— Проверял. И ничего не нашел! — в голосе Ридле вновь послышалось раздражение. — Я же просил вас обновить мне оборудование…
— Оборудование ты получишь с ближайшей партией автомобилей, — Хольберн перебил его. — Скажи, она ничего не оставляла у тебя в кабинете?
— Оставляла, — после секундной заминки ответил Ридле. — Модель «Фольксвагена». Я ее прощупал всю. Она чистая.
— Чистыми могут быть только тапочки у покойника! — резко проговорил Хольберн. — Что-то ты стал невнимательным. Давай-ка лучше поедем куда-нибудь и в спокойной обстановке обсудим нашу проблему. Машинку не трогай. Если она чистая, то пусть стоит, как подарок. Если в ней «жучок», то тоже пусть стоит. Это для того, чтобы девка не знала, что мы ее раскрыли. Когда я приехал, ее поблизости не было. Значит, прием она вести сейчас не может, а от внешнего прослушивания у тебя кабинет защищен…
Все! Больше я ничего не слышала. Видимо, Хольберн сделал Ридле знак, чтобы тот прекратил разговаривать. Они ушли из кабинета молча. Впрочем, того, что они сказали, мне хватило.
В сложившейся ситуации меня радовало только одно: мое оборудование оказалось на порядок выше, чем немцы себе представляли. Остальное было хуже некуда: меня раскрыли!..
Теперь, когда Ридле знал, что я не та, за кого себя выдаю, не имело смысла продолжать дальнейшую работу. Как ни изворачивайся, все равно до секретных сведений о задании Ридле мне не добраться. Они вместе с Хольберном сделают все, чтобы помешать этому.
Оставалось только одно: доложить Грому, что его задание мною провалено. Да, я получила подтверждение, что Ридле работает на германскую разведку. Да, у меня имелась запись разговора связного с резидентом. Но что из нее можно извлечь?
А только то, что два бизнесмена расстроены тем, что некие спецслужбы внедрили к ним своего агента. Они обеспокоены тем, что их коммерческие тайны станут всеобщим достоянием. И ничего больше! Никакого подтверждения их двойной деятельности.
Оставались одни голые предположения, а их и у самого Грома было предостаточно. Он, конечно, пришлет других людей, чтобы они попытались разоблачить Ридле, но мне от этого легче не будет.
Я представила ясные голубые глаза Грома, в которых пляшут саркастические искорки, и словно наяву услышала его слова:
«Жаль, Багира! Ты не оправдала моих надежд. Теперь я еще подумаю, стоит ли с тобой работать…»
У меня от этой нарисованной в воображении картины все тело покрылось гусиной кожей. Я не могла позволить Грому сказать такие слова. И чтобы какие-то германские ублюдки переиграли меня?! Ну нет, выходить из игры я не собираюсь!
Я допила остывший кофе и задумалась над тем, как могу исправить сложившуюся ситуацию. Может быть, правильнее было бы признать свое поражение и дать возможность новым людям вывести Ридле на чистую воду?.. Может быть, да. Может быть, нет!
Пока Гром найдет новых людей, пока внедрит их в окружение Ридле (конечно, учитывая мои ошибки), германский шпион успеет, по крайней мере, выполнить одно задание. Трудно сказать, какой вред оно принесет нашему государству, но размеры ущерба не имеют решающего значения — они все равно будут на моей совести.
Насколько я поняла из разговора Ридле с Хольберном, он не соврал и Голованову, говоря о том, что некие материалы будут вывезены в Югославию. Именно упоминание об этой стране подхлестнуло меня еще сильнее.
Тогда, несколько лет назад, наша группа уже потерпела поражение в Югославии от спецслужб НАТО. Правда, тогда это случилось из-за предательства одного из членов команды Грома, но суть дела от этого ничуть не менялась.
Сейчас мне захотелось отыграться на агентах бундесвера за тот провал. Я просто не могла позволить, чтобы они еще раз взяли над нами верх в деле, которое касалось Югославии. Тем более что наши миротворцы были там до сих пор.
Именно о миротворцах я подумала, когда попыталась выстроить цепочку предположений относительно задания Ридле. Если подвести итог всем разговорам, что удалось подслушать мне, то кое-что понять было можно.
Во-первых, некий человек, на которого нажмут ребята Голованова, передаст Ридле «материал». Этот «материал» переправят в Югославию, чтобы опробовать его на наших миротворцах при решении албанской проблемы.
