Антоныч почесал подбородок.
– Знаешь, брат Слава, такое чувство, что тебе доверили пробить пенальти, а ты в створ не попал. Что-то тут не по плану.
– Этот план ты придумал, Антоныч.
– А уговаривал ее ты, Гера!
Антоныч на секунду замер, словно разглядывал истину сквозь призму чьего-то сознания, потом неожиданно распахнул дверь.
– Идем. Идем быстрее…
После первого порыва, когда детали не замечаются, а мысли работают лишь в одном направлении, Колобок стал ощущать прилив дискомфорта. В те мгновения, когда он, забыв обо всем, отчаянно трудился и потел, Самородова умудрялась пить какой-то крепкий спиртной напиток, курить, а к моменту апогея страстной борьбы даже включила телевизор. Ее игривые вопросы закончились, и теперь она, выглядывая из-за плеча Колобка, щелкала телевизионным пультом и смотрела диснеевские мультяшки. Первое время Колобок относил это за счет очередной прихоти капризной барышни, привыкшей делать это не как все нормальные люди. Но потом стал в этом сомневаться. Самородова вела себя в постели так, словно отрабатывала трудовую повинность.
Трижды она вставала, уходила в ванную, мылась, словно только что приехала с картошки, и снова ложилась как на плаху. У него окончательно испортилось настроение, когда во время очередной отлучки он услышал шуршание своей куртки в прихожей.
«Да она меня шмонает?» – мгновенно вскипел он.
Вот тебе и сексуальные игры. Получается, девка пригласила его, чтобы обчистить? Напев эротизма в его настроении был заглушен маршем гнева. Колобок сунул в зубы сигарету, натянул по очереди все свои одежды и пошел в ванную, из которой опять доносился плеск воды.
«Вот сучка, – пережевывал фильтр он. – Она после меня, как после чумного, отмывается. И чего я так на эту заразу запрыгнул? Весь кайф перебила, стерва».
– Как водичка, Гал? – спросил он, распахивая дверь.
Самородова, не ожидавшая такого появления, присела в ванну.
– Ты мыла-то не жалей, красота моя ненаглядная. И с пемзой, с пемзой.
– Ты чего вскочил-то?
Колобок выплюнул окурок в унитаз.
– Надоело. Скольжу по тебе, как по гимнастическому бревну. А это, Галка, называется, онанизм. Так и ослепнуть можно. Ты чего в куртке-то рылась, лапонька?
После коротких препираний Самородова заявила, что искала сигареты. На это Колобок ответил, что тех, которые лежат на тумбочке у кровати, не выкурить за ночь даже с помощью задницы. Галка с каждым вопросом все больше терялась при поиске ответов, и уже через пять минут стало совершенно очевидно, что легла она вместе с Колобком не по причине тяги, а по нужде. По большой или маленькой, предстояло выяснить.
– Кто ж тебя на такое блядство сподобил, Галина? – сочувствующе произнес Колобок.
Понимая, что добиваться правды таким образом можно и до утра, он шагнул в ванную, схватил Самородову за волосы и окунул под воду. Через мгновение он был уже с ног до плеч в водных брызгах, но любовницу не отпускал. Когда ее барахтанье в ванне стало принимать конвульсивный характер, он рывком выдернул ее из воды. Не давая продышаться, заорал что было сил:
– Ну! Говори, сука, что ты там удумала?! И с кем удумала!
Мокнув ее для вящей убедительности еще два раза, Колобок Самородову отпустил.
– Двое московских приходили, обещались меня туркам сдать вместе с коробками… Жидков убьет…
– Ты что, дура, издеваешься? – взбесился Колобок. – Ты вообще представляешь, идиотки кусок, что делаешь? Кто они такие? Удостоверения показывали? Чего им в оконцовке-то нужно было?
– Баба им нужна! Кира какая-то! Ты, сука, сутенер поганый, шефу телок добываешь, а мне страдать за это?!
– Телок?.. – Колобок лихорадочно думал. – Киру?..
– Да!! – взревела от унижения и отвращения к самой себе Самородова. – Да!! Баба у них потерялась! И точно знают, что это твоих рук дело! А значит, и Жидкова!
– Вот оно что… Вот оно как… – Колобок присел на край ванны и расхохотался так, что она снова дернулась в угол. – Вот, значит, что ты в куртке искала! Ключи от каюты, где девка сидит? У тебя, мама, мыши в голове норку роют. Ладно, где эти искатели?
Галка призналась, что рядом, но где это рядом находится, она пояснить не смогла даже после пяти погружений под воду. Когда у обоих закончились силы, Колобок вышел из ванной, быстро оделся.
«Похоже, муж объявился. Со товарищи. За жену он меня живым отсюда не выпустит. А Жидков меня им навстречу вытолкает. Чтобы впредь был осторожным и кого попало на корабль не таскал. Я крайний, а он не виноват. Так что выкручиваться будем сами».
