Я рылась в ящике стола, чтобы подтвердить свою догадку. Так и есть! Это был чек из оптики. На зеленые контактные линзы. И тут я с ужасом поняла, что не знаю не только ее фамилии. Я даже не знаю, какого на самом деле цвета ее глаза!.
Кто же она? Ангел-хранитель, посланный мне Богом, или демон, задача которого постоянно подвергать меня соблазнам, а потом использовать мою согрешившую душу во зло.
История эта даже показалась мне мистической. Потому что еще одну вещь я никак не могла объяснить. Ну никак!
Но пока мы вернемся к дневнику. Записьтого же знака: ноябрь месяц».
«Между тем тренировки продолжались. Мы с Виолой не пропускали ни одной. Не скажу, что я стала поклонницей Школы Скорпиона. В детстве мой брат любил смотреть боевики про каратистов и кунгфуистов, или как их там. Поскольку тогда у нас была одна спальня на двоих, я засыпала под змеиное шипение, имитирующее удары, и дикие крики: «Кий-йя!» А приоткрыв глаза, видела всегда одно и то же: взлетающего в воздух Брюса Ли и его поверженные жертвы. Так вот, из всех увиденных мною когда-либо боев схватки в Школе Скорпиона были самые короткие и незрелищные.
Может быть, поэтому сама я так и не присоединилась к команде Большой Махи. Я продолжала наблюдать за Виолой, и каждый ее удар тут же отражался во мне. В моем сознании, которое пропускало все это через себя.
А через месяц произошло то, чего и следовало ожидать: она стала лучшей. Это признали все, в том числе и Большая Маха. Теперь они тренировались вместе. Виола стала задерживаться в спортзале дольше других, и они оставались вдвоем с Большой Махой. Третьей была я, но Глупой Пучеглазой Лягушке, тихонечко сидевшей в уголочке, даже ни разу не пришло в голову квакнуть.
Виола по-прежнему не могла выиграть у тренерши ни одного боя, но сражались они на равных. Виоле чуть-чуть не хватало. Совсем чуть-чуть. Мне иногда даже казалось, что Большая Маха хочет уступить. Ведь она была мудрее на целую тысячу лет!
Все правильно: бывают большие победы, а бывают маленькие, то есть промежуточные. И если последние не имеют для тебя принципиального значения — уступи. Не сделаешь этого — не факт, что не наживешь себе врага. А если сделаешь, у тебя появится друг, ибо ни к кому люди не испытывают большей симпатии, чем к тем, кого они победили. Чувство собственного превосходства приносит такое моральное удовлетворение, какого вы не дождетесь, даже съев пирожное с кремом. О пирожных я к тому, что Большая Маха не уставала повторять:
— Женщины! Не забывайте, что вы — женщины!
А для женщины пирожное с кремом — это святое. С одной стороны, оно внушает ужас количеством заключенных в нем калорий, а с другой — непомерное вожделение к тающему во рту крему и воздушному бисквиту. Выбирать вам. Лично я предпочитаю мороженое в вафельном стаканчике. Но я опять а) отвлеклась, б) начала употреблять символы. Когда присутствуешь на подобных тренировках, какие только мысли не лезут в голову! Не забывайте, что я проводила в спортзале долгие часы.
Для себя я стала считать, что это между ними произошло. Большая Маха уступила. Тогда мне все еще хотелось, чтобы они стали подругами.
Каждая их схватка, как правило, длилась считанные секунды. Они сначала приглядывались друг к другу, проверяя, у кого нервы крепче. Потом кто-то из них решался на бросок. Ложный замах, обманный удар, и под конец еле уловимое, но очень точное движение, которое и приносило победу. Промежуточную, ибо через минуту все начиналось сначала. Во второй раз, в третий, в десятый…
Им было мало трехчасовых тренировок, они словно не могли друг от друга оторваться. Сходились и сходились снова.
— Зачем тебе это надо? — спросила как-то Большая Маха, применив болевой прием против Виолы и зажав ее так, что та не могла даже шевельнуться.
Я догадалась: вот оно. Момент проповеди, когда поверженный противник вынужден выслушать победителя, настал.
Виола молчала.
— Зачем? — повторила Большая Маха, не собираясь ее отпускать.
И тут… Я поняла, что она лучше умрет, чем скажет. Вытерпит любую боль, но смолчит. И в ее непроницаемом зеленом взгляде… Да, Большая Маха купилась. Она подумала, что это край, немая мольба о пощаде, и чуть-чуть ослабила хватку.
Не знаю, каким чудом Виоле удалось вывернуться, но это произошло. Короткая схватка, и теперь уже она применила болевой и зажала свою тренершу так, что Большая Маха замерла, совершенно бессильная.
— Не учите меня жить, — отчеканила Виола. Видимо, это была ее коронная фраза.
