Помещик Куницын повернулся к Гумилеву.
– Ладно, господин путешественник, еще свидимся, – прорычал он, нахлобучил на голову соломенную шляпу, повернулся и вышел из «кают-компании».
Несколько секунд мужчины сидели молча, потрясенные тем неожиданным оборотом, который приняло дело. Чернокожий слуга по-прежнему стоял посреди комнаты.
– А вы, я вижу, любите испытывать судьбу, – тихо проговорил, обращаясь к Гумилеву, итальянец.
– Скорее себя, – ответил Николай Степанович.
Браккато усмехнулся и понимающе кивнул.
– Советую вам почаще оглядываться, – сказал он. – Я изучил характер этого самодура. Он не оставит вас в живых.
– На все воля Божья, – ответил ему Гумилев.
– Вы правы. – Итальянец зевнул и добавил: – Кстати, если вы каким-то невероятным образом найдете племя черных колдунов – будьте бдительны. У этих ребят есть забавная привычка: опаивать человека колдовским зельем и делать его своим покорным рабом. Я сам видел. Если с вами произойдет что-нибудь подобное, мой вам совет: выпейте русской водки. Это помогает.
– Благодарю вас, – сказал Гумилев и стал с самым беззаботным видом прикуривать сигарету.
* * *
Вечером Николая Степановича ждал очередной сюрприз. Едва он вошел в свою комнату, как от стены отделилась темная тень и приникла к его плечу.
– Ты светлая звезда таинственного мира! – тихо прошептала девушка, приподнялась на цыпочки и впилась в губы Николая Степановича горячим, обжигающим поцелуем.
Это была жена губернатора.
– Нет, – сказал, овладев собой, Гумилев. – Вы не должны!
– Не понимаешь! О любви… – Девушка снова поцеловала Гумилева, обвила его шею руками и вдруг, как опытный борец, повалила его на кровать. Николай оказался сверху, и тонкие женские руки держали его на удивленье крепко.
Николай Степанович вдруг почувствовал, как вся комната наполнилась ароматом цветов. Он вскинул голову и увидел, как прямо в воздухе перед ним распускаются цветы – белые, красные, синие, желтые.
– Колдовство! – воскликнул он по-русски.
– Колдовство! – хрипло отозвалась девушка.
Николай увидел ее гибкое шоколадное тело, крепкую грудь с темными торчащими сосками. Голова его закружилась, и он принялся целовать эбеновое, пахнущее цветами тело девушки. Она запрокинула голову, отдаваясь поцелуям Николая и страстно шепча:
– Чертова кукла… Чертова кукла…
Неожиданно Николай Степанович отпрянул и быстро проговорил:
– Твой муж принял меня в своем доме как дорогого гостя. Я не могу и не хочу обманывать его.
Гумилев вскочил с кровати, подошел к двери и рывком распахнул ее.
– Ваше высочество, я прошу вас уйти! – взволнованно сказал он по-французски.
Цветы, висящие в воздухе, вдруг вспыхнули огнем, потемнели и свернулись, как горящий целлулоид. Аромат, исходящий от них, сменился резким, тошнотворным запахом горящей плоти.
– Колдовство! – хрипло и как будто с угрозой произнесла девушка, вставая с кровати. – Чертова кукла!
Она погрозила Гумилеву маленьким темным кулачком и юркой черной змейкой выскользнула из комнаты.
Николай Степанович запер дверь и сел на постель.
– Черт знает что такое, – пробормотал он, взъерошив волосы пальцами.
Утром Гумилев и его спутники выехали из города на телеге, запряженной двумя мулами. Миновали городскую стену и покатили по выбоинам дороги. Вдали виднелись пастбища и маисовые поля.
Глядя по сторонам, Николай Степанович поймал себя на том, что местность напоминает ему рай, каким его изображают на русских лубках. Пронзительно зеленая трава, раскидистые ветви деревьев, большие разноцветные птицы и стада коз по откосам гор. Воздух мягкий, прозрачный и словно пронизанный крупинками золота. Сильный и сладкий запах цветов. И только странно дисгармонируют со всем окружающим черные люди, будто обожженные адским огнем грешники, разгуливающие по раю.
Проезжая мимо группы галласских женщин, Гумилев осадил мулов, чтобы купить в дорогу толстых и очень сытных лепешек, называемых инджиры. Женщины стали громко что-то обсуждать, показывая пальцами на приближающуюся темную человеческую фигурку. Гумилев вгляделся в нее и вдруг вспомнил, что абиссинцы славятся своей быстроногостью, и на большом расстоянии молодой, полный сил абиссинец всегда обгонит конного всадника.
