«Она вообще очень странно себя ведет после того, как Лео сдал фирму. Пожалуй, даже сложнее, чем когда засранец Валька объявился впервые — тогда хоть все ясно было, — рассказала о Елене Настя. — Но мне тоже ничего не может объяснить. Возможно, это только шок, сам понимаешь… Так что давайте пока в любом случае постараемся из ситуации извлечь максимальную выгоду. Отдохнем и изобразим, что мы нормальные люди».
Горячев согласился. Лев пробовал эту «жизнь нормального человека», которой был лишен всю свою локальную вечность, — и Антон помогал почувствовать ее прелести. К тому же в родном укромном уголке было гораздо больше возможностей. В свободное время они могли вместе смотреть фильмы и сериалы, попутно обмениваясь мнениями и устраивая пышные споры о развитии сюжета — впрочем, Лев почти всегда побеждал, поскольку замечал больше нюансов, и за это Антон его в шутку избивал; потом играли в приставку, и Горячев заботливо успокаивал взволнованного первыми неудачами Богданова, обучая управляться с геймпадом методами «представь, что это мои соски» и «зато у тебя великолепно получается с джойстиком»; готовили, убирались и ходили по магазинам. Каждый день становился спокойнее предыдущего. И хотя Антон по-прежнему волновался каждый раз, даже просто отпуская Льва на работу и дожидаясь его домой, верить в счастливое будущее становилось все легче. Особенно с мыслью, что адрес его — Горячева — Рома в свое время предусмотрительно скрыл от врага. Казалось, судьба нарочно переставляла фигуры в жизненной партии так, чтобы впоследствии они сыграли решающим образом, а сущие случайности с оглядкой назад приобретали значение предопределенности.
========== XXXV ==========
1-2.06. Лето в сердце, ночь на пороге
Антон всегда любил лето. Особенно такое, когда солнце своими горячими лучами раскаляет землю и беспощадно, до красноты, щиплет кожу, слепит днем и ночью, лишает сна, но не оставляет усталости. Летом большинство людей по закону природы становится счастливее и беззаботнее, а помогают этому каникулы и отпуска. Горячеву обычно допинг не требовался — он вообще не привык планировать рабочие будни так, чтобы не предусмотреть возможность для спонтанного отдыха. Спонтанного — и очень активного.
В первые дни лета не позволить себе расслабиться было нельзя, но Антон, даже организовав два выходных, чтобы после вдоволь наработаться в субботу и воскресенье на пару с Богдановым, уже с самого утра четверга все равно был крайне занят. Его планы, хоть и не имели делового характера — какой официоз может быть в выходные? — оказались безотлагательны. Строго говоря, осуществлять их втайне от всех Горячев начал почти месяц назад. Тогда он просто надеялся рассеять тучи над головой Богданова, однако замысел растянулся, — и, к счастью, потому что сегодня Антон не мог представить себе осуществление плана под раскаты грома чужого рушащегося быта. Зато теперь, когда даже сквозь промозглый ветер с реки пробивалось тепло, а Питер почти не казался серым, настало самое время.
Едва окончив завтрак, Горячев получил сообщение о готовности заказа, а через два часа уже вернулся домой и надежно припрятал его на балконе. До обеда, пока Лев еще был в «Бермуде», Антон уверенно объяснял тому в сообщениях, почему Богданов должен взять полный выходной в пятницу: видите ли, при наличии пары «начальник-заместитель» нет никакой нужды проводить два самых загруженных дня на месте обоим, лучше устроить размен, — плюс все вопросы по закупкам и организации мероприятий были заблаговременно решены на неделе, так что формально свои прямые обязанности Богданов уже выполнил. Тот спорил и защищался, мол, не хочет в подобном ключе пользоваться хорошими отношениями с Лехой, что именно в таких нюансах и проходит грань между семейственностью и кумовством, но все аргументы были разрушены волевым распоряжением самого Коткова, которому Горячев описал свои намерения и пожелания гораздо короче и конкретнее — и который подоспел главным козырем.
«Ты еще не привык к тому, насколько я упрямый?.. =))» — победоносно трубил Антон в чат Льву, пока тот разбрасывался недовольными и укоризненными сообщениями.
