в окнах до сих пор горит свет. Да это же Следственный комитет! Жизнь мгновенно обретает смысл, я более-менее утверждаюсь на ногах и, руководствуясь принципом «три точки в опоре, одна держит нож», ползу по направлению «зюйд-зюйд-вест». По пути меня едва не сбивает машина и, возмущённо загудев, вновь уносится в темноту. Какая скотина! Нет, ну водителя тоже можно понять — ползёт по лужам бомжиха, и пусть ползёт. А то, что это бедная, несчастная, пырнутая (да как же это дурацкое слово склоняется?!) ножом уборщица, ему и в голову не придёт…
Вот так, погруженная в идиотские, абсолютно не подходящие к ситуации размышления, периодически чуть ли не подхихикивая от самой её, ситуации, абсурдности (что тут же отзывается колюще-режущей болью в боку), я доползаю до Следственного комитета. Вот, теперь можно с чистой совестью потерять соз… тьфу, да что же такое! И здесь ступеньки!
Пока я собираюсь с силами и составляю план штурма, вверху хлопает дверь, раздаются шаги… но они неожиданно стихают, а до моего чуткого, тренированного носа доносится запах курева. Тихо хриплю:
— Помо… помогите… — и, собрав все силы, в грандиозном рывке встаю на ноги и зацепляюсь за перила. Теперь главное не поднимать головы, а то ступеньки перед глазами начинают кружиться.
Стою, шатаюсь, ноги ватные, бок разрывается от боли, но и это уже несомненный прогресс. Вот как бы теперь не упасть?
— Денег нет, сигареты не дам, — доносится откуда-то сверху.
А голос-то знакомый! С трудом извлекаю из памяти имя:
— Вадим… Вадим!
Шаги. Не то стажёр, не то практикант спускается на пару ступенек.
— Позови Хучика… — так, а знает ли он, кто такой «Хучик»?
С трудом вспоминаю гражданское имя мента.
— Фёдора Ивановича зови… у нас тут… ещё один труп…
Кажется, я несу чушь, но, главное, это приносит результат. Вадим стремительно удаляется по лестнице, и через пару минут (в этом месте должна быть пафосная фраза про то, как минуты превращаются в вечность, но, честно, мне лень) перила, за которые я всё так же отчаянно держусь одной рукой, начинают противно вибрировать. Потом в поле зрения появляется суровое и сосредоточенное лицо Фёдора Ивановича. Прямо скажем, ни суровость, ни сосредоточенность ни грамма ему не идёт, а глазки вообще на ледышки похожи.
— Марина? — неуверенно произносит он. Отчество, он, похоже, забыл. — Новый труп. Где?
Я улыбаюсь уголком рта, поднимаю ту руку, которой до сих пор придерживала нож (вторую отрывать не хочу, боюсь, упаду) и протягиваю ему. С конечности капает кровь, в тусклом свете фонаря она кажется чёрной — отличный кадр для ужастика! Бледно-голубые глаза мента расширяются, он шагает вперёд и подхватывает меня. Тоже отличный кадр, но уже в детектив (ну, или в мыльную оперу). Лично мне больше нравятся детективы, да и потом, на героя-любовника Фёдор Иванович не похож. Судя по рассказам Катьки и Гальки, все они — писаные красавцы, а у этого даже рельефов никаких нет, только лысина. Я, впрочем, тоже не прекрасная дама… и, кстати, для пущей красоты жанра мне нужно свалиться в обморок.
Но нет, я не падаю. Из непонятных соображений продолжаю хвататься за поручень, пока встревоженный полицейский торопливо осматривает мою рану.
Окружающий меня пейзаж (а также мент на его фоне) кажутся все темнее и темнее. ещё бы — у меня же потеря крови. Упрямо трясу головой, вспоминаю, что должна была что-то сказать.
Ах да.
— Новый труп… кажется, это я…
Вот даже не знаю, чем это объяснить (наверно, законом подлости), но сознание я не теряю ни тогда — цепляясь попеременно то за перила, то за мента — ни потом, когда Хучик таки вызывает «Скорую» и все полчаса ожидания заочно грозит им страшными карами. Негромко, себе под нос, но очень зловеще и убедительно.
Мне удаётся однозначно расслышать лишь мат (достаточно много и очень разнообразно, куда там бывшему мужу с его комбинацией из трёх слов) и, один раз, зловещее «Я им устрою выездную проверку!».
Какое-то время всерьёз обдумываю мысль попросить его ругаться погромче, дабы набраться опыта, но потом решаю не тратить силы. Подумайте сами: на дворе поздний вечер, темно, уже практически ночь. Тускло светит фонарь у входа в Следственный комитет, вокруг загадочно мерцают наполовину подсохшие осенние лужи, мерно капает слабенький дождик. На светлых, из непонятных соображений отделанных кафельной плиткой ступеньках (боюсь представить, как они страшно скользят зимой) распростёрлось не слишком длинное (полтора метра с чем-то) худощавое, окровавленное тело. Рядом расположился упитанный, злой до чёртиков (но от этого не менее безутешный) мент, где-то там, вне зоны видимости, бродит и периодически нервно кашляет стажёр. В общем, всё очень мило, красиво и патетично… и именно в этот момент недобитая уборщица приподнимается на локтях и хрипло так говорит:
— Фёдор Иванович… как вы сказали? «Ленивые кровососы в белых халатах…» что дальше?
Патетика ситуации мгновенно пойдёт на убыль, и даже моя посильная помощь в виде зловещего шёпота и натужного кашля едва ли её спасёт. Так что я оставляю попытки расслышать, что же конкретно бормочет Хучик, и позволяю ему ругаться в своё удовольствие.
Кроме угроз с матюками, Фёдор Иванович развлекается тем, что пытается допросить мою скромную, продырявленную ножом персону на предмет того, как выглядел напавший на меня злоумышленник (ничего интересного и полезного следствию: куртка, штаны, вязаная шапочка и шарфик до глаз). Потом — как меня вообще занесло в этот район? Элементарно — живу я неподалёку, а мимо их комитета так вообще прохожу по два раза на дню (если другой, более короткий путь не преграждает большая лужа). Следака такой ответ не устраивает, но взять с меня больше нечего; все Хучиковы предположения о том, что «кое-какая отдельно взятая уборщица» могла скрыть от следствия какой-нибудь «маленький фактик», возмущённо называю «гнусными инсинуациями». А что? У меня вот дырка в боку, мне можно. Фёдор Иваныч, конечно, не верит — да я бы сама себе не поверила. Потом, те два «фактика» — о том, что Галина пыталась кого-то там шантажировать, после чего её вызвали в нашу каморку и благополучно убили — всё равно никому погоды не сделают.
Хучик заметно злится, прекращает расспросы и молча (не считая эпизодической ругани в адрес «Скорой») садится рядом со мной. Ну ладно, хоть за руку не берёт, тоже мне…
Уже перед самым приездом врачей я всё-таки вырываюсь из своего странного — какого-то полусонного — состояния и вспоминаю что-то действительно важное. Хватаю следака за… по-моему, это нога. Он