Темнокожий юноша подбежал к телеге и пошел рядом. Это был тот самый слуга-негр из «кают-компании», которому устроил экзекуцию помещик Куницын. Юноша сильно запыхался, но старался не подавать виду.
– Что тебе нужно? – спросил Гумилев.
– Я слышал, что вы задумали, – сказал, коверкая французские слова, парень. – Разрешите мне сопровождать вас?
Гумилев покачал головой.
– Это слишком опасное путешествие, – сказал он строго.
– Жизнь человека – тоже опасное путешествие, – заметил юноша. – Но люди живут.
– Ты прав. – Николай Степанович улыбнулся. – И ты очень хорошо это сказал: жизнь – опасное путешествие. Ты ведь не харрарит?
Юноша качнул головой:
– Нет. Я из племени мангаля. И я хорошо умею обращаться с любым оружием. В нашем племени мужчина имеет право жениться, только если он убил человека.
– В другом месте это было бы скверной характеристикой, – заметил Николай Степанович. – Хорошо, я возьму тебя. Прыгай в телегу и приготовься к опасному приключению!
Глава 3
В погоне за зверем
Москва, март 2001 годаДьякон курил сигарету глубокими затяжками. Лицо его было бледным и осунувшимся, под глазами пролегли густые тени. Он еще не вполне пришел в себя после аварии. Ушибленное тело болело. То и дело накатывала тошнота. Однако отец Андрей почти не обращал на это внимания. Все его мысли были заняты другим. В голове все звучал, крутился по кругу недавний диалог, словно невидимая корундовая игла соскакивала с пластинки и возвращалась на одну и ту же бороздку:
– А где медсестра Валя? – слышал дьякон собственный голос. – Я бы хотел попрощаться с ней.
– Валя? – Доктор стушевался, затем отвел взгляд в сторону и кашлянул в кулак. – Сегодня ночью в отделении коматозников произошла беда, – сказал он.
– Какая беда? – спросил дьякон.
– Один из больных пришел в себя. Не знаю, что именно произошло, но он… – Врач посмотрел дьякону в глаза и тихо договорил: – Он убил медсестру. Валю и ее подругу.
– Как убил? – пробормотал дьякон.
– Разбил им головы.
– Он в милиции?
Доктор вздохнул и покачал головой:
– Нет. Он сбежал.
– Его уже ищут?
– Да. Но дело осложняется тем, что мы не знаем его имени. Его привезли три месяца назад в бессознательном состоянии. С тех пор он не приходил в себя.
– Дьякон! Дьякон, с вами все в порядке?
Отец Андрей качнул головой и поднял взгляд на капитана Соловьева.
– Да.
– Такое ощущение, что вы витаете в облаках, – проворчал Соловьев. – Итак, могила генетика Абрикосова пуста. Так же, как могила священника Кишлевского. Повторите, пожалуйста, дьякон, что вы видели?
– Я видел, как к могиле подошли два человека, – сказал отец Андрей. – Один высокий и стройный, в длинном черном пальто. Другой – низкий и коренастый. В руках у низкого была лопата.
Соловьев повернулся к седому мужчине, сидевшему в кресле с трубкой в руках.
– Слыхали, товарищ полковник? Лопата!
– Да-да, – задумчиво пробормотал полковник Жук. – Лопата. И это очень странно. Впрочем, что же странного может быть в простой лопате? – спохватился он. – Речь ведь идет о кладбище. Простите, дьякон, я забыл вашу фамилию.
– Берсенев, – напомнил отец Андрей.
– Да-да, Берсенев. – Полковник Жук мягко улыбнулся дьякону. – Капитан сказал, что вы преследовали этих «похитителей» и вступили с ними в схватку?
Дьякон покачал головой:
– Не совсем так.
– То есть?
– Они опередили меня. Отравили каким-то галлюциногеном. И у меня начались видения.
– Какие именно? – вежливо осведомился полковник Жук.
– Не думаю, что это имеет какое-то значение, – сказал капитан Соловьев.
Полковник посмотрел на него и улыбнулся:
– Напротив, капитан, видения могут быть очень интересны. Так что вы видели, дьякон?
– Я видел… Я видел трехголовое чудовище. Я погнался за ним…
– И попал под машину, – договорил за дьякона капитан Соловьев, недобро усмехнувшись.
Полковник Жук посмотрел на капитана, вздохнул и задумчиво пососал свою трубку.
– Капитан, дьякон рассказал нам с вами все, что знал. Сделайте милость, ответьте ему тем же.
Соловьев пожал плечами, повернулся к отцу Андрею и хмуро спросил:
– Что вы хотите знать, дьякон?
– Я хочу знать, какие следы вам удалось обнаружить на месте преступления?
Капитан Соловьев кивнул и приступил к отчету: