– Это к сестре Спенс. Кажется, бедняга Бриндл узнал одного из покойников, которых должен был хоронить. Мы привели его сюда, чтобы успокоить. Полагаю, нам следовало снять, – она через голову сдернула халат, – это.
Мисс Пиппери последовала примеру подруги.
Бриндл поднял глаза. Его взгляд блестел безумием. Остановившийся взгляд из сумасшедшего дома.
– Нельзя его было хоронить в общей могиле. Я им сказал. Корнелиус заслуживал лучшего.
Шофер сжал лоб неестественно длинными пальцами.
Ватсон подошел, положил руку ему на плечо.
– Вы знали Корнелиуса Ловата?
Бриндл, всхлипывая, кивнул.
– Поймите, Бриндл, он не мог выжить. С такими ранениями…
Лицо плачущего снова обратилось к нему:
– Вы не понимаете. Я бы сделал ему маску. Прекрасную маску. – Он шевельнул пальцами, словно уже творил скульптуру. – Я изучил каждый дюйм его лица. В Лондоне делают новые, да. В Вандсуорте. Новые лица из тончайшей меди. Это стало бы моей лучшей работой. Он снова был бы красив.
Ватсон сжал пальцы на плече. Шофер его не услышал. Травмы оказались просто несовместимы с жизнью, тут сестра Спенс была совершенно права.
– Где вы с ним познакомились?
– В колледже Святого Мартина. Он на год старше меня.
– Вы скульптор? – поразилась миссис Грегсон.
– А Корнелиус был художником. Великолепным.
Ватсон со стыдом подумал, как мало знает о приписанном к нему ординарце. Среди шоферов и подсобников, носильщиков и могильщиков было много пацифистов, которые, по тем или иным соображениям отказываясь убивать, все же хотели работать для победы. Только теперь, присмотревшись к этим пальцам, мнущим невидимую глину, он понял, что видит руки скульптора. Он не замечал того, что было у него прямо пред носом. Страшный грех. Самое время услышать укоризненный голос: «Вы смотрите, но не наблюдаете!»
Бриндл вновь начал всхлипывать. Ватсон выпустил его плечо. Встал на колени и прошептал ему на ухо несколько слов. Потом выпрямился. Не так много он мог сделать, но надеялся, что это поможет.
– Мисс Пиппери, вы не скрываете своих убеждений. Заметит сестра Спенс, она вас на нем и распнет. – Миссис Грегсон указывала на золотой крестик, выпавший поверх формы вспомогательного корпуса.
Мисс Пиппери поспешно спрятала его под одежду. Им не дозволялось демонстрировать символы веры при мужчинах. Вера могла кое-что рассказать о душе, а души медперсоналу не полагалось.
– Так, – продолжала миссис Грегсон, – давай снимем с него все мокрое и переоденем в пижаму. И грелки нужны.
– И бромид как успокоительное, – предложил Ватсон. – Вы позаботитесь, мисс Пиппери?
Но мисс Пиппери смотрела мимо него, через плечо. Обернувшись, Ватсон увидел двух офицеров медицинской службы, вошедших в палатку следом за ним.
– Майор Ватсон? Я майор Торранс.
Главный врач эвакогоспиталя протянул ему руку. Он был ниже Ватсона ростом, краснолицый, с холеными усиками над верхней губой и распирающим мундир животом.
– Рад познакомиться. Позвольте представить моего адъютанта, капитана Саймондса.
Ватсон обменялся рукопожатием с младшим по чину.
– Сестра мне сказала, что вы ночью много сделали. Очень любезно с вашей стороны.
– Думаю, сестра Спенс и ваши сестры и без меня прекрасно бы справились. У вас порядок как на корабле.
Под густой щеточкой усов мелькнула улыбка. Торранс, хоть и носил на себе несколько лишних фунтов, был безупречно подтянут и крепок. Отглаженным выглядели не только его мундир, белье и волосы, но даже капитан Саймондс. И резкий голос напоминал гусиный гогот или лай. Ватсон теперь понимал, почему раненые при его обходе из последних сил вставали навытяжку у постелей.
– С Каспаром Майлсом, я полагаю, вы уже познакомились?
– Встречался. – Ватсон не то чтобы ощетинился, но, видимо, чем-то выдал себя.
– Понимаю, понимаю, несколько необычно. Но хирург он блестящий. Попал к нам случайно, и, ну… нам удалось его удержать.
– Мы с нетерпением ждем рассказа о методике переливания, – вклинился капитан Саймондс.
– С удовольствием расскажу и покажу.
– Прекрасно, – кивнул Торранс. – И как насчет демонстрации для фельдмаршала Хейга, когда он приедет? Пусть увидит, что у нас здесь не темные века. Уверен, подопытных для вас хватит…
– Может быть, обсудим это позже, майор Торранс? Мне нужно в штаб, в Сомерсет-хаус. – Ватсон взглянул на часы. Дело шло к полудню. Он покосился на Бриндла, которого миссис Грегсон уже укладывала в постель. Мисс Пиппери наливала ему снотворное. Бриндл не противился, руки и ноги у него гнулись, словно каучуковые. Ясно, что с него пока не будет толку. – Однако я, кажется, лишился шофера.
