– Пешком? В темноте?
– Здесь недалеко. Я живу на том берегу озера, прямо за пристанью. – Она отошла от двери, слегка тряхнув светлыми волосами. – Увидимся в школе.
– Постой, Амелия! – Он перевел взгляд на сверток, который держал в руке. – Зачем это?
– Это тебе в благодарность. За то, что ты сегодня сделал. – Она отступила еще на шаг, почти растворившись в темноте.
– Амелия!
– Да.
Ной молчал, не зная, что сказать. Тишину нарушал лишь шорох опавших листьев, ковром устилавших лужайку перед домом. Амелия стояла у самой кромки светового пятна, вырывавшегося из открытой двери, и бледный овал ее лица тонул в ночи.
– Может быть, ты зайдешь? – спросил он.
К его удивлению, она, казалось, задумалась над приглашением. Некоторое время поколебалась между светом и тенью, решая, уйти или остаться. Девочка снова оглянулась, словно испрашивая чьего-то разрешения. Потом кивнула.
Ной с ужасом подумал о том, какой беспорядок царит в гостиной. Мама побыла дома всего пару часов, чтобы успокоить его и приготовить ужин. Потом опять помчалась в больницу проведать Тейлора. В комнате так никто и не прибрался, и вещи валялись там, куда их бросил Ной, вернувшись из школы, – рюкзак на диване, фуфайка на журнальном столике, грязные кроссовки возле камина. Он решил пригласить Амелию не в гостиную, а на кухню.
Они уселись за стол, не глядя друг на друга, – представители разных биологических видов, пытающиеся найти общий язык.
Зазвонил телефон, и она подняла взгляд.
– Ты разве не возьмешь трубку?
– Не-а. Это опять какой-нибудь репортер. Они трезвонят весь вечер, с тех пор как я вернулся из школы.
Звонок принял автоответчик, и, как предсказывал Ной, женский голос проговорил:
– Это Дамарис Хорн из «Уикли информер». Я бы очень, очень хотела побеседовать с Ноем Эллиотом, если это возможно, о его удивительном героизме, проявленном сегодня в школе. Вся страна жаждет узнать об этом, Ной. Я остановилась в гостинице «Озерная» и могла бы предложить вам финансовую компенсацию за потраченное на интервью время, если вас это заинтересует…
– Она хочет заплатить тебе за беседу? – спросила Амелия.
– Бред, правда? Мама говорит, что именно поэтому не следует говорить с этой дамой.
– Но ведь люди хотят узнать об этом. О том, что ты сделал. «А что я сделал?»
Он пожал плечами, испытывая смущение от незаслуженной похвалы, и прежде всего от похвалы Амелии. Он молча вслушивался в монолог журналистки. Автоответчик пропищал после окончания записи, и на кухне снова воцарилась тишина.
– Теперь можешь открыть. Если хочешь, – предложила Амелия.
Он посмотрел на подарок. Предмет был завернут в обычную коричневую бумагу, однако Ной все равно вскрывал упаковку аккуратно, стараясь не порвать ее. Было бы невежливо драть бумагу на глазах у девушки. Он бережно отклеил скотч и развернул обертку.
Карманный нож не впечатлял ни размерами, ни внешним видом. Ной заметил царапины на рукоятке и догадался, что он уже не новый. Амелия дарила ему нож, которым уже кто-то пользовался.
– Ух ты! – сумел-таки выдавить он с некоторым энтузиазмом. – Какой хороший.
– Он принадлежал моему папе, – сказала она и тихо добавила: – Моему настоящему папе.
Ной поднял взгляд, когда до него дошел смысл ее слов.
– Джек – мой отчим. – Амелия произнесла последнее слово с заметным отвращением.
– Выходит, Джей-Ди и Эдди…
– Они мне не родные братья. Это дети Джека.
– Знаешь, а я, пожалуй, догадывался. Они совсем на тебя не похожи.
– Слава богу.
Ной рассмеялся.
– Да, я бы тоже не хотел такого родственного сходства.
– Мне не разрешают даже говорить о папе, потому что Джека это бесит. Он не выносит, когда ему напоминают о том, что до него у мамы кто-то был. Но я хочу, чтобы люди знали о моем отце. Я хочу, чтобы все знали, что Джек не имеет ко мне никакого отношения.
Он бережно вложил нож в ее руку.
– Я не могу принять этот подарок, Амелия.
– А я хочу, чтобы ты его принял.
– Он слишком много значит для тебя, ведь он принадлежал папе.
– Поэтому я и хочу, чтобы он был у тебя. – Она тронула повязку на голове, словно напоминая о том, что она перед ним в долгу. – Ты единственный, кто не испугался и что-то сделал. Единственный, кто не сбежал.
Он не посмел сделать унизительное признание: «Я хотел бежать, но от страха даже не мог двинуться с места».
