Я в ужасе заорал, но боевика это не остановило, и его носок врезался мне в нос. Я влетел точно в «девятку», запутался в сетке ворот и… проснулся.
Вагон плавно качался на ходу под мерный перестук колес, тени столбов скользили по стенке купе, поднимались к потолку и исчезали там. Напротив меня сидела худосочная девушка с малосимпатичным, к тому же еще и прыщавым лицом. Надо было видеть, какими глазами она смотрела на меня. В них и ужас, и любопытство, и даже сочувствие.
– Я что, кричал?
Мне было неловко перед ней, но я не собирался каяться.
Граната действительно разорвалась совсем рядом со мной. У РГД-5 главный поражающий фактор – ударная волна, и она проехалась по мне основательно. Меня снова контузило взрывом, вывело из боя, но ребята все же выправили ситуацию, а там и подкрепление подоспело. Я угодил в госпиталь, там война для меня и закончилась.
Контузия – дело серьезное, но все-таки я не был настолько плох, чтобы выбывать из строя. После госпиталя меня могли отправить обратно в часть, для этого достаточно было моего слова. Но я попросил, чтобы меня комиссовали.
Война в Чечне закончилась позорным для нас Хасавюртовским соглашением. И не мы, солдаты, себя обесчестили. В стране нашлись начальнички, которые сдали нас тогда с потрохами. Я не захотел возвращаться в армию, служить преступно глупому правительству.
Помню, лозунг перед президентскими выборами был: «Выбирай или проиграешь». Мы выбрали и проиграли. В Чечне. Кто-то прокручивал миллионы долларов через эту черную дыру, а кто-то погибал за чужие интересы. К счастью, мне повезло. Я отделался только контузией, ранением ноги. Еще руки в том последнем для меня бою мелкими осколками посекло, но это как бы не в счет.
Война и госпиталь остались в прошлом, я возвращался домой. Нога еще болела, но я уже обходился без костылей, и даже палочка мне больше не требовалась. Душа тоже ныла, голова страдала ночными кошмарами, от которых я кричал в голос.
– Да было немного, – тускло улыбнулась девушка.
Она появилась здесь совсем недавно. Мои соседи сошли с поезда несколько часов назад, купе опустело, но пока я спал, ко мне подселили эту девушку. Судя по всему, она не собиралась снимать плащ. Ни к чему это, если до Губернска осталось совсем чуть-чуть.
– Нет, много.
Я поднялся, откинув одеяло. На мне дешевый спортивный костюм, на вешалке парадка под солдатской шинелью.
Дверь открылась, показалось лицо проводницы.
– Губернск через полтора часа, – сухим казенным голосом сообщила она. – Через тридцать минут санитарная зона.
Это значило, что мне нужно было идти в туалет, пока его не закрыли.
Людей в вагоне было немного, поэтому в очереди мне стоять не пришлось. Я умылся, почистил зубы, побрился, сбрызнулся дешевым одеколоном и вернулся в купе.
– Будете переодеваться? – спросила девушка.
Грустная она какая-то, блеклая не только снаружи, но и изнутри.
– А чего на «вы»? Я что, на старика похож?
Через четыре месяца мне стукнет двадцать два года, я еще молодой, но седина уже тронула мои волосы. Может, потому, что в том последнем для меня бою я прожил целую жизнь.
– Нет, не похож. Переодеваться будешь?
Я кивнул, и она вышла из купе. Я надел парадку, поправил орден Мужества на груди, постучал в дверь и присел. Тут же появилась девушка, увидела мою награду, и на глаза у нее вдруг навернулись слезы.
Я посмотрел на нее, и она ответила на мой вопрос, который так и не прозвучал:
– У Мишки тоже был такой орден. Мишка – мой парень. Он в Грозном погиб, этой весной.
Она не смогла сдержать слез, всхлипнула и заплакала, низко опустив голову. Я хотел сказать ей слова утешения, но они застряли у меня в горле. Словами такому горю не поможешь, лучше выплакаться, тогда легче станет.
– А ты из Чечни? – спросила она, когда слезы стали подсыхать.
– Из госпиталя.
– В Чечне ранили?
– Там.
– Тебе война снилась?
– Меня Иван зовут.
– Ира.
– Я домой еду. Полтора года отслужил. Когда уезжал, сказал своей девушке, что полтора года служить буду. Мол, в Чечне льготная выслуга идет. Соврал!..
Я хотел утешить Диану, потому и обманул ее, но отслужил и в самом деле полтора года. Даже меньше. Призвался в конце июня девяносто пятого, домой возвращаюсь в начале ноября девяносто шестого.
Сперва Диана писала мне часто, но со временем весточки от нее стали приходить все реже. Она любила меня, ждала, скучала, только писать ленилась. Правда, в госпиталь письма приходили раз-два в неделю. Видно, страшно ей стало, что я мог погибнуть, вот и решила искупить свою вину. Да я и сам тогда на досуге осознал, что мог остаться без нее на веки вечные. А ведь я ее так люблю!..