Во-вторых, передача «материала» произойдет в ближайшие дни. Это следовало из того, что вывезти из страны «материал» должен был Хольберн, а он никогда не задерживался в Тарасове больше, чем на пять дней.
Этого было мало. Катастрофически мало, но большего у меня не было. Сейчас самым важным было узнать, что это за «материал».
В первую очередь следовало исходить из того, что груз будет малых габаритов, не металлический и не токсичный. Иначе через таможню аэропорта Хольберн его не пронесет.
Далее было необходимо составить список секретных объектов у нас в Тарасове, которые бы были интересны германской разведке. Если бы такое произошло десять лет назад, то этот список я не закончила бы и за неделю. Тогда Тарасов был закрытым городом, и одних оборонных предприятий здесь было, словно блох на бездомной кошке.
Сейчас все по-другому. Многие предприятия оборонки перестроились на производство терок и чайников, остальные попросту закрылись. Оставались только немногие воинские части, откуда еще не все своровали.
Первым мне на ум пришло солидное хранилище химического и бактериологического оружия, что располагалось не так далеко от нашего города. Но я исключила его, потому что его содержимое не пронесешь через таможню.
Это можно, конечно, было попробовать сделать. Но в случае провала определить, откуда были взяты отравляющие вещества, будет несложно. Тогда у немцев провалится вся тарасовская сеть агентов. К тому же у бундесвера хватит и своего химического оружия для всевозможных проб.
Скорее всего немцам потребовались схемы наших новейших вооружений, чтобы проверить на них свою технику. По этому поводу я вспомнила три воинские части, расположенные в окрестностях Тарасова.
Во-первых, Высшее военное училище ракетных войск и артиллерии. Во-вторых, вертолетное военное училище. И, наконец, танковый полигон.
В любой из этих воинских частей при достаточном усердии можно было достать схемы того или иного новейшего российского оружия. А потом эти сведения закодировать и спрятать так, что ни один таможенник не отыщет их. Даже если будет точно знать, что человек везет секретные материалы. Именно поэтому мне самой нужно было перехватить Ридле. Причем сделать это следовало в момент передачи ему неизвестным схем вооружения.
Вот тут-то и возникала проблема. Я совершенно не представляла, какие «материалы» были необходимы немцу. Если бы меня не раскрыли, то я бы непременно выяснила истину. Но теперь я даже не смогу следить за Ридле, ибо он знает, откуда ждать удара. Я ничуть не сомневалась, что от «хвоста» он оторвется легко.
Оставался только один выход. Мне следовало во что бы то ни стало достать дискету, которую передал Ридле Хольберн. С этой задачей можно было справиться, если бы ни тот, ни другой не знали, кто я такая на самом деле. Теперь я совершенно не представляла себе, как достать дискету.
Я попыталась придумать способ решения этой проблемы, но вдруг поняла, что просто валюсь с ног от усталости. Ощущение было такое, словно еще секунда, и я засну прямо за столом, и ничто не сдвинет меня с места.
Я встала из-за стола и решила отложить все размышления на завтра. Как говорится, утро вечера мудренее. Может быть, на свежую голову я придумаю что-нибудь. А сейчас нужно ложиться спать.
Однако прежде, чем завалиться в постель с моей любимой пантерой, следовало решить, что делать с «жучком» Ридле. Мне хотелось просто выкинуть баллончик в окно, но делать этого я не стала. Пусть этот гад думает, что я ни о чем не догадываюсь.
У меня было преимущество. Они знали, что я не просто переводчица, но не знали того, что я знаю…
Я подняла пантеру с дивана и, погладив ее, сказала:
— Пошли спать, деточка. Иначе завтра утром будем похожи на престарелых вампиров после недели голодания…
Утром я проснулась совершенно разбитой. Мне всю ночь снились дурацкие сны, которые оставили после себя привкус горечи, разочарования и отвращения: фрау Гецрих ходила за мной, требуя, чтобы я непременно избавилась от закупорки кишечника; затем из темноты выплыло холеное лицо Хольберна, и почему-то голосом бабушки немец произнес: «Ты не увидишь фею, потому что ты проиграла!»
И завершил картину моих снов Гром, который заявил мне, что немка права, а ему не стоило брать меня к себе в группу, потому что в самый ответственный момент со мной всегда что-то случается.
В общем, настроение утром у меня было неважное, и прийти в себя мне помог только ледяной душ. Двадцать минут, проведенные под холодными секущими струями воды, привели меня в чувство и позволили сосредоточиться на решении задачи, которую я вчера поставила себе.