Она бросила взгляд на кухонные часы. Испуг промелькнул на ее лице, и она решительно встала из-за стола.
– Я и не знала, что уже так поздно.
Он проводил ее до двери. Амелия едва ступила за порог, как вдруг мощный свет фар прорезал гущу деревьев. Она повернула голову на свет и, казалось, оцепенела, когда к дому с ревом подкатил пикап.
Открылась водительская дверца, и из машины вышел Джек Рейд – хилый, тщедушный человечек с хмурым лицом.
– Садись в машину, Амелия, – бросил он.
– Джек, откуда ты…
– Эдди сказал мне, где тебя искать.
– Но я уже собиралась идти домой.
– Садись в машину сейчас же.
Она тут же замолчала и послушно скользнула на пассажирское сиденье.
Ее отчим уже садился за руль, но вдруг встретился взглядом с Ноем.
– Она не гуляет с парнями, – сказал он. – Ты должен знать об этом.
– Она зашла на минутку, – злобно ответил Ной. – Что в этом такого?
– Ничего такого, парень, просто моя дочь – это запретная зона. – Рейд забрался в кабину и хлопнул дверцей.
– Да она тебе даже не дочь! – закричал Ной; он знал, что его не услышат за ревом надрывающегося мотора.
Когда пикап сделал круг, выруливая со двора, Ной в последний раз увидел профиль Амелии в пассажирском окне и ее испуганный взгляд, устремленный в лобовое стекло.
Первые снежинки, кружась между голыми ветвями деревьев, припорошили место раскопок. Люси Оверлок посмотрела на небо и сказала:
– Этот снег, надеюсь, не надолго? Он должен прекратиться, иначе он нам все испортит.
– Да он уже тает, – обнадежил ее Линкольн.
Ему, столько лет прожившему в лесах, достаточно было втянуть ноздрями воздух, чтобы угадать, что снег скоро кончится. Эти хлопья были всего лишь осторожным шепотом, предупреждением о том, что зима не за горами. Снег ему не досаждал; Линкольн спокойно воспринимал все неудобства, связанные со снегопадами, когда приходилось и дорогу лопатой чистить, и машину откапывать из-под завалов, и ночи коротать без электричества из-за обрыва проводов. Вот только темноту он не любил. А зимой слишком рано темнело. Дневной свет уже угасал, и деревья черными косыми полосами выделялись на фоне неба.
– На сегодня, пожалуй, хватит, – решила Люси. – Упакуем тут все и будем надеяться, что до завтра сугробы вырасти не успеют.
Теперь, когда кости уже не представляли интереса для полиции, Люси и ее помощники из числа студентов-дипломников приняли на себя ответственность за сохранность раскопок. Двое студентов затянули рабочую зону брезентом, закрепив его колышками. Тщетная предосторожность – какой-нибудь лесной мародер, например енот, мог одним махом сорвать брезент.
– Когда вы здесь закончите? – спросил Линкольн.
– Мне бы хотелось провести здесь несколько недель, – ответила Люси. – Но, раз погода портится, придется поторопиться. Первые серьезные заморозки – и придется ждать следующего сезона.
За деревьями промелькнули огни фар. Линкольн увидел, что во двор Рейчел Соркин заезжает еще одна машина.
Он поспешил через лес к дому. За последние несколько дней лужайка перед домом Рейчел превратилась в автостоянку. Рядом с автомобилем Линкольна примостились джип Люси Оверлок и старенькая «Хонда», по-видимому, принадлежавшая какому-то студенту.
А чуть дальше, прямо поддеревьями, припарковался еще один автомобиль – темно-синий «Вольво». Узнав его, Келли приблизился со стороны водительской дверцы.
Стекло немного опустилось.
– Линкольн, – приветствовал его женский голос.
– Добрый вечер, судья Китинг.
– Есть время поговорить?
Линкольн услышал, как щелкнул автоматический замок на дверях. Он обошел автомобиль и сел на пассажирское сиденье. Некоторое время их окружала тишина.
– Что-нибудь еще обнаружили? – поинтересовалась она.
Судья смотрела прямо перед собой, словно выглядывая что-то среди деревьев. В темном салоне автомобиля ее морщин почти не было видно, и она выглядела куда моложе своих шестидесяти шести лет. Моложе и мягче.
– Там было всего два скелета, – сказал Линкольн.
– Оба детские?
– Да. Доктор Оверлок считает, что возраст примерно девять-десять лет.
– Смерть не естественная?
– Нет. Обе смерти насильственные.
Последовала долгая пауза.
– И когда это случилось?
– Это не так-то легко определить. Придется поработать с теми предметами, которые нашли вместе с останками. Они откопали несколько пуговиц, ручку гроба. Доктор Оверлок полагает, что, возможно, это часть семейного кладбища.
