По нам вдруг ударили из минометов. Со всех сторон сразу.
Есть такой миномет калибра восемьдесят два миллиметра, «Поднос» называется. Сейчас я вдруг понял, почему его так окрестили. Потому что мины ложатся прямо под нос. От них не спрячешься ни в окопе, ни в других укрытиях, не защищенных сверху. У нас не было бетонных бункеров, мы не могли просто пересидеть минометный обстрел. Надо было уничтожить врагов. Но как это сделать, когда их много, они бьют со всех сторон, а наш миномет накрыло чуть ли не с первого залпа?
Это был такой кошмар, что у меня вдруг родилась безумная мысль выскочить из укрытия, отбежать подальше в поле и упасть на землю перед минным заграждением. Вдруг меня спасет темнота, защитят складки местности?
Один осколок чиркнул по каске, еще несколько проверили на прочность бронежилет. В меня летели обломки кирпичей, доски, по лицу полоснуло щебнем. От близких разрывов мозги будто превратились в звенящую кашу. Но все-таки я держался, не покидал своего поста.
Миномет сам по себе тяжелая штука, да и снаряды к нему весят немало. С доставкой боеприпасов у «чехов», как правило, дела обстоят неважно, поэтому их боевой задор должен вот-вот иссякнуть. Сейчас закончатся мины, и беда уйдет вместе с ними.
Но мины, увы, не заканчивались. Сквозь грохот разрывов и звон в ушах я слышал предсмертные крики своих товарищей, стоны раненых. Я не должен был оставаться на месте, мне нужно было помогать тем, кого зацепили осколки. Но я не понимал, что происходит. Темнота вокруг была затянута поднятой пылью и тротиловой гарью, вся пронизана смертью, которая скалилась вспышками разрывов.
Страшно. Очень даже. Но вот неподалеку от меня взрывной волной накрыло моего дружка Вовку Сереброва, и я бросился к нему. Мина разорвалась в каком-то метре от него. Командир у нас был строгим, расслабляться нам не позволял, поэтому иной раз мы и спать ложились в бронежилетах. Даже когда в душе мылись, броник должен был находиться под рукой. Но спасет ли нас это?
Вовке осколок попал в шею, коснувшись верхнего среза бронежилета. Рана вроде бы не очень серьезная, яремная артерия не задета, кровь фонтаном не хлещет. Но при близком взрыве не так страшны осколки, как ударная волна. Вовку контузило, он с воем катался по земле, руками обхватив голову, потом стих, потерял сознание. Кровь у него текла не только из раны, но и из ушей.
Я уже почти закончил перевязку, когда позади нас разорвалась мина. Меня подбросило, потом шарахнуло о железобетон бруствера. Ощущение такое, как будто чугунная гиря обрушилась на затылок. Я тоже взвыл от боли и потерял сознание.
Не знаю, как долго я пролежал в беспамятстве. Опомнившись, я увидел дикие глаза моего дружка Вовки. Оказывается, он пришел в себя раньше меня и даже успел перетянуть мне жгутом правое бедро. Осколок засел у меня где-то в голени, кость задета, боль адская. Вовка зубами рвал индивидуальный пакет и что-то мне говорил, но я ничего не слышал, только звон в голове.
Грохот взрывов я уловил бы даже сейчас. Да и воздух сотрясался бы, если бы вокруг нас бабахали мины, но ничего такого не было.
Кто-то подбежал к Вовке и что-то крикнул ему на ухо. Тот схватил меня за рукав куртки, потянул за собой. Я совершенно не владел обстановкой, однако понял, что мне предлагают уносить ноги. Но ведь приказа на отступление не было. Вовку тащил за собой вовсе не наш командир, а кто-то другой. Да и куда бежать, когда мы окружены?..
Я решил остаться на месте. В голове, сотрясая ее, крутилась звенящая карусель, вокруг сгустилась пугающая темнота, непонятно было, кто где находится. При этом я догадывался, что боевики могут начать атаку с моей стороны. Моя бойница выходила на дорогу, которую контролировал наш блокпост. Эта трасса тянулась от чеченского селения, оттуда и могла хлынуть живая лавина, пышущая огнем. Боевики могли ударить еще и с другой стороны дороги. Если случится так, то тут уж я точно буду бессилен. В нашем опорном пункте царил хаос, командиры будто исчезли. Может, кто-то и отдавал приказы издалека, но из-за контузии я не мог ничего слышать.
Я глянул в бойницу и в рассветных сумерках действительно заметил тени, движущиеся в нашу сторону. Боевики подбирались к заставе, на ходу пригибаясь к земле. Волки всегда стараются окружить жертву, но эти двуногие хищники не могли рассредоточиться, потому что пространство вне дороги было густо нашпиговано противопехотными минами.