Ватсон вполне справлялся с управлением, но вождение не доставляло ему удовольствия, да и не дело для офицера служить самому себе шофером.
– Не волнуйтесь, майор Ватсон. Побелки с меня на сегодня хватит. Если вам нужно всего лишь добраться в штаб, – миссис Грегсон стянула косынку и рассыпала по плечам пышные каштановые волосы, – я вас довезу.
15
Блох смотрел на фотографию человека, ради убийства которого он пересек ничейную землю и вражеские окопы. Смотрел бесстрастно. Для Блоха этот человек был уже мертв – неодушевленный предмет. Мишень – чисто и просто. Этому он научил себя первым делом. Не считать их людьми. Они – ходячие мишени. Не гадать, есть ли у них семьи, друзья, любимые. Просто сделать работу и уйти.
Он слегка переменил позицию, стараясь не нашуметь. Несколько раз его чуть не обнаружили. Под утро пришли в движение люди, механизмы и животные – торопились добраться до места, прежде чем пасмурный рассвет выдаст их врагу. Чистка амуниции, доставка пайков и питьевой воды, медицинские двуколки с медикаментами, колонны пополнения и уходящих в тыл – все спешили занять дневные позиции, потому что стараниями таких, как Блох, и артиллерийских наводчиков на этой войне все перемещения производились преимущественно ночью.
Он отлеживался в нефе, пока британские солдаты заходили перекурить, в надежде, что стены скроют огонек папиросы от снайперов. Знали бы они! Другие облегчались у стены – крякали от удовольствия под журчание струи и насвистывали, застегиваясь. Раз он слышал, как кто-то, зайдя в церковь, тихо плакал, давя рыдания и замолчав, когда послышался голос:
– Сэр? Вы здесь, сэр?
Он слышал обрывки разговоров из ближней траншеи – невнятные, ясно различались лишь короткие ругательства. Солдаты курили, и он завистливо втягивал носом табачный дым. Потом, обещал себе Блох, когда вернется в свой тыл: напишет домой, чтобы пополнили запас и предупредили дорогую Хильду, что он едет к ней.
Пока в церкви и кругом шла вся эта предрассветная суета, Блох быстро и бесшумно решал
свою задачу. Нашел четыре обрывка колокольных канатов и, крепко связав их вместе, сумел зацепить веревку за балку под колокольней. Как раз тогда вошел плачущий офицер, и Блоху пришлось скорчиться в углу в надежде, что этот человек не в том состоянии, чтобы заметить лианой свесившуюся сверху тонкую нить. Впрочем, он приготовил штык и мог бы, выкажи офицер любопытство, мгновенно перерезать ему горло. Но убивать не пришлось – ни этого, ни других случайных гостей.
Потом Блох, повесив винтовку за спину, ухватился за веревку и подтянулся наверх, стараясь как можно реже упираться в стену, чтобы не потревожить кладку. Наконец он выполз на помост. Когда ладони перестали гореть, а плечи ныть, он вытянул колокольные канаты наверх и, свернув, уложил на полу. Снял накидку и разложил ее рядом с веревочным мотком, затем распаковал винтовку, флягу и паек, разместив все это на накидке перед аркой, открывающейся на запад, – на месте изящной кованой решетки теперь зияла дыра. Итак, устроился он с удобствами.
Блох уже лежал на помосте, когда восход бросил первый чугунно-серый луч на Сомерсет-хаус и через телескопический прицел стало явственно видно лицо часового у дверей.
Блох улыбнулся про себя. Дайте ему полшанса – и «особая цель» Люкса превратится в покойника.
16
Дождь прошел, и тучи дружно и плавно, как темный занавес, скользнули с неба, открыв синеву. Наконец-то пропали все запахи, кроме керосина и грибницы, выпущенной на свободу сырой развороченной землей, – Ватсону вспомнились поездки по суррейским проселкам после весенних ливней: живые изгороди в зеленых клювиках почек, исходящие паром пашни под выглянувшим после бури солнцем. Он будто наяву слышал перестук копыт, окрики извозчика, ощущал волнение, предвкушая новую заманчивую головоломку, решение которой им предстояло. Каким простым был тогда мир! За спасение того мира, напомнил он себе, и сражаются большей частью эти молодые люди.
Он прислонился к крылу своего «Кроссли 2025» и, дожидаясь миссис Грегсон, закурил «Бредлит», глубоко вдохнул сладковатый дым. Дамский табак, называл эту марку Холмс, но Ватсону нравился контраст: легкие освежающие сигареты и мужественный, бодрящий трубочный «Шипперс».
