– Странно, что никто не слышал выстрела.
– Пистолет малого калибра стреляет тихо, так что на открытой автостоянке таких размеров услышать его невозможно.
Барбара вытянулась рядом с ним на кровати.
– Наверное, мне пора отправляться в путь. – Флетч приподнялся. – Уже пора.
– Еще рано.
– Откуда ты знаешь? Мне столько надо сделать. Причем далеко не все, что хочется.
– Не забудь, что сегодня мы обедаем с мамой. Она хочет поговорить с нами о свадьбе.
Флетч взглянул на часы.
– Мы действительно проснулись очень рано. Полагаю, время у нас есть.
– Я знаю, – Барбара закинула руки за голову. – Для того я и раздвинула шторы до твоего приезда.
– Доброе утро, – поздоровался Флетч с женщиной среднего роста, в фартуке, открывшей дверь дома 12339 по Полмайр-драйв в Хейтс. Ее глаза сузились, как только она узнала во Флетче человека, который пробежал по кухне днем раньше в одной рубашке, обернутой вокруг бедер. Флетч широко улыбнулся: – Я совсем не такой плохой, как могло показаться.
– Что вам угодно? – спросила кухарка.
– Я лишь привез этот сверток. – Он протянул пакет с одеждой Хайбека. – И, если возможно, хотел бы повидаться с миссис Хайбек.
Кухарка взяла пакет. Бечевка заметно провисла.
– Миссис Хайбек отдыхает.
Из пакета выпал черный ботинок Дональда Хайбека.
– Ой-ой, – Флетч наклонился, поднял ботинок, положил его поверх пакета.
Кухарка отвернула голову, поскольку ботинок едва не уперся ей в нос.
– Еще один вопрос. Вчера у бассейна сидела пожилая женщина. С седыми волосами, красной сумкой, в зеленых теннисных туфлях. Вы знаете, кто она?
Кухарка молча смотрела на Флетча поверх ботинка Дональда Хайбека.
– Она назвалась миссис Хайбек, – добавил Флетч. – И вела себя как-то странно.
– Я не говорю по-английски, – ответила кухарка. – Не понимаю ни единого слова.
– Так я и думал.
Усаживаясь за руль, Флетч посмотрел на дом. Занавеска на втором этаже качнулась, прикрывая щель, через которую кто-то наблюдал за ним.
– Позвольте поблагодарить вас за то, что вы смогли уделить мне несколько минут, – начал Флетч.
Его удивило, что куратор музея современного искусства вообще согласился принять его, заявившегося без предварительной договоренности в половине десятого утра. Он-то ожидал, что кураторы приходят на работу попозже, а их занятость не позволяет общаться с некоей личностью, одетой в тенниску и джинсы, пусть даже чистые, только что выстиранные, и новые теннисные туфли, утверждающей, что прибыла она из газеты.
И уж, конечно, он представить себе не мог, что куратор музея будет сидеть за столом в клубной бейсболке «Детройтских тигров». На столе, рядом с громадным манускриптом и несколькими папками, лежали бейсбольные перчатка и мяч.
– Так вы из «Ньюс трибюн»? – переспросил куратор Уильям Кеннеди.
– Да. Мне поручили подготовить материал о пяти миллионах долларов, которые Дональд и Жасмин Хайбек собирались пожертвовать музею. Дама в Попечительском совете сказала мне, что пожертвование предназначалось именно этому разделу музея.
– Я рад, что мне представилась возможность поговорить об этом.
– Вы из Детройта? – спросил Флетч.
– Нет, – Кеннеди снял бейсболку и посмотрел на надпись. – Совершенство восхищает меня. В любой форме.
– Понятно.
– Я также собираю видеокассеты Нуриева, Мухаммеда Али и Майкла Джексона. Записи Карузо, Маккормак, Эрролл Гарнер и Эрика Клэптона. Вы полагаете, это странно?
– Эклектично <Эклектизм-сочетание разнородного, несовместимого.>.
– Я абсолютно счастлив. – Кеннеди потянулся к бейсбольной перчатке. – И не знаю человека, который бы меня недолюбливал.
– Я тоже.
– Вы что-нибудь коллекционируете?
– Да, – кивнул Флетч. – Человеческие характеры.
– Какая интересная идея.
– Я не использую людей, лишь коллекционирую их характеры. В старости мне будет что вспомнить.
– Потому-то вы и журналист?
– Полагаю, что да. Впрочем, есть и другие причины.
– И у вас нет таких проблем с хранением коллекции, как у меня.
– Во-первых, мне хотелось бы удостовериться, что мистер и миссис Дональд Хайбек собирались пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею.
