Степа поставил камеру так, чтобы она захватывала тестируемого и фрагменты оборудования. Повернув ее на сорок пять градусов, можно было снять оператора лаборатории, его помощника и меня, сидевшего чуть в сторонке. Оператором была Маргарита Николаевна Бережная, ассистентом – какой-то парень, которого я видел впервые. Зоя была на подхвате: присоединяла и отсоединяла электроды и усаживала тестируемых в кресло.
В самом уголке, словно человек посторонний, сидел на стульчике профессор Базизян. И в самый последний момент, когда часть мозга тестируемого уже несколько минут подвергалась действию магнитного поля, выкорчевывая из него все заложенное природой зло, в лабораторию вошел чисто выбритый господин в светлом костюме, похожий на модного актера, фамилия которого выскочила у меня из головы.
– А эти что здесь делают? – недоуменно произнес он и спросил уже громче, явно обращаясь ко мне: – Вы что тут делаете?
– Снимаем программу, товарищ! – делано бодро ответил я и просиял доброжелательной улыбкой, стараясь расположить его к себе. – Телеканал «Авокадо», программа «Можно ли победить зло»… Смотрите?
– Кто разрешил?! – В голосе мужчины послышались металлические нотки.
– Ну если бы у нас не имелось разрешения, мы бы, дорогой товарищ, не посмели бы…
– Я спрашиваю, кто разрешил? – не дал он мне договорить, сверля острым пронзительным взглядом.
– Я разрешил, Сергей Артурович, – подал голос со своего стульчика профессор Базизян.
– Ну как же так? – Голос вошедшего господина заметно потеплел и потерял прежние металлические нотки. – Нужно было все же посоветоваться со мной или с Адольфом Николаевичем… Да и зачем все это, Борис Георгиевич? – Он вдруг снова колюче посмотрел на меня и добавил: – Ведь они все равно все перепутают, сделают белое – черным, а голубое – кроваво-красным. Извратят всю идею, потом людям в глаза будет стыдно смотреть. Они же в наших изысканиях ни черта не смыслят!
– Обижаете, товарищ! – нарочито угрюмо пробурчал я. – Кое-что мы, это… все-таки мы смыслим, как говорится…
– Ну и что вы, как говорится, смыслите? – Голос Сергея Артуровича был просто переполнен сарказмом.
– Ну-у-у, – начал я. – В головах у людей имеется мозг…
– Не у всех, смею заметить, – перебил меня ехидный господин в светлом костюме.
– Соглашусь с вами, не у всех, – живо подхватил я, стараясь перехватить инициативу. – Но у тех, у кого имеется, он время от времени выдает импульсы. Разные. Они бывают добрые, а бывают и злые. Когда мозг производит и выдает остальному организму злой импульс, человек встает с кресла, застегивается на все пуговицы и идет в свои тайные закрома. Там он достает пузырек с синильной кислотой, загодя припасенный для разных нехороших целей, наливает из него яду в бутылку с минеральной водой и ставит эту бутылку на трибуну в конференц-зале. Затем на трибуну поднимается тот, кто должен делать доклад. Он волнуется, потому что намеревается сообщить нечто такое, что явится для многих откровением. Возможно, это сообщение о мировом научном открытии, возможно, какое-нибудь сногсшибательное заявление… От волнения у докладчика пересыхает во рту, к тому же в конференц-зале полно народу и очень душно… Докладчик решает испить водицы, открывает бутылку и выливает часть ее содержимого в стакан. Разом пьет и падает, отдавая богу душу в страшных судорогах. А тот, кто все это подстроил, убирает и прячет бутылку и стакан, воспользовавшись поднявшейся суматохой… – Говоря это, я продолжал смотреть в сторону Сергея Артуровича и закончил свою речь следующими словами: – Тем, чтобы не допускать подобного в дальнейшем, и занимается экспериментальная лаборатория в настоящий момент… Так примерно я мыслю…
В наступившей тишине гудели приборы. Мужчина, от головы которого шли проводки, безучастно сидел на кресле, и за темными стеклами очков не было видно: бодрствует он или дремлет.
– А что, в общем, все правильно, – неожиданно поддержал меня помощник Бережной с неизвестными мне именем и фамилией.
– Тебя никто не спрашивал, – резко осадил его Сергей Артурович и обратился к Базизяну: – Я вам целиком и полностью доверяю, Борис Георгиевич. Раз вы разрешили… этим… господам присутствовать на тестировании, что ж, ваше право. Но и ответственность в таком случае тоже ложится на вас… – И господин, похожий на модного актера, покинул помещение.
– Простите, а кто это был? – поинтересовался я.
