— Нас же не могут бросить, не могут! — запричитал Володя.
— Рот закрой! — цикнул на него Руслан, сел рядом с парнями. Рожу оттер от крови и пота и бросил. — Уходите. Старой тропкой вниз. Там их немного, пятерка от силы.
— Командир…
— Рот закрыли!… Я приказываю уходить! Шансов мало, но здесь их совсем нет.
— Тогда уходим вместе.
Зеленин головой мотнул:
— Тогда смысла уходить нет. Кто-то должен остаться и прикрыть вас, вызвать огонь на себя. Это буду я. И все! Не рассуждаем! — прикрикнул, видя, что Кобра рот открыл для возражения. — Это приказ!… Кобра — первый, Володя — второй, Улан — третий.
Бойцы обменялись тяжелыми взглядами и, Улан достал запасную обойму:
— Пригодится вам, товарищ лейтенант.
— Вам тоже, — сглотнул. Страшно было, так страшно, что внутри инеем все покрылось. — Гранату лучше дай.
И дернул жетон с личным номером с горла, в ладонь Кобры вложил:
— Теперь ты старший в группе.
Тот зубы сжал, так что скулы побелели. Жетон в кулаке зажал и бросил уверенно:
— Встретимся, браток.
Зеленин на камни залег, а ребята ужами вправо по расщелине скользнули.
И началось.
Ушли, не ушли его бойцы — не знал, не думал — некогда было. Лупил по камням, только искры сыпались. Одно понимал: лучше умереть, чем в плен, лучше погибнуть самому, чем своих бойцов терять.
— Выйдут, обязательно выйдут! — цедил, пристреливая высотку.
А потом взрыв и тишина.
Глаза открыл и понял — плен.
Перед носом армейский ботинок, только не схватишь его, не повалишь — руки связаны. Голову поднял и застонал, в траву жухлую лбом ткнулся, зубами скрипя — Арслан.
Никто группу Зеленина не сдавал — сам Рус ее продал…
За два часа до выхода на точку
— Руслан, — заглянул в палатку лейтенант Попов. — Там тебя хачик какой-то спрашивает.
— Что за хачик?
— А я знаю? Спасибо скажи, что не помяли, а то ребята хотели. Пер же прямо на блок пост. Придурок!
И скрылся.
Зеленин свернул недописанное письмо матери, в карман сунул. Автомат прихватил и двинул к посту.
— Тьфу, ты, — сплюнул, узрев белую рубаху Арслана. Опять как на сдачу экзамена вырядился! Ну, что неймется? Точно смерти ищет, ж-жених! Не свои, так чужие снимут, грех по такой цели не пальнуть. — Пропусти его, — приказал караульному.
— Не положено, товарищ старший лейтенант.
— Сюда пропусти, елы! За заграждение, а не в расположение! Ну? — поторопил, пнув по щиту с колючкой.
Караульные пропустили Дагаева, умыв офицера недовольными и осуждающими взглядами. Но Руслан их не заметил — на Арслана смотрел. Бел тот был, как его рубашка.
— Здорово, — ладонь пожал и на ящики кивнул: садись. Сигареты достал, протянул Арслану. — Случилось что?
Мужчина папироску взял, размял в руке и вздохнул:
— Хреново просто.
— А! — хмыкнул Зеленин. — Не тебе одному. А чего хреново-то? — прищурился затягиваясь. — Колись, не мудри. По лицу вижу, случилось что-то.
Арслан вяло улыбнулся и неумело подкурил папиросу, закашлялся.
— Эх, Дага, — хмыкнул Рус, хлопнул друга по спине. — Как не научился курить в школе, так и не умеешь до сих пор. На фига полез?
— Тошно, — признался, поморщившись от дыма.
— Колись, — посерьезнел мужчина.
— Снайпер. Я знаю, кто он. Сдать могу тихо, без боя. Но только тебе.
— Вот уж честь, — проворчал Руслан, обдумывая услышанное, и кивнул. — Пошли.
— Нет. Сейчас без крови не взять. Зачистку устроите. Вечером приду, отведу — тихо возьмете.
— Вечером меня не будет, дай Бог к утру вернуться.
— Уходишь?
— Высотку одну проверить надо, — сплюнул в сторону прилипшую к языку табачную соринку.
— Около ущелья?
— Все-то ты знаешь, — прищурился Рус.
— Но молчу, — успокоил его Арслан. — Худо, что уходишь.
— Приказ, — что здесь пояснять? — Снайпера брать надо, я или другой — фигня.
— Нет. Только ты.
— Упрямый ты Дага. Не могу я, а ждать тоже нельзя — положит ведь сегодня ночью еще кого-нибудь.
— Вчера положил? — покосился на него Арслан.
— Нет, — признался. Пятый день о Ночной птице ни слуху. Перекрестится бы, да кабы не сглазить. Вопрос, к чему Дагаев спрашивает?
— И сегодня не выйдет. Почему не спрашивай, не могу я сказать.
