Мы вступили на корабль, Его Жирдяйство и я, и во время остановки в Ницце я побежал звонить Старику, потому как спешил узнать, что происходит с Никой. Нашли ли ее? Напали на след ее владельца? Вот в чем вопрос, как говорят любители Шекспира, которые не говорят по-английски.
— Я ждал вашего звонка, Сан-Антонио. Где вы?
— В Ницце.
— Немедленно мчитесь в Марсель, малыш!
— Вы нашли ее?
— Нет. Ощупывание дна ничего не дало. Но я практически знаю, где она находится.
— Где же, босс?
— Спустя два дня после отплытия «Кавулома-Кавулоса» в Марселе причалил «Good Luck to You».
— Понял! И ребята с яхты выловили ящик?
— Без малейшего сомнения. Свидетели говорят, что водолазы спускались с его борта, якобы для того, чтобы устранить поломку в корпусе.
— И где он теперь находится?
— В открытой Антлантике, по пути в Нью-Йорк.
— Вы можете произвести досмотр судна?
— Невозможно, не имея доказательств! Владелица яхты, эта Барбара Слип, — известная личность, пользующаяся влиятельной поддержкой по ту сторону Атлантики. Предположим, что Ники уже нет на борту, тогда наше вмешательство может иметь серьезные дипломатические последствия. И так уже отношения с Америкой не блестящие.
— Так что же? — спросил я. — Попробуем предоставить ей возможность улететь от них самой, благо у этой Ники есть крылья.
У Лысого явно была аллергия на мой тип юмора. Поверьте, он никогда не покупал моих книжек.
Уж если он отказывался читать Пруста, находя его недостаточно серьезным!
— Да, — сухо сказал он, — кое-что мы попробуем, и я рассчитываю на вас в этом, дорогой мой. Я дал указания, чтобы в Марселе все было в вашем распоряжении...
— Что все? — настаивал я.
— Все! — повторил он. — Старайтесь и держите меня в курсе. Все это дело начало просачиваться наружу. Журналисты уже звонили в Министерство Изящных Искусств, дабы спросить, есть или нет основания для некоторых слухов, касающихся исчезновения Ники Самофракийской. Теперь это вопрос уже не дней, а часов! Действуйте, Сан-Антонио! Действуйте! И добудьте доказательства!
Клак! Он повесил трубку.
Я потер себе висок. Ах, еще не время успокаиваться, этому конца не видать!
* * *
— Вот он!
Это крикнул один из летного экипажа.
Он показывал вниз, на самый горизонт, на белую точку, за которой тянулся серебристый след. Наш самолет несся вперед, заглатывая пространство. Точка превратилась в судно.
— Вы уверены, что это «Good Luck to You»? — поинтересовался я.
— Абсолютно! — ответил пилот. — Его положение уточнялось сегодня утром, и тут нет никаких сомнений. Готовьтесь!
Наша развалюшка описала в воздухе полукруг, чтобы не перелететь яхту.
— Готовьтесь, — ворчал Берюш, — в чем, по-твоему, это заключается?
— Ты герметически закрываешь свой резиновый комбинезон. Пилот возьмет траекторию яхты, и мы спарашютируем с надувным плотом.
— Мы будем далеко от яхты?
— Довольно далеко, так, чтобы они не могли следить за нами даже в бинокль.
Жиртрест потянул за вполне солидную застежку-«молнию» своего не менее солидного черного комбинезона.
— Скажи-ка, Сан-Антонио, только не подумай, что я сдрейфил, но что если эта твоя резиновая калоша собьется с пути или какое-нибудь течение унесет нас? Тогда вся эта встреча на высшем уровне пойдет к черту, а что касается нас, не знаю, как ты, а у меня особого желания играть в Алана Бомбара нет. Обед из планктона — это не мое меню!
— Может быть, — согласился я, — Раз ты так трясешься, так и не стоит прыгать со мной, Жирный. Я прекрасно выпутаюсь без тебя!
— Не надо так говорить со мной! — возмутился он.
— Готов? — спросил один из экипажа, открывая дверцу.
— Готов! — сказал я.
Он стал считать в обратном порядке. Когда он выкрикнул «ноль», я прыгнул.
* * *
— Я вижу дымок на этой твоей яхте, черт ее побери, — объявил Берю.
Поскольку, можете не сомневаться, он-таки прыгнул! Я не сказал вам об этом сразу, чтобы заинтриговать.
Прошло с четверть часа. Судно приближалось. Я зажег первую ракету. Нас снабдили ракетами системы Скруш, наиболее усовершенствованной.
Взрыв. Сноп искр. Долгий свист... Ракета взмывает в небо и описывает великолепную дугу.
— Ох! Красота! — в восторге крикнул Берюрьер, сохранивший детскую душу в отношении всех таких штучек.
— Может, еще одну, парень, как средство безопасности!
— Подожди, может, они нас заметили.
— Две предосторожности всегда лучше одной, береженого Бог бережет, — наставительно заметил он.