Потом они расцепились и откатились в разные стороны. Некоторое время мне было слышно прерывистое дыхание обеих. Женщины сидели на татами и приходили в себя после ожесточенной схватки.
Наконец Большая Маха сказала:
— А хорошо! Хорошо же! Думаешь, я обиделась? Или разозлилась? Отнюдь. Я довольна.
— Я тоже, — усмехнулась Виола. — Ведь я выиграла этот бой. Разве нет?
— Нн, допустим. Этот выиграла… Не могу тебя понять, — внимательно посмотрела на нее Большая Маха. — То ты размазня, каких свет не видывал, а то… Просто-таки железная леди! И хватка у тебя железная. Так зачем?
— Ну, скажем, что я тоже не хочу быть униженной. Мужчиной. А точнее сказать, мужчинами.
Я залилась краской. Естественно, что все, о чем мы говорили с Большой Махой, тут же узнавала моя лучшая подруга! Ведь у нас с ней нет секретов. Что сейчас будет? Но мудрая Большая Маха сделала вид, что так и должно быть. Раз мы с Виолой повсюду ходим вместе, то и откровенничаем на полную.
— Я догадываюсь, чем ты занимаешься, — сказала тренерша.
И я вновь залилась краской. «Ведь мы с тобой — порядочные женщины?» Видимо, это имело для нее значение. И Виоле Большая Маха не простит.
— И ты меня, конечно, осуждаешь? — спросила моя лучшая подруга.
— Осуждать никто никого не имеет права. Просто ты должна знать, что всегда можешь обратиться ко мне.
— И что будет? — прищурилась Виола. — Ты мне денег дашь? Или любимого мужчину преподнесешь на блюдечке с голубой каемочкой?
— Ну, денег у меня много нет, — вздохнула Большая Маха, проигнорировав фразу насчет любимого мужчины, как игнорировала мужчин вообще. — Этот клуб, как ты уже поняла, принадлежит мне, но сейчас арендная плата увеличилась настолько, что… Впрочем, это мои проблемы. Как-нибудь выкручусь.
— У тебя что, есть богатый спонсор? — рассмеялась Виола.
— Спонсора у меня нет, — спокойно сказала Большая Маха.
— Так вот: это я могу тебе помочь. Когда с деньгами припрет. А ты мне ничем помочь не можешь.
— Разве? Не забывай, что ты выиграла только этот бой. Я тренируюсь во много раз больше, чем ты. И могу гораздо больше.
— Хочешь заключить деловое соглашение? — тут же спросила Виола.
— Ну почему ты все переводишь в эту плоскость? Именно плоскость, ибо купюры — толщиною всего в несколько десятых долей миллиметра.
— Это зависит от того, насколько велика пачка, — вновь рассмеялась моя лучшая подруга.
— Я не верю, что ты такая, — покачала головой Большая Маха.
— Я такая.
— Тогда не буду навязываться.
И Большая Маха поднялась с татами. Когда она направилась к выходу, я замерла. Неужели моя лучшая подруга вот так ее отпустит? Виола молча проводила взглядом Большую Маху. И когда тренерша вышла из спортзала, я не выдержала:
— Ну зачем ты так?! Зачем?!
— А, это ты… — протянула Виола. — Проснулась! Собирайся. Мы уходим домой.
Я вскочила со словами:
— Я сейчас побегу за ней, и…
— Стоять!
Она командовала мною, как будто я была ее собственностью, подумать только! Но я не хотела ее слушать. Не в этот раз. Мне было обидно до слез. Такой человек, как Большая Маха, предлагает свою дружбу, а эта дрянь еще смеет отказываться! Надо бежать, догнать ее! Но кто я такая? Я? Глупая Пучеглазая Лягушка! И такая обида меня взяла! Такая обида! Вы себе даже не представляете!
Я выскочила из зала, но… Вот именно: но. Все комплексы Саши Беловой остались при ней. Даже в детстве я не могла подойти к понравившейся мне девочке и просто сказать: «Давай дружить». И до сих пор общение для меня проблема. Исключение составляет Виола. Но Виола — это особый случай. С ней мы можем говорить часами.
Вот и на этот раз я выскочила из спортзала с целью догнать Большую Маху, а очутилась на улице. Да-да, на улице! Меня душили слезы. Ну почему, почему, почему?! Почему я не могу открыть душу близкому мне человеку? Почему вынуждена страдать в одиночестве? Да потому, что я боялась. Близость с кем-то — это словно страшная кара. Потому что, доверяя, мы подставляем себя под удар. И потом приходится жить, втянув голову в плечи. Вот-вот оно на тебя обрушится. Мне казалось, что меня не предавали по одной только причине: некому было. Ведь я никогда не имела подруги.
От внезапного приступа отчаяния я себя не помнила. И прохожие оглядывались на меня с такими лицами, будто сюда уже ехала «скорая».