Боевикам пришлось бы очень туго, попади они под наш плотный огонь. Но ведь чеченцы для того и подтянули минометы к нашим позициям, чтобы раздолбить нас в пух и прах. Увы, я должен был признать, что их массивный огневой налет достиг своей цели. Кто-то убит, кого-то ранило, а некоторые не выдержали психологического прессинга и трусливо дали деру. Судя по всему, командный состав выведен из строя, некому организовать оборону, да и бойцов нет, чтобы дать отпор приближающемуся врагу. Я мог открыть огонь, но ведь это будет сумасшествие. У меня нет никаких шансов. Может, действительно, пока не поздно, задать стрекача, пусть даже через минное поле? Еще не совсем расцвело. Я вполне смогу слиться с местностью, двигаться тихонько, ползком, снимая перед собой мины.
Автомат – оружие грозное, но сейчас он почему-то казался мне совсем жалким и бесполезным, напрочь лишенным огневой мощи. Зато рядом пулеметное гнездо с ПКМ на станке. Пользоваться этим оружием я умел, в учебке натренировали.
Раненая нога не стала мне помехой. Пулемет оказался на месте, только смещен в сторону взрывной волной и перевернут. Рядом лежал Гоша Рябов. Он у нас был дембелем с героическим уклоном, а потому, поднимаясь по тревоге, бронежилет надевать не стал. За это парень был наказан: словил не наряд вне очереди, а несколько осколков. А может, его убила взрывная волна.
Я установил пулемет, приготовил его к бою и направил ствол в сторону движущихся боевиков. Это не безобидные мишени, а люди, которые обязательно ответят огнем. Было страшно, колотил мандраж, но это не помешало мне срезать первой очередью двух-трех боевиков, которые подобрались к блокпосту. Я очень рассчитывал на такой результат, потому что после первых выстрелов чеченцы должны были еще ниже пригнуться к земле, а то и залечь, используя для укрытия складки местности. Еще они могли отступить и затаиться за крупными железобетонными блоками, которые мы устанавливали на дороге, чтобы машины не проносились мимо нас на высокой скорости. Автомобили должны были потихоньку лавировать между преградами. Сейчас эти блоки могли стать надежным укрытием для боевиков.
И точно, кто-то из них залег, а двое рванули назад к блокам. По мне ударили из автоматов, но до того я успел срезать очередью одного из двух беглецов.
Я метнулся к своей бойнице, чтобы открыть огонь из автомата. Больная нога подкосилась, я упал на живот и крепко приложился челюстью об ящик с гранатами. Быстро добраться до намеченной цели не получилось, зато к тому времени, как я смог открыть огонь, боевики в полный рост рванули в атаку, решив, что пулеметное гнездо уничтожено.
Возможно, пулемет действительно пострадал, но я-то был жив. Автомат больше не казался мне слабым оружием. Длинной очередью я убил одного боевика и ранил другого. Они снова залегли и тут же открыли прицельный огонь. В этот раз я не стал менять позицию. Нога уже совсем не слушалась, да и боевики были близко, на расстоянии броска гранаты. Оборонительные Ф-1, в простонародье «лимонки», лежали рядом со мной, готовые к тому, чтобы серьезно подкислить жизнь врагу. Запалы вкручены, а сорвать чеку не трудно. Берешь правильно, как учили, отжимаешь усики, рвешь кольцо и бросаешь.
Я начал перекидывать гранаты через бруствер в сторону противника. Как они разрывались, кого убивали-ранили, я не видел. Боевики запросто могли перепрыгнуть через стену, за которой я находился, и пристрелить меня.
И действительно, кто-то прорвался ко мне. Краем глаза я увидел автомат, направленный в мою сторону. У меня даже не было времени на то, чтобы попрощаться с жизнью. Тут в стороне от меня всколыхнула воздух автоматная очередь, и боевик упал, сраженный пулями. Это подоспели на помощь мои товарищи. Вовка Серебров, Юрка Шальков. Они убегали, увлекая меня за собой. Но я принял бой, парни осознали свою вину и вернулись. Втроем нам будет проще.
Я снова швырнул через себя гранату и тут же получил ответ. Метрах в двух от меня упала наступательная РГД-5. Перед тем как она взорвалась, я успел почувствовать обиду за столь вопиющую несправедливость. Ведь это была наша, российская граната, и почему я должен принять от нее смерть?
Ударная волна срезала голову будто ножом. Она отделилась от туловища и упала на землю лицом к небу. Я должен был умереть, но нет, моя оторванная голова продолжала жить своей жизнью. Я видел, как меня окружали боевики, как один из них вынул кинжал из ножен. Бородач с налитыми кровью глазами собирался перерезать мне глотку. Судя по всему, настроен он был очень решительно, но кто-то из дружков толкнул его в плечо и со смехом покрутил пальцем у виска. Действительно, зачем резать горло, если голова оторвана напрочь? Бородач понимающе кивнул, сунул кинжал в ножны и оттянул назад правую ногу. Его дружок уже стоял «на воротах». Сейчас этот тип ударит по мне как по мячику и попытается забить гол.