– Я в этом не убежден. – Кеннеди подбросил бейсбольный мяч и поймал его в перчатку. – А если бы они действительно принесли нам письмо с таким предложением, я не уверен, что мы приняли бы эти деньги.
Брови Флетча взлетели.
– Разве музей не берет деньги из любого источника?
– Источник нас не волнует. За пятнадцать лет работы в музее я ни разу не видел, чтобы музей отказывался от денег, даже если это были «грязные» деньги, только потому, что ему не нравился даритель. Помните давнюю байку про Марка Твена? К нему пришел священник и сказал; что гангстер предложил ему деньги для починки крыши храма. «Так чего вы колеблетесь? – спросил Марк Твен. „Это же „грязные“ деньги“, – ответил священник. „Совершенно верно, – согласился писатель. – Но ни у вас, ни у меня других денег нет“.
– Вы коллекционируете и хорошие истории?
– Если удается.
– Следует ли из ваших слов, что вы полагаете деньги Хайбека «грязными»?
Кеннеди пожал плечами.
– Мы знаем, что он ловкий адвокат.
– Под ловким вы подразумеваете преступный? Мне кажется, вы коллекционируете облагороженные синонимы прилагательного «преступный».
– Часто вы слышали об адвокатах, угодивших за решетку? – спросил Кеннеди.
– Да нет.
– Врачи болеют, а вот адвокаты практически никогда не садятся в тюрьму.
– Но почему музей может отказаться от денег?
– Из-за условий, которыми сопровождается пожертвование. Позвольте объяснить. – Рукой в перчатке Кеннеди взял со стола бейсболку и надел на голову. Другой рукой положил мяч на стол. – На прошлой неделе Хайбек позвонил моему секретарю, чтобы договориться о встрече со мной. К моему неудовольствию, секретарь решила этот вопрос положительно. Мы не гонялись за деньгами Дональда Хайбека. Мы понятия не имели, что он интересуется искусством или нашим музеем. Поэтому я подозревал, что он хочет уговорить меня выступить экспертом на одном из его процессов.
– А соглашаться вам не хотелось?
– Нет. Разумеется, я выступал в суде экспертом. Но лишь когда чувствовал, что меня не используют как пешку, когда полностью доверял той стороне, что приглашала меня. Я полагал, что лишь в этих случаях мои знания могут способствовать установлению истины.
– Дональду Хайбеку вы не доверяли?
– Я ничего о нем не знал, кроме того, что почерпнул из газетных статей и телевизионных репортажей. И тем не менее у меня сложилось впечатление, что ему теми или иными способами удается уберечь от тюрьмы людей, которым там самое место. Лично я с ним никогда не встречался.
Флетч не мог не отметить стремление многих подчеркнуть, что они никогда не встречались с Хайбеком, а если и встречались, то по чистой случайности.
– Хайбека пригласили в музей, но не на ленч, – продолжал Кеннеди. – Он приехал в прошлую среду, сел в кресло, в котором сейчас сидите вы, и чертовски удивил меня, заявив, что хочет пожертвовать музею пять миллионов долларов.
– И каким был ваш первый вопрос?
Кеннеди на мгновение задумался.
– Я спросил: «Ваши собственные деньги?» – У меня сразу возникло ощущение, что тут не все чисто.
– И он подтвердил, что намеревается пожертвовать свои деньги?
– Да. Потом я сказал ему, предельно вежливо, что никогда не слышал о его интересе к искусству вообще и к нашему музею в частности. Он ответил, что давно интересуется искусством, более того, отметил, что в нашей коллекции современного искусства имеется обширный пробел.
– Благодаря чему сразу завладел вашим вниманием.
– Несомненно. Мне не терпелось услышать, что он подразумевает под «обширным пробелом». У нас не лучшая в мире коллекция современного искусства, но достаточно большая и удачно подобранная, стараниями моего предшественника и вашего покорного слуги. – Кеннеди вновь подкинул и поймал мяч. – Он высказал пожелание: все пять миллионов долларов надобно потратить на современное религиозное искусство.
– Загадочно, – после короткой паузы прокомментировал Флетч.
– Именно так. Знаете вы или нет, но современного религиозного искусства практически не существует. Я хочу сказать, что все искусство религиозно, не так ли? По-своему, разумеется, в том числе и языческое искусство. Искусство представляет человека в его отношении к природе, самому себе, своим ближним, Богу. Не все оно служит поклонению, но каждое произведение истинного искусства, по моему разумению, есть веское подтверждение природы нашего существования.
– И как же вы ему ответили?
– Вежливо спросил, чем мы должны пополнить нашу коллекцию? Он менторским тоном разъяснил мне, что именно мы – эксперты по современному искусству и он отнесет свои деньги в другое место, если нам кажется, что мы не сможем приобрести высокохудожественные произведения современного религиозного искусства.