— "Как ныне взбирается Вещий Олег отмстить неразумным хазарам"?
Арслан взгляд отвел.
— С ними ты уже, да?
— Нет, — бросил с яростью и Рус облегченно вздохнул, сразу поверив. — Но это мой тейп, пойми. Ты мать не предашь, как мне свою можно?
— Твоя, насколько помню, на Север с твоим отцом рванула за длинным рублем. В Нижневартовск, по-моему.
— Там и осели, а меня сюда послали. Не знали, получиться ли устроиться, да и поступать мне надо было. А здесь родня. Обязан я им, пойми. Кровь родную не продают.
— А если на крови этой, чужой океан? Если дядька твой — людоед? — процедил Рус.
— Обидеть хочешь? Не обидишь. Знаю, о чем говоришь. Защищать не стану — прав ты. Глаза ему власть и деньги застят. Князем себя считает… Только родню не выбирают. И не лезь в душу, я в твоей не копаюсь, я к тебе как к другу, брату.
— Ладно, — папиросу откинул, плечо ему сжал. — Не горячись. Извиняться не буду, но тему продолжать тоже. Сейчас о более важном речь — снайпер.
— Вернешься — лично тебе его приведу, — поднялся.
— И у тебя к нему счет?
— Я — человек, а не зверь.
Только печально это вышло, неуверенно.
— А все же, утаиваешь ты что-то, — заметил Руслан. — Фигня какая-то приключилась.
— Приключилась, — голову свесил. — Только не спрашивая какая.
— Помощь нужна?
— Помощь? — Арслан развернулся к нему, оглядел задумчиво. — Взрослые мы, Рус, не дети. И проблемы у нас не детские, только как играли, так и играем: один в футбол жизнями, другой в войну настоящим оружием. А песочница наша теперь весь мир. Только законы те же. Кто-то у кого-то замки далеко не из песка рушит, кто-то на чужую машинку зарится, кто-то норовит прочь непонравившегося вытолкать.
— Это ты к чему? — насторожился.
— А к тому, что как был ты мальчишкой, так и остался. И хорошо. И не дай тебе Бог повзрослеть и взрослую проблему на плечи взвалить. Ею, Рус, как детской, не поделишься. Один потащишь.
Руслан и обиделся и разозлился: философ, блин! Стоит, рассуждает, а у его родни руки по локоть в крови!
— У меня нет взрослых или детских проблем, потому что у меня одна проблема на всех нас, — обвел рукой простор и ткнул пальцем в сторону Арслана. — Вы!
Тот головой качнул:
— Ничего ты не понял, — шагнул в сторону выхода и остановился, повернулся к другу. — И не поймешь, пока не коснется.
— А и коснется, ныть не стану, — процедил.
— Уверен?
Не понравился Зеленину взгляд друга — чужой он был и старый как мир.
— Уверен, — бросил тише, спокойнее.
Арслан подумал и кивнул, глаза пряча:
— Может быть. Может. Только говоришь ты так, потому что думаешь — знаешь себя. Ты же у нас сильный, волевой. Всегда таким был — правильным. Только не ты это, а шаблон что тебе привили. Нам всем. А вот какой ты на самом деле — вопрос.
— Вопросы у следователя, а у меня автомат.
— Вся сила в оружии? А что ты без него? Кто?! — завелся, к Руслану подошел в лицо заглядывая. — Представь, нет оружия у тебя, и поддержки нет, ничего, никого — и что ты один? Ты — один! Все! Пыф! Пузырь мыльный! Думаешь сильный, думаешь монумент непробиваемый?! А ты человек. И у тебя есть слабости, не может не быть, именно потому что ты человек. И главная война не здесь, — махнул рукой в сторону и ткнул пальцем в грудь Руслана. — В тебе. Самая затяжная, самая дурная война! С собой.
— Если совесть чиста, воевать не с кем и не зачем.
— Совесть? Совесть только у святых чиста, а мы все грешники.
— Вот тебе твои грехи покоя и не дают. В философию, смотрю, ударился, — прищурился недобро.
Арслан долго смотрел ему в глаза, словно разговаривал. Руслану неуютно стало, отвернуться бы, да не привык он позиции сдавать. Вот и пялились друг на друга минут пять, пока Дагаев не спросил:
— Значит ты без греха и с чистой совестью? И мне грешному да бессовестному помочь хочешь? Что ж, ты сам сказал, сам помощь предложил. Я ее принял, — и развернулся, пошел к выходу.
— Эй, Дага?… — окликнул. В глазах вопрос: снайпер?
— Я же сказал — тебе сдам. Завтра. Может, забыл? Мое слово крепкое, — и пошел не спеша прочь от поста.
Руслан не остановил, потому что знал — как сказал Арслан так и будет. Он слов на ветер и мальчишкой не кидал.
Только что ж его взвело? Что у него случилось?…
— Ну и сволочь же ты, — прохрипел Зеленин с ненависть глядя на друга. Не узнать того — не в белой рубашке — в камуфляже стоит, автомат умело держит.