Осторожно распахнув оконце, он выбрался из овальной формы иллюминатора. Выступ с ограждением находился на тыльной стороне лайнера. Колобок, как Человек-Паук, метр за метром спускался вниз. На балконе второго этажа он немного задержался. В светящемся окне балкона он разглядел внутри комнаты приблизительно ту же картину, которая была полчаса назад в каюте Самородовой с его непосредственным участием. Различие было лишь в том, что особа в окне не жевала жвачку и не смотрела мультики, а извивалась всем телом, как гюрза, попавшая под рогатину змеелова.
– Все как у людей… – вздохнув, позавидовал Колобок. – Еще один жизненный урок: если баба не орет и не вьется, значит – подложили.
Перемахнув через ограждение, он спрыгнул на палубу и скрылся в двери, ведущей в спальные помещения.
Нужно отсидеться, а лучше места, чем у Анюты, не придумаешь. У этой всегда рот на замке. Да и пока муж с командой выйдет на нее, лайнер уже бросит якорь в Босфоре.
* * *
– Как это – в окно? – спрашивал Антоныч, опершись на косяк ванной. – Он что, Тарзан?
Самородова чистила зубы перед раковиной и фыркала, как пантера. Такого количества пасты, которое она беспрестанно выдавливала на щетку, хватило бы для футбольной команды. Всем своим видом она напоминала русалку, только что выловленную рыболовецким траулером, – мокрая, со спутанными волосами, завернутая в простыню так, что ног не было видно.
Повернувшись к нему, она спокойно сказала:
– Может, и Тарзан. Вылакал весь мой абсент, три часа визжал надо мной и хрюкал, а потом смотался по балконам. Вот вы и решайте, кто он.
– М-да… – Слава отвалился от двери и пропустил Самородову. – Но о женщине-то он что-нибудь говорил?
– Говорил, – подтвердила Галка. – Тыры-пыры, пам-парам. Глаза бы мои вас не видели.
– Куда он может пойти, Галка? А? – пытал Гера.
– Здесь много кто из пассажиров работает на Жидкова.
– Это мы уже поняли, – подтвердил Слава. – И тебя спросили, куда он реально пойти мог. Вот сейчас. Сию минуту. Говори быстрее, а то я штаны сниму.
– К Аньке мог!.. Не знаю! Может, к Аньке!
– Ты наркоту возишь, а она на каком фронте служит?
– Не знаю! Я ничего не знаю!
– У нее истерика, – сказал Антоныч. – Пошли отсюда. Где Анька эта проживает?
– В триста пятой!
И они ушли.
Аня, в простонародье Анюта, в последние месяцы своей жизни чувствовала себя курицей перед массовым забоем на птицефабрике. Удачно взятый в банке кредит на поверку оказался неудачным вложением в собственное предприятие. Налет налоговой полиции, совершенный как нельзя некстати, вычистил фонды только что образовавшейся фирмы как помелом. Вместо ожидавшихся процентов прибыли возникли огромные долги перед государством, и несвоевременная их отдача грозила крупными неприятностями. Уголовное преследование для директора оптового продовольственного рынка может означать все что угодно, но только не процветание карьеры. И Анюта пошла ва-банк. Заняв в Киеве огромные суммы у «крыши» – «охраняющей» ее таджикской братвы, – она жила спокойно еще две недели. Именно на такой срок она брала на себя обязательство вернуть средства, заработанные братвой кровью и потом. Не смогла. Рынок как-то подсел в последнее время. То ли народ обнищал, то ли все те же таджики, решившие загнать Анюту в тупик, перекрыли для нее все каналы заработка. Одним словом, попала. И хохотать по этому поводу совсем не хотелось и не моглось.
Анюта ушла в подполье. Служебные рыночные дела она решала на явочных квартирах, в самой городской торговой точке не появлялась – одним словом, исчезла из поля зрения уже полным ходом искавших ее киевских кредиторов. Была еще одна проблема. Красавец Колобок, еще недавно казавшийся милейшим человеком, на самом деле оказался законченным подонком. Пользуясь вынужденной подпольной жизнью Анюты, он появлялся на рынке и от ее имени решал кое-какие вопросы, связанные с наличным расчетом. В дополнение к этому познакомил с человеком, который взялся бы помочь за небольшие комиссионные. Она согласилась, тем более что ничего особенно выходящего за рамки ее возможностей не нужно было делать. Покровитель Жидков, возникший по подсказке Колобка, попросил перевозить из порта А в порт Б на принадлежащем ему лайнере какие-то коробки. Их нужно хранить и из каюты не высовываться. Все проблемы, как-то: еда, выпивка и прислуга – решаются по телефону.
