— Ты бы ей позвонил для начала, — усмехнулся Сгорбыш. — А вдруг место занято?
— О! Для меня в ее сердце всегда найдется место! Меня там никто не заменит!
— Что ж. Раз ты так уверен, конечно, езжай к ней.
— А ты?
— Доберусь как-нибудь. Не в пустыне же. К тому же у меня полно работы.
Он потряс камерой. Снимал упрямый Сгорбыш все-таки на пленку. Некоторые кадры, казавшиеся мне особенно интересными, я дублировал на цифру.
В это время мы подъехали к воротам особняка. На мой взгляд, дом был не слишком большой. Квадратной площадью метров триста, не больше. Но Сгорбыш воскликнул:
— Ого!
Интересно, что бы он сказал, увидев особняк моих родителей? А наш бассейн? Теннисный корт? В общем, дом директора комбината оказался небольшой, но уютный. Я его не видел за забором, но мне понравилась крыша. Об уюте я могу судить уже по ней. Особняк окружал глухой забор, как тому и положено быть, высотой в два человеческих роста. Но когда Сидор Михайлович подъехал к воротам и посигналил, из приоткрывшейся калитки выскочила собака. Должно быть, та самая. Любимица. Я закусил губу от смеха и сказал Сгорбышу:
— Возьми фотоувеличитель.
Псина была размером с кошку. Абсолютно голая, розового цвета. На тонких паучьих ножках. А уши, как у осла, длинные и покрытые густой белой шерстью.
— Что это? — в недоумении спросил Сгорбыш.
— Ты что не видишь? Собака! Тебе ее заказывали. Снимай.
Он пожал плечами и навел объектив. Дважды щелкнул существо. К нашему удивлению, Сидор Михайлович шикнул на любимицу, чтобы не тявкала, а когда она не унялась, поддел ее ногой и, как мячик, зашвырнул на участок. Потом зарычал:
— Леля! Да закроешь ты наконец ворота! И убери эту дрянь! У меня был тяжелый день!
Появилась та самая блондинка. Выходит, она Леля. Защебетала:
— Сейчас, сейчас! Мими! Иди к мамочке! Мими! Папа сердится!
— «Футбол» отдавать будем? — смеясь, спросил Сгорбыш.
— Себе оставим, — тоже улыбаясь, ответил я.
Ворота закрылись. Как я уже сказал, забор был высотой в два человеческих роста. Если блондинка хотела, чтобы мы сняли семейный ужин, она должна была оставить для нас со Сгорбышем лаз. Но лаза не оказалось, и мы сочли свою миссию выполненной.
— Как думаешь, что она от нас хотела? — задумчиво спросил Сгорбыш перед тем, как мы расстались.
— Кто знает? — пожал плечами я. — Мы думали: секретаршу.
— Оказалось, что его любовница шатенка на «Мерседесе», а не секретарша. Сдавать будем?
— А как же? Пусть сами разбираются. Сделаем снимки с запасом. У нас ведь много дымящих труб. Впарим ей как можно больше производственных мощностей. А против шатенки поставим жирный знак вопроса. Она сама разберется, что выкинуть и чем дополнить альбом. Может, она хочет развода? А может быть, и напротив: не хочет. Но желает знать наверняка, кто ее соперница. Логику женщин понять невозможно. Во всяком случае, мы свою работу выполнили.
— Грязная работа, — поморщился Сгорбыш.
— Ну, брось ее.
— А деньги? Послушай, почему именно нам все это достается?
— Что это?
— Грязь. Чистенькими, пожалуй, были только жених с невестой. И то без скандала не обошлось.
— А чего ты хотел? Бедному человеку не придет в голову выкинуть тысячу долларов за такой оригинальный подарок, как фотоальбом. Он купит что-нибудь полезное для дома, для семьи. В крайнем случае, даст деньгами. Значит, мы имеем дело с людьми, которым все уже приелось. Которые не пользы хотят от вещей, а развлечения. Хлеба у них завались, надо зрелища. И не абы какого. С перчиком. Подарок-сюрприз. Ну, и чего ты хочешь?
— На пенсию, — усмехнулся он. — Стар я уже для таких игр.
И мы разошлись в разные стороны. Он поехал домой, и я поехал домой. Только он поехал в однокомнатную берлогу на окраине Москвы, а я — во дворец с десятью спальнями здесь же, на Рублевке. Встретили меня с распростертыми объятиями. Когда я рассказал историю проникновения на территорию комбината отцу, он долго смеялся. Просто-таки хохотал. Заливался смехом.
— И ты, говоришь, даже сделал снимки? — вытирая слезы, спросил папа.
— Да, — скромно опустил глаза я.
— Ох! Ну, ты мне, конечно, помог!
— Ты что, собираешься купить комбинат?
— Нужен он мне! — усмехнулся отец. — Предприятие убыточное. Трубы гнилые, котельная скоро рухнет.
