Кругом расхаживали только равнодушные отряды могильщиков, поэтому, чтобы не разглядывать их, Ватсон смотрел на три наблюдательных аэроплана, почти застывших в бледном небе над германскими позициями. Ему на память пришли утки, летящие на засады охотников. Впрочем, еще выше он угадывал три неподвижных, как воздушные змеи, крестика. Пожалуй, у медлительных разведчиков имелись ангелы-хранители. Ватсон надеялся, что не ошибся.
А что младшая сестра Дженнингс? Нужен ли ей невидимый хранитель? Ватсон понимал, что отстал от жизни, что война породила новую мораль, зыбкую, как Гримпенская трясина. И все же было нечто отвратительное в хладнокровии, с каким Майлс выбирал себе добычу. Не исключено, что он неудачно выразился: возможно, страсть связала ему язык и помешала подобрать более изящные слова. Майору вспомнилось, как мгновенно он влюбился в Мэри Морстен и как трудно ему было выразить свои чувства. Какое уж там красноречие! Может, Майлс просто по-своему, неуклюже, проверял, нет ли у него соперника в любви.
А его собственная злобная шпилька в адрес канадских медсестер? Только из того, что сестра Спенс не одобряла склонности канадок к танцам, Ватсон вывел поспешное и суровое суждение об их нравственности. Он вспыхнул, вспомнив об этом, и почувствовал себя предателем по отношению к доминиону, ежемесячно посылавшему на войну тысячи мужчин и женщин. Сознавая, что выглядит глупо, Ватсон, оставляя мисс Пиппери кровь для Шипоботтома, все же передал с ней Майлсу короткую записку с предложением встретиться вечером и «во всем разобраться». Как бы сурово ни судил Ватсон, но с Майлсом им предстояло работать по меньшей мере несколько дней. Следовало дать молодому врачу шанс оправдаться.
– А это не слишком… смело? – спросил Ватсон.
– Ах, майор, сразу видно, что вы не слышали о «зеленых косынках» Первиза. Думаю, вам лучше сесть впереди, – заметила она, когда Ватсон сделал движение к заднему сиденью. – Сейчас объясню почему. Эй, там! Санитар! Машину заводить умеете?
Носильщик, перемазанный в запекшейся глине, с потухшими от усталости глазами, все же послушно кивнул.
– Окажите нам честь, – попросила миссис Грегсон, передавая ему заводную ручку.
– Да, мэм, рад помочь.
Ватсон неизменно восхищался носильщиками. Несмотря на отупляющую, изматывающую работу, таская мертвых, умирающих и раненых через траншеи и по изрытой воронками земле, они в большинстве всегда готовы были помочь. Даже рискуя вывихом плеча из-за тугой ручки.
Миссис Грегсон скользнула за руль и принялась играть рычагами, освобождая дроссель.
– Еще в начале, когда война оставалась игрой для джентльменов, мы, волонтерки, добились разрешения собирать погибших на поле боя. Командующий тем участком фронта с немецкой стороны, довольно порядочный человек, пообещал, что, если мы наденем яркие косынки, чтобы выделяться среди солдат, снайперы будут нас щадить. Так и вышло. В доме, где мы тогда стояли, были шторы с зеленой шелковой отделкой, и мы выкроили из нее косынки. Германцы не нарушили обещания командующего. Любому, кто стрелял в нашу сторону, свои же устраивали адскую жизнь. Мы стали невидимками. А теперь… спасибо! – кивнула она, когда «Кроссли» ожил, и забрала у санитара ручку. – А теперь, как я понимаю, у противника всем известно, что женщины в таких головных уборах неприкосновенны. Однако мужчину на заднем сиденье штабной машины сочтут офицером в высоких чинах и, стало быть, предпочтительной целью. И это, – обе дверцы и капот машины были помечены большим красным крестом, – вас не защитит. Так что, – она хлопнула Ватсона по колену, заставив подскочить, – вам безопаснее рядом со мной, майор.
С этими словами она взялась за рычаги, и машина рванулась вперед, расплескав грязь в разъезженной колее, ведущей от госпиталя к большой дороге.
– Я поверну сперва на запад, – объяснила миссис Грегсон, показывая закрепленную на панели карту. – Иначе слишком много перекрестков, к тому же ближе к фронту блокпосты военной полиции. Ловят дезертиров, снайперов. И конечно, шпионов. Документы у вас с собой?
Ватсон кивнул.
– Вы не против, что машину ведет женщина, майор Ватсон? – осведомилась миссис Грегсон, нарочно проехав юзом по маслянистой грязи перед воротами.
– Нисколько, миссис Грегсон, – хладнокровно ответил он. – Это не единственное, чем нам приходится платить за войну.
Она стрельнула глазами, проверяя, не шутит ли он.
– Вне службы вы можете называть меня Джорджиной, майор.
