Вот такие жены нужны сыщикам. Но выдержат ли узкие плечи груз его беспокойной, непредсказуемой даже на сутки вперед жизни? Скворцов ощущал себя вполне созревшим для женитьбы, хотя как раз сугубо бытовые вопросы отнюдь не рассчитывал решить столь элементарным ходом. Может быть, он и сам до конца не сознавал, насколько нужна ему именно Инна — женственная, ласковая, родниковой, незамутненной свежести, с обаянием полевого цветка. Именно ему, успевшему узнать — а какой сыщик избежит этого?! — смрад и гниль помоек реальной жизни. Как сказал бы Иванцив: дуракам везет. Скворцов верил в собственную удачливость и был слишком молод для того, чтобы задать себе вопрос: удастся ли соединить в нечто благополучное и целое трепетность, ранимость такой девушки, как Инна, и обнаженную грубость сыщицкой работы. Блажен, кто верует…
13
Подойдя к серому зданию райотдела, Скворцов думал только о том, зачем его с утра пораньше вызвал Иволгин.
— Привет! Что случилось? — Валентин на мгновение заглянул в дежурку. — Есть свеженькое?
— А это тебе подбросит, кажись, майор. Он у себя уже.
— Приятно, когда ждут.
— То-то, гляжу, у тебя радостная физиономия. Иволгин, между прочим, застегнут на все крючки.
— Наблюдательность должна поощряться по службе. Только ты не чувствуешь разницы между профессиональной наблюдательностью и кухонной сплетней.
— Пора бросать перчатку. Дуэль, только дуэль! Ты, Скворцов, имея такого шефа, как Иволгин, так и не стал интеллигентным человеком.
Но Валентин уже был на лестнице. «Застегнутый» Иволгин — значит, не в духе, немногословен, сух, недоволен течением дел. Пожалуй, подумалось, лучше пока зайти к себе, раздеться, оглядеться. Иволгин под такое настроение любит «побаловаться» гирей, которая вызывающе занимает один из углов кабинета. Пару пудов, наверное, весит.
Через десять минут Скворцов застал у Иволгина лейтенанта Лучко, двух молодых и малознакомых хлопцев, тоже в гражданской одежде, дежуривших, очевидно, у дома Федосюка.
— Ну, бойцы невидимого фронта, что увидели, узнали? В первую очередь меня интересует объект номер один.
— Я сменился полчаса назад. В это время объект вышел из дома и протирал оконные стекла машины. На сидение бросил дипломат. А всю ночь — ни одного шороха, никуда не выходил, свет с часа ночи до семи утра не зажигал, — обстоятельно доложил сержант с мальчишеским курносым лицом.
— А я в половине первого отвез объект номер два, очевидно, домой, на улицу Кулибина. Дверь открыла ключом, сразу же на втором этаже зажегся свет, — лейтенант старался говорить уверенно, однако голос выдавал его.
— Значит, подрабатывал ночью на служебной машине? — Иволгин, спрашивая, перебирал бумаги в ящике письменного стола.
— Что вы, товарищ майор! Я хотел, как лучше. Девушка одна, ночью. Других машин нет. А если бы какой балбес ее подобрал?
— Договаривай до конца, лейтенант. Посочувствовал ты не просто энной девушке, а красивой. Все бы ничего, но вы, молодой человек, засветились, и я должен отстранить вас. Без работы у меня, разумеется, сидеть не будете, но… Кстати, с девушкой познакомился?
— Почти…
— «Почти» — это как?
— Она дала номер телефона и назвала имя. Я о себе — ни звука.
— И как же зовут ночную диву?
— Маша.
— Как?! — Иволгин и Скворцов спросили одновременно, вызвав на лице лейтенанта растерянность и изумление. Он тихо повторил:
— Маша…
Иволгин подчеркнуто сухо, бесстрастно как бы подвел черту:
— Звонить девушке пока запрещаю, — и поднял трубку внутренней связи. — Уехал в институт физкультуры? Наблюдение можно снять до двенадцати ноль-ноль. А вы, — обратился к ночным дозорным, — отдыхайте.
Оставшись со Скворцовым, хозяин кабинета закурил, почти сразу же погасил сигарету — вспомнил, подумал Валентин, что бросил курить месяц назад, но сигареты все же держит в столе — и задал риторический вопрос:
— Зачем она назвала лейтенанту подлинное имя?
Не ожидая, да и не нуждаясь в ответе, майор сказал то, о чем думал и Скворцов:
— Эх, не надо было затевать подобную игру. Первая древнейшая профессия, насколько я могу судить, отнюдь не призвание Маши. Нам бы помочь ей, а мы…
— И поможем. Лейтенант Лучко, вы же видели, более всего огорчен запретом звонить девушке. Но где тут логика: идет на ночь глядя к Федосюку домой, а через полчаса убегает?
— Женская логика. Кстати, проверь у дежурного, не звонила ли она тебе. Сейчас, не откладывая.
