— И как же вы это делаете? — прошептал старик.
— Процесс трехэтапный. Во-первых, мы «вычерчиваем» точную карту структуры вашего мозга, какая она сейчас… тех его участков, где находится сознание. Для этого мы используем суперкомпьютеры и МР-томографы.
— МР-томографы… это какой-то новомодный рентген, так?
— Магнито-резонансная томография. Так мы получаем точную карту структуры вашего сознания. Потом — этап два: вы знаете, что такое гены, не так ли? Они — чертежи наших тел, их содержит каждая клетка. Так вот, гены не только определяют цвет волос, рост и предрасположенность к некоторым болезням, но также и формирование мозга. По достижении определенного возраста, ген, отвечающий за формирование мозга, отключается. Формирование вашего мозга закончилось, и далее он остается неизменным. Вот почему ткань мозга не восстанавливается. Второй этап заключается в извлечении и возобновлении деятельности гена формирования мозга. Потом мы имплантируем этот ген в зародыш.
— Вы клонируете меня?
— Нет, не ваше тело. Мы используем донорские сперму и яйцеклетку и суррогатную мать. Все это проделывается в клинике, которая примыкает к зданию Фонда. Вас «помещают», так мы это называем, в хорошую семью из того же социально-экономического слоя, к которому вы сейчас принадлежите.
Коуви вроде бы хотелось сомневаться в реальности предложения Фарли, но пока он слушал с интересом.
— Последний этап — химическое и электромагнитное воздействие, обеспечивающее развитие мозга в точном соответствии с ранее сделанной картой структуры вашего мозга. Стимулируем развитие одних клеток, подавляем другие. И когда вы рождаетесь вновь, ваше восприятие мира будет точно таким же, как и сейчас. Ваши чувства, интересы, желания. Вы не будете похожи на себя. Тело будет другим. Хотя вы останетесь мужчиной. Мы на этом настаиваем. Изменять пол — не наша работа.
— Меня это вполне устраивает, — кивнул Коуви. — А вы можете разобраться с болезнями? У меня рак кожи. И, само собой, больное сердце.
— Мы этого не делаем. Не создаем супермужчин или суперженщин. Мы просто переносим ваше сознание в следующее поколение, в том самом виде, какое оно сейчас.
Коуви задумался.
— Я буду помнить встречу с вами? У меня останутся воспоминания об этой жизни?
— Ах, воспоминания… Поначалу мы об этом ничего не знали. Но, похоже, да, воспоминания у вас останутся, что-то вы будете помнить, потому что воспоминания впечатываются в некоторые части мозга. Мы не можем сказать, какой объем воспоминаний у вас останется, потому что нашим первым клиентам сейчас три-четыре года их второй жизни, разумеется, и у нас еще нет возможности получить от них полную информацию.
— Вы действительно это делаете? — прошептал Коуви.
Фарли кивнул.
— Да, мистер Коуви. И во все большем масштабе.
— А если я тронусь умом? Эта овечка, которую они клонировали, умерла. У нее отказали все жизненно важные органы.
— Нет, у нас такого случиться не может, потому что, как я и объяснил, мы контролируем развитие. На каждом этапе.
— Господи, — прошептал Коуви. — Так это не шутка?
— Нет, нет, отнюдь.
— Давайте предположим, что ваш метод работает… Процедуру придется повторять каждые семьдесят лет?
— Мы даем пожизненную гарантию, даже если жизнь будет длиться десять тысяч лет. Фонд «Лотос» остается на связи со всеми своими клиентами. Мы сможем переселять ваше сознание в новый зародыш снова и снова, сколько вы захотите.
— А как я узнаю, что вы по-прежнему функционируете?
Добродушный смешок.
— Мы предлагаем товар, на который всегда будет неограниченный спрос. Такие компании не сворачивают дела и не уходят из бизнеса.
Коуви пристально смотрел на Фарли.
— То есть мы подошли к оплате ваших услуг.
— Как вы понимаете…
— Вечная жизнь стоит недешево. Назовите сумму.
— Половина вашего состояния, минимум — десять миллионов.
— Половина? Это примерно двадцать восемь миллионов. Но не наличными. Недвижимость, акции, облигации. Я не могу просто выписать чек.
— Чек нам и не нужен. Мы стараемся не привлекать к себе внимания. В будущем мы рассчитываем предложить наши услуги большему числу людей, но пока расходы столь велики, что мы можем работать только с очень богатыми клиентами… И, будем реалистичны, в этой программе мы предпочитаем таких, как вы.
— Как я?
— Скажем так, тех, у кого генофонд лучше, чем у большинства.