На размокшей после ливня дороге было большое движение: тягловые повозки, грузовые автомобили, санитарные машины и даже омнибусы, которые нужда заставила возвратить на службу. Каждые полминуты приходилось включать «дворники», которые со скрипом размазывали грязь по стеклу. Ватсон сомневался, видна ли сквозь него дорога, но миссис Грегсон правила уверенно – или бесшабашно, ему трудно было судить.
Вдали от боев равнинная местность приобрела более обыденный вид, черепица на крышах уже не выглядела редкой диковинкой, а кое-где Ватсон замечал работающих в поле крестьян и скотину, которой не приходилось опасаться за жизнь. Над бурыми полями кружили, высматривая падаль, большие птицы, с обочины колеи вспархивали зяблики. Вдали торжественными рядами выстроились тополя. В другом месте такой вид навевал бы скуку, но сейчас казался волшебным, как диорама сказочной страны. Всего несколько дней на острие войны превратили обыденность в чудо.
– У Нювкерка повернем к югу. Вы слышите, майор? – нетерпеливо окликнула Джорджина.
– Да, простите, миссис Грегсон. От Нювкерка на юг.
– Вы не в своей тарелке? Выглядите таким рассеянным.
Он вкратце рассказал ей о беспардонности Каспара Майлса и о своих опасениях за сестру Дженнингс. И с изумлением услышал ее смех.
– Если мы станем оберегать честь каждой молодой сестры милосердия на Западном фронте, майор Ватсон, нам придется забросить работу. Она привлекательная девица. – (И, возможно, достаточно шустрая, – добавила она про себя.) – Как говорится в наших местах: «Учись, девка, чужим рукам воли не давать».
Осмыслив значение поговорки, Ватсон неловко заерзал:
– Но…
– Но ваша забота говорит в вашу пользу. Это ведь отеческая забота? – В ее голосе мелькнуло озорство.
– Разумеется, какая же еще? – возразил он.
– Странно, – жалостно вздохнула миссис Грегсон, – что никто, сколько я замечала, не беспокоится за честь пожилых вдовушек.
– Миссис Грегсон, какая же вы… – Слова завязли, как колеса в песке. Ловушка, с опозданием сообразил Ватсон.
Она хихикнула.
– Я вас дразню, майор. – И снова посмотрела на карту, потом на далекий церковный шпиль. – Что ж, мы с мисс Пиппери тоже приглашены на танцы.
– Сестра Спенс вам…
– Прошу вас! – Она так поджала губы, словно раскусила кислятину. – Такой чудесные день, не будем его портить.
– Вас она, пожалуй, не сможет удержать, но своих девушек ни за что не отпустит.
– Что ж, значит, нас с Элис будет окружать больше офицеров.
– Кто же доставил вам приглашение?
– Некий лейтенант Меткалф.
– Не припомню, чтобы имел удовольствие…
– Он из офицеров Ли. Очень мил на свой безнадежный манер. Кстати, Элис – мисс Пиппери – и я хотели посоветоваться с вами.
– Со мной? Я плохой танцор.
– Не о танцах, что вы! А как найти подход к сестре Спенс.
– А… – На секунду ему стало обидно. Бывало, Ватсон кружил головы на полковых балах. – Не уверен, что к ней есть подход.
– Для нас – нет. Но вы… вы умеете найти нужные слова, майор Ватсон.
– Чепуха.
– А что вы сказали Бриндлу в палатке? Если это не слишком личное?
– Я сказал, что знаю, каково потерять друга. Близкого друга.
А потом этот друг чудом воскресает, а ты из-за нескольких необдуманных, бесталанных слов снова его теряешь. Правда, этого он Бриндлу не сказал.
– И что жизнь продолжается. И надо дорожить воспоминаниями, которые у тебя остались, а не губить их горечью. Банальность, собственно говоря.
– Вряд ли он так считает.
Они проехали живописную красно-белую ветряную мельницу, лишившуюся одного крыла, но продолжавшую вращать уцелевшими.
– Вы женаты, майор?
– Был. Первая жена, Мэри, умерла вместе с нашим ребенком. Боже мой, больше двадцати лет прошло. Вторая, Эмили… – Он ощутил, что эта боль живее.
Грусть от потери Мэри со временем притупилась, жалость к мертворожденному мальчику стала глуше, беспомощная ярость уплыла, как буря, ушедшая терзать других. Сгладился и стыд врача, не сумевшего спасти собственную жену и ребенка. А вот мысль об Эмили еще колола в груди, не давая вдохнуть, и образ ее был резок и отчетлив. Занавес времени еще не скрыл ее.
Мисс Грегсон послала ему озабоченный взгляд. Услышала перемену в его дыхании.
– Простите, майор. Если вам тяжело… действительно, это не мое дело.