Скворцов выяснил, что ни одна душа до полдевятого утра его не спрашивала. Прокомментировал:
— Серость на улице такая, что кажется, рассвет сегодня опаздывает часа на три-четыре. Спит красавица.
— Логично. Работа-то, как правило, ночная. Так что мы имеем на нынешний день и час? Тришкин кафтан. Все рассыпается — не успеем слепить. Жукровский вояжирует, и мы не имеем данных, каким капиталом он располагает, сколько может жить, не меняя привычек и вкусов. Раз столь ретиво ушел и бега, значит, деньга при нем немалые. И я все больше сомневаюсь в том, что убил Черноусову именно Жукровский. Личность, конечно, с душком, но мотивы убийства, увы, не убедительные.
— Мы же проработали эту версию, концы с концами прекрасно сходятся. Или вы полагаете, что такого подлеца могла удержать клятва Гиппократа? Да что ему жизнь грязной старухи, если он, не колеблясь, превращает глупую семнадцатилетнюю девчонку, я имею в виду Ольгу, в наложницу, игрушку — назовите как угодно! Подлость налицо…
— Что-то возле этой титулованной старухи многовато неотразимых героев. Машина, квартира Федосюка, да и весь его образ жизни не умещаются в примитивную схему: богатая старуха — молодой, услужливый любовник. И мотив для убийства у него, кстати, куда весомее, чем у Жукровского. Перед Машей в ресторане, судя по рапорту, павлином выступал. А тут надо ублажать вздорную старуху. Нелегкое, небось, занятие.
— Но вспомните, что в конце концов понарассказывала о Жукровском собственная его жена! Ничью жену приятеля, коллеги — не оставлял без внимания. Эдакое спортивное хобби. А после шантажировал их.
— Пока мы вынуждены вести одновременно несколько версий. С Федосюка глаз не спускать, проявить его покачественнее рентгена. С Киевом я свяжусь, думаю, сумею убедить, что им следует шевелиться активнее в розыске Жукровского. А тебе, Валентин, подброшу еще парочку толковых ребят, копайте вглубь, вширь, во все стороны. Человек — не иголка. И в нашем обществе, где к бдительности приучают, считай, с октябрят, где Павлик Морозов стал образцом для пионерии, а сосед — пенсионер не заснет спокойно, не узнав доподлинно, на какие шиши приобретена новая спальня соседки по подъезду, мы, сыщики, можем испытывать вакуум информации только по причине собственной глупости. В одной песне обнадеживающе поется: «Кто хочет, тот добьется, кто ищет, тот всегда найдет».
— Понял. С песней по жизни. Разрешите идти?
— Копай, просеивай, ищи. Входи даже трижды в одну реку, благо, каждый раз выловишь нечто новое.
Вернувшись в кабинет и с явным наслаждением выкурив сигарету, Скворцов поднял телефонную трубку. Возможно, Маше, учитывая ее ремесло, звонить и рановато, но сыщик должен определиться относительно Федосюка. После двенадцати тот, суда по институтскому расписанию, будет свободен. Набрал шестизначный номер. Почему ее телефон не обычный, городской, а железнодорожной телефонной станции? Жизнь — сплошной вопросительный знак. Довольно часты и многоточия. А вот спокойную, убедительную точку приходится ставить редко. Не говоря уж о восклицательных знаках. Зрелость, очевидно, вообще избегает проявления мыслей и чувств в восклицательной форме.
Гудки. Крепко спят дети, бездельники и ветреные натуры. Этим ироничным философствованием над кем смеетесь? — Валентин пытался преодолеть нарастающее, непонятное душевное беспокойство, ощущение, будто он недодумал нечто, упустил.
— Алло-о-о!
— С добрым утром. Скворцов.
— Здравствуй, Валентин. Что-то случилось?
Скворцов только сейчас уяснил абсурдность вопроса, который он намеревался задать девушке. «Почему ты не осталась, если не на всю ночь, то хотя бы на час-другой у Виктора Федосюка?» Чуть помедлив, ограничился полувопросом:
— Беспокоюсь, как ты…
— В порядке. Но тебе придется набраться терпения. С этим козлом, то бишь, простите, Виктором, либо-либо.
— Не понял твоих «либо», но вот что хочу сказать: ты свободна, наш договор аннулируется.
— Вам не нужна информация?
— Нужна. Но мы ее раздобудем по иным каналам.
— Как тебя понимать? Опять либо-либо. Либо ты доверяешь мне, либо…
— Да нет же!..
— А-а-а, понятно! Тебе неловко прибегать к моей помощи?
— Опять мимо. Не хочу, чтобы ты вновь оказалась в том гадюшнике.
— Валечка, да что ты знаешь о гадюшниках?! Я из этого, как и из других, выйду сухой. А ушла я из его квартиры потому, что он уже сегодня на меня бы едва глядел, если бы я сразу, как он размечтался, прилегла в его постельку. Сейчас аппетит у него растет с каждым часом. Как договорились с тобой, буду звонить. Помню все координаты. Мир и согласие?