Ждала она меня. Не было у нее никого. Во всяком случае, так Диана мне писала. А как было на самом деле, проверить я не мог. Никто из моих друзей не знал ее, не у кого было спросить, как она там. Сердце подсказывало, что Диана не могла меня предать, но на душу временами давило нехорошее предчувствие.
Ира что-то мне сказала, но я так задумался, что пропустил ее слова мимо ушей.
– Что ты говоришь?
– Есть льготная выслуга. У Миши год за три шел.
– Он у тебя «сверчком» был?
– Нет, офицером. В девяносто четвертом училище закончил и попал в Чечню. – Ира не заплакала, но вздохнула с таким надрывом, что у меня в душе захолодело.
– Мои соболезнования, – выдавил я.
– Да ничего, я уже привыкла. Счастливая у тебя девушка. Она дождется, – с завистью, как мне показалось, сказала она. – Ты насовсем домой?
– Насовсем.
– Значит, втройне счастливая.
– Надеюсь.
– А мне вот не повезло.
– Ничего, еще найдешь свое счастье.
– Не найду. Потому что не ищу и не хочу этого делать. Я только Мишу люблю и всегда о нем помнить буду, – глядя куда-то в пустоту, с маниакальной, как мне показалось, одержимостью сказала Ира.
– Что ж, тогда он тебя на том свете встретит. Жизнь она недолгая, рано или поздно все там будем. Он тебя дождется.
– Ты и правда так думаешь?
– Думаю.
Я бы очень хотел прожить с Дианой всю жизнь. Желал бы умереть с ней в один день, чтобы никогда не разлучаться.
Диана пришла на вокзал. Я не давал ей телеграммы, и она не знала, когда меня ждать. Но все-таки я встретился с ней здесь, за зданием вокзала, на пути к троллейбусной остановке. Она смотрела на меня с рекламы и улыбалась. Прохладно, но при этом как будто от всей души.
Улыбалась она не только мне, но и всем, кто смотрел на плакат с ее изображением. Салон уль-трамодной одежды «Диан». Платье на ней действительно необычное, очень элегантное. В нем, да еще и с распущенными волосами, она выглядела сногсшибательно. Невероятно красивое лицо, сексуальные формы великолепного тела. Только вот холодно на улице, ледяной дождик моросит, люди в теплой одежде, носы под воротники прячут, а Диана в одном летнем платье. Мне почему-то не хотелось обнять ее, согреть теплом своего тела. Не возникло у меня такого желания. Может, причина в том, что мне улыбалась чужая Диана. В компании с такой же незнакомой и очень симпатичной шатенкой в модной кофточке и короткой юбке. Ноги длинные, тонкие, но с красивыми икрами. Диана с левой стороны плаката, незнакомка – с правой.
– А чего ты на чужих девушек заглядываешься? – услышал я насмешливый голос.
Рядом стояла Ира. Да и сам я замер, глядя на Диану. Даже не заметил, как остановился. Моя попутчица не могла пройти мимо, потому что я помогал ей нести сумки.
– Прочему на чужих? Это моя девушка. Та, которая слева.
– Ты серьезно? – спросила Ира и с подозрением посмотрела на меня.
Уж не думает ли она, что я умом тронулся на почве контузии? Тем более что почва эта очень зыбкая, в любой момент может уйти из-под ног, тогда провалишься и угодишь в психушку.
– Серьезней не бывает.
– У нас о ней весь город говорит.
– Что говорит?
Я встревоженно глянул на Иру и услышал:
– Ну, муж у нее богатый, поэтому рекламные щиты по всему городу. Она у нас тут на весь Губернск красуется.
– Кто она? Которая справа или слева?
– Ну, не знаю. Та, которая красивей.
– Они тут обе красивые.
– Ну, твоя-то куда лучше, – не без сарказма сказала Ира.
Дело тут не в Диане, а в моем к ней отношении. Попутчица не верила, что это моя девушка.
– А почему красуются? Это же реклама салона ультрамодной одежды. Вот и адрес: проспект Ленина, сорок восемь. Там, кажется, универмаг раньше был.
– Да и сейчас есть. Салон этот там же. Большой такой. Немалых денег стоит. Но муж-то у нее богатый!..
– У кого, у блондинки или у шатенки?
– А ты съезди в этот салон и узнай.
– Ладно, я так и сделаю, – вне себя от волнения проговорил я.
Проспект Ленина от вокзала недалеко, пять-шесть остановок. Но время, затраченное на столь короткий отрезок пути, стало для меня вечностью. Голова жутко разболелась. Реакция на волнение, последствие контузии.
Салон занимал большую часть первого этажа здания, весьма старого, еще довоенной постройки. Окна здесь расширили, сделали их витринными. Над входом сияла золотая вывеска, вокруг дверей красовалась мраморная облицовка. Магазин назывался «Диан». В честь моей Дианы. Это заведение приобрел для нее какой-то богатей. Если бы женой нового русского была шатенка с плаката, то салон назвали бы ее именем.