— То-то он ужом вился! Выходит, продать хочет? Но что же мне теперь делать! Ведь я его пригласил!
— Ладно, как-нибудь справимся. Я ему позвоню.
— Спасибо, папа! За мной должок.
— А что с тебя взять? — задумчиво спросил отец. — Оболтус ты. Ладно. Иди к матери. Ждала.
Вечер прошел в тихой семейной обстановке. Мы ужинали, пили бордоское вино десятилетней выдержки, говорили о политике и искусстве. Мама была счастлива. Я ведь не баловал ее своим вниманием. Под конец она спросила:
— Леня, а кто автор замечательного портфолио, которым я никак не могу налюбоваться?
— Ты имеешь в виду мои фотографии? — кисло спросил я.
— Именно.
— Один человек. Я с ним работаю. Он действительно гениальный фотограф.
— Может быть, он сделает и мне портфолио?
— Мама! Ты хочешь приехать к нам в студию?! Да ты знаешь, какое это место?!
Мать с отцом переглянулись. Раньше я не думал, что есть такая профессия — «светская львица». Оказалось, есть. Она такая трудная, что им, светским львицам, надо молоко за вредность давать. Моя мать, к примеру, всегда занята. Она не появляется на публике дважды в одном туалете либо строго это дозирует. Если среди приглашенных ее видели в данном наряде двое-трое, в крайнем случае пятеро, то можно. В нашем особняке есть отдельная комната, где хранится только женская обувь. Мамин день расписан по минутам. Утро она начинает в бассейне, продолжает в салоне красоты, а заканчивает на светском рауте. Ее везде хотят видеть, и она всегда неотразима. Первое следует из второго. Она — законодательница мод, дама с безупречным вкусом. Я представил, как она приходит к нам в студию, потом позирует Сгорбышу под шушуканье «задника», и содрогнулся.
— Но можно ведь вызвать его сюда? — спросил отец. — Приезжают же к нам мастер маникюра и массажист.
— И парикмахер, который стрижет собачек, — кисло добавил я. — Но СПА-процедуры мама проходит в местах, для этого отведенных.
— У них специальная аппаратура, — улыбнулась мама.
— У фотографа тоже аппаратура. Если ты хочешь студийные снимки, то делаются они не дома.
— Мы создадим ему все необходимые условия, — заверил отец. Он безумно любит маму и во всем ей потакает.
— Зачем тебе эти фотографии? — спросил я у матери.
— У меня скоро юбилей, — улыбнулась она. Видимо, знаменитую улыбку я унаследовал от нее. Она тоже не умеет плакать, когда ей больно.
— Не скоро. Тебе только-только исполнилось сорок девять.
— Осталось меньше года. Я давно уже не видела таких хороших снимков.
В этот момент отец встал и отошел к окну. Потом извинился и вышел в другую комнату. Дела его надолго не отпускали.
— Мама, есть один тонкий момент. — Ей я мог открыться.
— Какой же, сынок?
Сынок! Я невольно вздрогнул. Ну как ей объяснить?
— Этот человек — мой напарник. Но он не знает, кто я. Что мои родители богатые люди и я могу вообще не работать. Мы с ним так здорово ладим, потому что он думает обо мне, как о человеке, себе равном. Я сказал, что тоже живу на съемной квартире и на зарплату. Мне нравится эта работа, я не хочу, чтобы ты все испортила. Я дам тебе номер его телефона, если ты не скажешь, что я твой сын. Ты просто заказчица. Богатая клиентка с Рублевки. Но ко мне это не имеет никакого отношения.
— Хорошо, — улыбнулась мать и потрепала меня по волосам. — Я сохраню твою тайну. А папе мы вообще ничего не скажем. Он в мои дела не лезет. У него своя работа, у меня своя. Снимки чудесные. Их можно разместить в глянцевых журналах. К тому же я щедро ему заплачу.
— Тогда записывай номер мобильного телефона! — весело предложил я. Деньги Сгорбышу нужны.
— Записала, — сказала мать, поглаживая блокнотик. — А кого спросить?
— Его фамилия Сгорбыш. Павел Сгорбыш.
Мне показалось, что она в замешательстве. Во всяком случае, она задумчиво произнесла:
— Где-то я слышала это имя. В связи с чем-то.
— Он хороший фотограф, — заверил я. — Но пьет. Была неприятная история с известной актрисой. Я знаю, ты смотришь этот сериал. Ее снимки в обнаженном виде обнародовали в Интернете.
Я назвал имя.
— Ах, вот оно что! — всплеснула руками мать. — Но почему мне знакома его фамилия? Где же я ее слышала?
— Может, его вычислили? И все знают, кто продал снимки? Мир полон слухов.
— Я это уточню. И ты говоришь, что работаешь с этим… как его? Сгорбышем?
— Он мой напарник. Знаешь, мне с ним интересно. Он — гений фотографии! Жаль, что ненавидит цифру. Но я над этим работаю.