Чтобы его утихомирить и порадовать, я запустил вторую ракету в набрякшее облаками небо.
Глава XVII, в которой вопреки тому, что поется в патриотическом гимне, мы преодолеваем преграды на пути к победе
— Бог мой, какие же они славные! Вот это приключение! Надо связаться со всеми газетами! — кудахтала мамаша Слип, бегая вокруг нас кругами.
Она была крупная, тощая, морщинистая, с пропитанной табаком кожей, накрашенная до смерти, несмотря на водяные брызги: зеленым вокруг глаз, темно-синим — веки, коричневым — на месте бровей, охрой — щеки (с розовым пятном посередине) и бледно-фиолетовым — губы.
Жирный вновь обрел все свое присутствие духа и жизнерадостность на этой палубе, бесконечно более устойчивой, чем наш плот.
Мисс Барбара Слип встречала свою восьмидесятую весну (но она перепрыгивала високосные годы). Она носила туфли на шпильках и зюйдвестку из желтой непромокаемой ткани. Берю взирал на нее с благодарностью и изумлением.
— Скажи-ка, — выдохнул он, — эта мамаша больше похожа на старую треску, чем на юного рыбака, не правда ли? Ты уверен, что она была уж такой звездой?
— А ты не припоминаешь ее в «Сэндвиче кокотки», «Садись и поболтаем», «Изнеженной девственнице»?
— Во времена Великого Немого я шелушил кукурузу на ферме моего папаши, — извиняясь, сказал он, — Киношкой баловался он, возвращаясь с банкета со своими однополчанами.
— Дайте им выпить! — приказала бывшая женщина-вамп.
Мы сочли эту идею великолепной. Нас окружили офицеры и матросы. Я разглагольствовал, заливая о том, что мы были на борту самолета К. О. Н, — авиалинии, когда вследствие аварии в турбине машина упала в море. Когда мы были около дверей, мы успели выйти, запастись палочкой-выручалочкой, которая превращается в надувной плот при контакте с водой.
— Поздравляю! — сказал нам капитан, — Как вы думаете, еще кто-нибудь уцелел?
— Никого, — поспешил я, — самолет пошел ко дну, когда мы были в море.
Увядшая звезда седьмого искусства была в восторге от приключения. Вот что принесет ей толику популярности, на которую уже нельзя было надеяться, и оживит беседу на ее раутах.
В общем, должен сказать, старуха взяла нас в руки. Мы были ее внуками, ее любимчиками, ее баловниками, ниспосланными ей провидением. Она нас утащила в свою каюту, как старая сорока тащит в свое гнездо блестящие сережки, принялась растирать, массировать, опрыскивать одеколоном, лосьоном, эмульсиями и тому подобное.
— Щекотно, — трясся Берюрьер.
Нас подвергли массажу нагишом, массажу в длинных серых перчатках, в перчатках с конским волосом, вибромассажером, с железной соломкой и с наждачной бумагой.
Мы вышли из ее рук разогревшимися, посвежевшими, покрепчавшими, сияющими. Мы были розовые, хорошо пахли.
Надо сказать, роскошь здесь была потрясающая, на этой яхте. Кинозал с широким экраном! Концертный зал! Гимнастический! Бассейн! Бар! Парикмахерский салон! И все полно позолоты, парчи, ценных пород дерева, шведской кожи!
— У нее были особенно богатые покровители, — сказал я Берю. — Короли, миллиардеры, магараджи, первые министры, швейцарцы, восточные люди...
— Это Бог послал вас на моем пути, — радостно повторяла мадам.
Я ее не разочаровывал. О'кей, согласимся, пускай Бог, он всегда благоволит богатым. Она бормотала мне, что она будет делать по прибытии в Нью-Йорк: большой коктейль в Вальдорфе или в Сен-Режи, чтобы представить меня всему Нью-Йорку. Показать им, праздным америкашкам, каковы они, упавшие с неба, потерпевшие кораблекрушение.
Я дал себе насладиться моментом. Но все же я здесь, на борту, со вполне определенной целью, нет? Старик написал мне перечень заданий на клочке бумаги, как я припоминаю, так или нет?
— Какой у вас прекрасный корабль! — восхитился я. — Как бы мне хотелось поглядеть и на трюм!
— Ну, это очень просто, — проворковала в восхищении старая голубка. — Пойдемте же скорей.
* * *
Увы, мы вернулись в салон несолоно хлебавши.
Мой Округлый состроил такую мину, как в дни национального траура, когда приспускают флаги. Я тоже! Хотя никогда еще посещение яхты не проводилось с таким знанием дела. Я заставил показать себе все: багажное отделение, машинное отделение, искусственную лыжню, птичник, комнату юнг, кают-компанию офицеров и так далее. Не было такого уголочка на корабле, который бы я не изучил! И никакой Ники Самофракийской. Что касается Берю, он был категоричен: чудесной статуи здесь нет.