– Это зам по науке, – ответил незнакомый мне парень. – Доктор медицинских наук, профессор Сиразеев Сергей Артурович. Очень крупная фигура в нашем институте.
– Я это заметил, – слегка усмехнулся я.
И в это время Маргарита Николаевна произнесла:
– Время…
Парень принялся колдовать что-то подле аппаратуры, и она проговорила в микрофон:
– Алексей Петрович, вы слышите меня?
– Слышу, – отозвался тестируемый с другого конца огромного стола.
– Вы готовы отвечать на вопросы?
– Готов.
– Как вы слышите меня?
– Хорошо слышу.
– Тогда вопрос первый, – начала тестирование Бережная. – Представьте себе такую ситуацию. Идет пассажирский поезд. Впереди – разрушенный мост. Но машинист этого не видит, и вот-вот может произойти крушение поезда. Вдоль путей идет старик. Он до того стар, что не сегодня завтра умрет. Если его толкнуть на пути под поезд, машинист затормозит и крушение не произойдет. Сотни и сотни человеческих жизней будут спасены, но старик, естественно, погибнет под колесами поезда. Как вы поступите в данной ситуации: толкнете старика под поезд или нет?
– Нет, – ответил Алексей Петрович.
Маргарита Николаевна взглянула на монитор полиграфа и удовлетворенно произнесла в микрофон:
– Хорошо. Тогда следующий вопрос. Та же ситуация с поездом… Он идет на всех парах, впереди – разрушенный мост, чего не знает машинист. До крушения – несколько сотен метров. И тут пути начинает переходить старик. Дряхлый и немощный. Ему никак не успеть перейти рельсы. Поезд его задавит. Зато машинист успеет затормозить, и крушения не будет. Вы поможете старику перейти железнодорожные пути и тем самым спасти его от гибели? Но при этом поставив под угрозу всех пассажиров поезда?
– Нет, не помогу, – ровным голосом ответил Алексей Петрович.
– Вот, – повернулась в мою сторону Маргарита Николаевна, прикрыв ладошкой микрофон. – Так отвечают люди в так называемом «здоровом состоянии». Они не готовы собственноручно убить одного человека, дабы спасти жизни многих других людей. Чувство сострадания и вины не позволяет им этого сделать. Но вот если убивать собственноручно не надо, и человек погибнет без их непосредственного участия или даже с их пассивным участием, то в данном случае такая жертва становится обоснованной. Здесь уже чувство вины молчит и превалирует рассудок. Но, подчеркиваю: так рассуждают в большинстве случаев люди вполне здоровые. То есть испытывающие сострадание и подверженные «правильным», как мы их называем, эмоциям. Но если мы отключим чувство вины и эмоцию сострадания, то получим совершенно иные результаты… – Бережная перевела какой-то рычажок и сказала в микрофон: – Алексей Петрович, вы готовы?
– Да, – последовал ответ.
– Тогда новый вопрос… Ваш пароход затонул, и вы оказались в шлюпке. Шлюпка переполнена. В ней женщины и дети. Чтобы спасти их, надо лишь не протянуть руку старику, который пытается забраться на шлюпку. Вы протянете ему руку или нет?
– Нет, – без заминки ответил тестируемый мужчина.
– Спасибо, – сказала Маргарита Николаевна, мельком глянув на меня. – Тогда следующий вопрос… Ваш пароход затонул, и вы оказались в шлюпке. Шлюпка переполнена. В ней женщины и дети. Чтобы спасти их, надо столкнуть в воду со шлюпки одного беспомощного старика. Вы его столкнете или нет?
– Да, – также без запинки ответил Алексей Петрович.
– Спасибо, – вновь сказала Бережная и повернулась ко мне: – Чувствуете разницу?
– Не очень, – честно признался я, еще не до конца вникнув в лабиринты и тонкие казусы психической медицины.
– Ну как же, – немного осуждающе произнесла Маргарита Николаевна. – Мы отключили область мозга, где формируется чувство вины и сострадания. То есть заблокировали вентромедиальную префронтальную кору мозга, или тот его участок, что отвечает за добро. И в нем ничего не произошло. Информация, содержавшаяся в моем вопросе, у тестируемого никаких эмоций не вызвала: он не пожалел старика, не подумал, что отнимает у него жизнь, и не испытывал чувства вины, когда, пусть и теоретически, это делал. Он ответил, руководствуясь лишь рассудком. То есть он не видит разницы между пассивным убийством человека в виде непротянутой ему руки и фактическим убийством посредством его утопления, потому как уже не может отличать добро от зла.
– Я понял, – сказал я. – Но это же… страшно.
– Страшно, – согласилась Маргарита Николаевна и улыбнулась: – Сейчас мы исправим это состояние…