«Нет», — честно ответил Богданов.
А пятницу Горячев встретил с еще большей самоотдачей. Утро было сладким — и он работал над этим так, как не заставили бы никакие деньги, — но к сладости была заготовлена особая приправа. Антон не был уверен на сто процентов в правильности своего решения, но знал, что в случае чего не обидится. От волнения это, впрочем, все равно не избавляло.
Они с Богдановым заранее договорились устроить себе что-то вроде романтической прогулки — Антон обещал провести экскурсию по любимым местам и заодно рассказать о себе и своем детстве немного больше. Все это действительно входило в намерения Горячева. Но когда Богданов, умытый и одетый «во что-то немаркое и удобное» вернулся из ванной в комнату, Антон уже поджидал его с последним неозвученным условием.
— Ну и что ты опять удумал, Горячев? — спросил Лев, кивком головы указав на крупный сверток из собственной кожаной куртки.
— Надеюсь, что ничего ужасного, — ответил тот с нервным смешком. А потом посерьезнел. Сердце у Антона билось слишком быстро — чувствовал он себя, пожалуй, так, словно собирался сделать предложение о помолвке. — Лев. Насколько сильно ты мне доверяешь?
— Очень сильно, — ухмыльнулся Богданов, упирая руки в бока. — А что, тебя ищет мафия и нам пора убегать из страны? Если что, на этот случай у меня есть походный чемодан.
— Нет, такие вещи не по моей части… — Горячев скривил губы. — Так что пока свой чемодан оставь. У нас на сегодня только мой рюкзак. Но это вот… — Тут он стал тараторить, неравномерно выталкивая слова мимо вставшего в груди комка воздуха: — Это в общем я тебе приготовил. Я знаю, что я никогда не предлагал до этого и ты сам не спрашивал, так что извини, если у тебя окажется какая-нибудь фобия или вроде того, или если по размеру не подойдет, хотя я старался. Я ни к чему не принуждаю. Просто… Короче, просто забери у меня уже его.
Горячев протянул Богданову куртку вместе со спрятанным под ней предметом. Лев повиновался, бросил в Антона пару неуверенных взглядов. Но совсем скоро любопытство пересилило все, и Богданов с упоением ребенка разобрал сверток. Куртка полетела на пол, к ногам, а Лев крутил в руках мотоциклетный шлем. Антон заказал для него аэрографию, и полуматовую черную поверхность теперь украшал узор, стилизованный под геральдический орнамент: едва различимый темно-серый плющ, а на правом боку — ярко-золотой лев. Под его лапой расположилась мелкая и аккуратная надпись: «A&L 6.04.2017». Богданов засветился счастьем через секунду непонимания и шока.
— Ого! Нет, правда, ого! — Лев засуетился, пытаясь примерить шлем так, чтобы держать его одной рукой, а другой — обнять Горячева. Со временем, которое потребовалось, чтобы уложить эмоции, у Богданова получилось; он поймал и крепко прижал Антона к себе. — Это что, ты меня катать собираешься?
— Да. Хочу катать, — Антон сиял, бесконечно довольный и уже приятно встревоженный тем, что подарок Богданову понравился. — Я на самом деле редко кого-то к себе сажаю… Нет, я вообще аккуратно езжу, просто мне, сука, страшно всегда за другого. И сегодня будет очень страшно. Хотя очень хорошо, мне кажется…
Горячев прикрыл глаза, уронив лоб на ключицы Льва, но через пару секунд отстранился, чтобы поднять с пола куртку. Придирчиво отряхнув ее — накинул на плечи хозяина.
— Точно готов? — спросил Антон еще раз, испытующе заглянув в глаза Богданову.
— А то! Все наши отношения проходят под лозунгом: «Страшно, но очень хорошо!» — Богданов засмеялся и смачно чмокнул Горячева в висок. — Я, правда, никогда не катался. Даже в юности. Так что не смейся надо мной сильно, когда я попытаюсь в тебя врасти.
— Я даже не подумаю. Наоборот, спокойнее будет. Так что держись крепче.