Коуви хмыкнул.
— И как производится оплата?
— По завещанию вы оставляете деньги одной из наших благотворительных организаций.
— Благотворительной организации?
— Фонд основал их несколько десятков. В конце концов, деньги придут к нам.
— Значит, вы не получите деньги, пока я не умру.
— Совершенно верно. Некоторые клиенты ждут, пока не умрут от болезни. Но большинство изменяют завещание, а потом уходят.
— Уходят?
— Сводят счеты с жизнью. Тем самым избегая мучительного конца. И, разумеется, чем быстрее они уйдут, тем быстрее вернутся.
— И сколько человек так сделали?
— Шесть.
Коуви посмотрел в окна, на деревья в Центральном парке, ветви которых трепал сильный ветер.
— Это какое-то безумие. Сумасшествие.
Фарли рассмеялся.
— Я бы принял вас за психа, если бы вы так не подумали… Пойдемте, я покажу вам нашу лабораторию.
Поставив чашку с недопитым кофе, Коуви последовал за доктором, и они подошли к массивной двери, за которой находился научно-исследовательский комплекс Фонда. Фарли показал суперкомпьютеры, генетическую лабораторию, криогенный участок. В лабораторию, где поддерживалась идеальная стерильность, они, само собой, войти не смогли. Через окна в коридоре посмотрели на полдюжины мужчин и женщин в масках и белых халатах, которые вставляли пипетки в трубки, выращивали культуры в чашках Петри, склонялись над микроскопами.
Фарли отметил, что Коуви заинтригован, но стена сомнений еще не сломана.
— Давайте вернемся в кабинет, — предложил он.
Когда они вновь сели, Фарли — за стол, Коуви — в кресло, последний, наконец, сказал:
— Я об этом подумаю.
Фарли, улыбнувшись, кивнул.
— Еще бы. Такое решение… Некоторые люди просто не могут заставить себя поставить под всем этим свою подпись. Спешить тут незачем. — Он протянул Коуви большущую папку. — Вот здесь вы найдете полученные нами результаты, сравнение генетических данных для наших клиентов, ушедших из своей первой жизни и начавших вторую, интервью с ними. Идентифицировать их невозможно, но вы прочитаете о детях и о самом процессе. Что особенно приятно, вам нет необходимости прощаться с вашими близкими. Скажем, у вас есть сын или дочь… мы сможем связаться с ними, когда они станут старше, и предложить им свои услуги. А вы через сотню лет вновь увидитесь с ними.
При словах «сын или дочь» Коуви поднял голову и моргнул. Потом отвел взгляд.
— Ну, не знаю…
— Мистер Коуви, вот что я вам скажу. Мне понятен ваш скептицизм. Но вы же сказали мне, что вы — бизнесмен? Вот я и буду говорить с вами как с бизнесменом. Конечно, у вас есть сомнения. У кого их нет? Но, даже если вы уверены не на все сто процентов, если думаете, что я пытаюсь продать вам мыльный пузырь, что вы потеряете? Все равно вам умирать. Так почему не бросить кости, не пойти на риск? — Он выдержал паузу и увидел, что его слова дают требуемый эффект. — А теперь, если вы меня извините, мне нужно сделать несколько важных телефонных звонков. Вот тут — комната отдыха. Посидите, почитайте, чего нам удалось добиться.
Коуви с папкой в руках прошел в указанную Фарли комнату. Дверь за ним закрылась.
Фарли уже понял, что старик дотошный и обстоятельный. Соответственно, дал ему сорок пять минут на знакомство с находящимися в папке материалами. Наконец, поднялся из-за стола, подошел к двери в комнату отдыха, открыл ее. Коуви встретил его со словами:
— Я на это пойду. Хочу пойти.
— Я очень за вас рад. — Искренность в голосе Фарли не вызывала сомнений.
— И что мне теперь делать?
— Вам нужно пройти МР-томографию и сдать кровь на анализ.
— Вам не понадобится часть моего мозга?
— Этим-то и замечательны гены. Каждого из нас можно полностью воссоздать по одной клетке крови.
Коуви кивнул.
— Потом вы измените ваше завещание, а благотворительные организации мы возьмем из этого списка. — Фарли раскрыл одну из папок, лежащих на столе, и достал список благотворительных организаций, созданных Фондом в последнее время. — Какие вам нравятся? Вам нужно выбрать три или четыре. Они должны соответствовать вашим интересам в этой жизни.
— Вот. — Коуви обвел кружком три названия. — Самую большую сумму я оставлю «Метрополитенской ассоциации содействия искусству». Вероника, моя жена, была художницей. Так можно?