чтобы защитить себя.
– В голове не укладывается! – развел руками финн. – Характер у Макса не сахар, но он ни разу ни на кого не поднял руку. Он скрипач, а не боксер, понимаете? Он всегда следил за здоровьем, ходил в тренажерный зал, но применять к кому-то силу – это не про него! Как он заполучил такой диагноз?
– Паранойя – общая черта многих расстройств психики, возникших как под воздействием внутренних факторов, так и внешних – приема сильнодействующих препаратов, наркотиков…
Неле показалось, что при этих ее словах на лицо финна набежала тень, однако он ничего не сказал, и она снова заговорила:
– Вот вы говорите, характер у Макса уравновешенный?
– Так и есть.
– А вы знаете, что он пытался покончить с собой?
– С чего вы взяли?
– Во-первых, об этом написано в его истории болезни. Во-вторых, я сама видела шрамы!
– А-а, – протянул Аарне. – Что ж, это не то, что вы думаете.
– То есть? – удивилась Неля.
Как психиатр, она отлично знала, что означают порезы на запястьях пациентов.
– Это не попытка суицида, – хмыкнул Аарне. – Максу тогда было лет десять, и они с сестрой смотрели какой-то фильм ужасов по телевизору. Там героиня перерезала себе вены, и Макс спросил, почему она сделала это в ванне. Арина ответила, что без воды раны быстро затянутся, а в воде вытечет больше крови. Макс не поверил.
– И что?
– И они решили проверить эту теорию.
– То есть они… вскрыли себе вены?
– Ну да – дети, что тут скажешь? Отец тогда их здорово избил – особенно Арину, ведь она старшая и должна была пресечь нездоровый интерес брата, а не помогать ему!
– Он избил девочку?!
– Марк Рощин отличался тяжелым характером, и рука у него тоже была тяжелая.
– А во второй раз?
– В какой еще «второй»? – вытаращился на Нелю Аарне.
– Макс, судя по отметинам на руках, дважды вскрывал вены, и повторно – не так давно. Те надрезы, что он сделал в детстве, – поперечные, а недавние – продольные. Обычно так поступают люди, готовые к смерти и не ожидающие, что их спасут.
– Я не видел у него никаких других шрамов!
– Может, вы чего-то не знаете? – предположила Неля. – Сами же сказали, что со времени трагедии не встречались с Максом.
– Да какая разница! То, что случилось с отцом Макса, не могло так на него повлиять, вы просто не понимаете!
– Тогда расскажите, чтобы я поняла. Возможно, я смогу что-то сделать, чтобы помочь Максу. Вы хотите этого?
– Господи, да о чем вы говорите?! – Снова несколько финских слов, о значении которых Неля смогла легко догадаться. – Давайте-ка я кое-что расскажу вам о Максе. Его отец преуспел в девяностые, как и многие российские бизнесмены. Не знаю, чем он занимался тогда, да и не мое это дело – главное, что он сколотил приличное состояние и выгодно его вложил. Мать Макса танцевала в балете Кировского… то есть Мариинского театра. Когда она вышла за Марка Рощина, ей пришлось все бросить.
– Мать Макса так легко распрощалась с карьерой балерины? – не выдержав, перебила Неля.
– Не знаю, – пожал плечами Аарне. – Макс в подробности не вдавался, а сам я с его мамой знаком не был: она умерла, когда ему исполнилось пятнадцать. А в шестнадцать он ушел из дома.
– Как это?
– Да очень просто – разругался с отцом в пух и прах. Марк не хотел, чтобы Макс профессионально занимался музыкой. Он не противился его увлечению, пока считал, что это блажь, которая с возрастом пройдет. Мать, напротив, всячески поощряла детей – возможно потому, что сама так и не добилась успеха и мечтала о нем для сына или дочери. Она отдала в музыкальную школу сначала Арину, а потом и младшего. Но только у Макса оказался талант. Когда Марк понял, что для сына скрипка – не просто хобби, он поставил ему условие: занимаешься своей «пиликалкой» до совершеннолетия, а потом поступаешь в институт. Получаешь высшее образование и работаешь в одной из моих компаний. Марк мечтал передать бизнес сыну, но в планы Макса это не входило. Только мать стояла между ним и отцом, и, пока она была жива, Макс получил отсрочку.
