везет такая вот маленькая мама. Пришлось напомнить себе, что я уже вырос, да и вообще я выше нее. Я же решился. Настроился. И потому ждал удобный момент.
По пути домой мы увидели грузовик пекарни. На нем было написано: “Дженивская Пекарня”.
Шарлотта коротко взглянула на грузовик, когда тот проезжал мимо. И спросила:
– А ты знал, что мы раньше там жили? В Джениве.
Я ответил:
– Не-а. Правда?
Дженива располагалась недалеко – проехать пару городов по этой дороге, и все. Но я никогда там не был.
– Да. Когда мы только приехали в Америку, мы там арендовали маленький домик. Прожили там полгода, а потом папа нашел работу, и мы смогли переехать в дом, где мы живем сейчас. Вообще ничего не помню… Совсем маленькой была. Папа мне фотографии показывал.
И вот тогда-то я вдохновился! Говорю ей:
– Может, поедем туда? Ты знаешь, где этот дом? Мы должны поехать туда и посмотреть. Весело будет!
И тем временем я думаю: ну вот, вот мой шанс! Мы поедем в Джениву, выйдем из машины, будем стоять там и смотреть на старый дом, и настроение у нас будет рождественское, ностальгия… Может, мы отойдем от дороги и встанем поодаль, там, где никто – ни Мия, ни Альберт и ни Клара – ни за что нас не увидят… Вот тогда я наберусь смелости. Я не могу упустить этот шанс!
Думаю, Шарлотте понравилась эта идея.
– Я не была там много лет, – сказала она. – Уже почти забыла это место.
Она взглянула на часы, чтобы прикинуть, если ли у нас время.
– Тут ехать двадцать минут. Я знаю, где дом.
И я стал подначивать ее:
– Поехали!
– Здорово будет посмотреть на дом, – согласилась она.
В этот момент грузовик пекарни свернул на шоссе прямо перед нами. И словно повинуясь внутреннему порыву, Шарлотта прокрутила руль, и мы поехали за ним.
Мое сердце вдруг забилось сильнее. Ведь благодаря моей предусмотрительности и сообразительности я смог создать условия для такой возможности! Мне оставалось только набраться смелости.
Когда мы приехали в Джениву, шел легкий снег. Газон уже припорошило. Шарлотта подъехала к тротуару перед ветхим дощатым домиком, который стоял в тупике на дальнем конце города. По дому не скажешь, что в нем может жить один человек, что уж говорить про целую семью! Одинокая гирлянда с разноцветными огнями кое-как висела на краю покрытой рубероидом крыши. На небольших клочках травы и дешевой садовой мебели, что была разбросана вокруг, красиво лежал снег. За домом я увидел чахлый зимний лес на крутом склоне. Не думаю, что там вообще было на что смотреть, но снег красиво смотрелся на ветках, так что создавалось легкое ощущение курортного романа.
– Ой, вы только посмотрите на это, – мягко сказала себе Шарлотта. И то, как она это сказала, подарило мне надежду. Я хотел, чтобы у нее было именно такое настроение.
Я вышел из машины, рассчитывая на то, что она выйдет следом за мной. Она вышла. Мы стояли плечом к плечу, засунув руки в карманы зимних пальто, и смотрели на дом.
– Не представляю, как вы тут помещались, – сказал я. – Ты, твой папа, Мия и Клара…
Она покачала головой.
В доме темно. Кажется, что там никого нет. Машин на дороге тоже нет. Я мог бы сделать первый шаг здесь и сейчас, но у меня было ощущение, что нужно отвести Шарлотту туда, где вид будет поинтереснее. Поэтому я прошелся до заднего двора, будто пытаясь присмотреть другое место. Я подошел к окраине лесочка и встал там, где начинается отвесный склон.
Шарлотта, разумеется, пошла за мной. Она была безумно привлекательна. Щеки порозовели от холода, на косы небрежно накинут очаровательный зеленый фетровый берет. И вот опять мы стояли близко, касаясь друг друга плечами. Мы молчали. Мое сердце билось так сильно, что я уж подумал, что оно вот-вот взорвется. Мне казалось, что все, чего я хотел в этой жизни, зависело от следующей секунды. Я так чувствовал…
И наконец спросил:
– О чем ты думаешь?
– Знаешь, мне немного грустно, – сказала она. – В следующем году я уезжаю учиться. Попрощаюсь с семьей. С папой. Я рада, но иногда мне бывает грустно.
– Шарлотта, – сказал я таким голосом, что она, понятное дело, тут же повернулась ко мне, чтобы узнать, что такое.
И я сделал это. Неуклюже взял ее за плечи, наклонился и запечатлел на ее губах поцелуй.
Она на него не ответила. Не распахнула губы. Но и не оттолкнула меня. И хотя сначала она от неожиданности стояла неподвижно, через пару секунд я почувствовал, как ее тело расслабляется в моих руках. Еще мгновение – и вот ее губы уже мягко прижимаются к моим, и сердце мое наполняется любовью.
Я почувствовал, что она отстраняется, поэтому и я отстранился. В глубине ее глаз я отчаянно пытался увидеть ее реакцию. Никогда не забуду выражение ее лица. Я и сейчас его вижу перед глазами. Сначала я заметил изумление, потом осознание. Ее губы тронула легкая улыбка – добрая, довольная улыбка, – когда она познала секрет моего сердца.
Если бы она отвергла меня тогда, это точно сломало бы меня. Если бы она стала меня жалеть, я бы это не пережил. В ее глазах и на лице я не увидел взаимности, которой так жаждал, но непреодолимой преграды я тоже не заметил. На ее лице было написано: “Не сейчас, может, потом”. Сейчас моя любовь к ней была неправильной, даже я это чувствовал, потому что кризисный момент миновал. Я слишком молод. Она начинает новую жизнь. Сейчас не время для нас. Но вот потом… Все может быть. Это возможно. Все это я читал в ее глазах, ее выражении лица.
Шарлотта подняла ладонь, обтянутую перчаткой, и мягко коснулась моей щеки.
– Эх, милый, – сказала она, а я поймал ее руку и с благодарностью прижал ее к своему лицу.
Не знаю, что бы я потом сказал, что бы мы оба друг другу сказали… Потому что кое-что случилось, и мы просто не успели заговорить. Кое-что привлекло ее внимание. И она перевела взгляд сначала на деревья позади меня, затем на склон, а потом на подножие этого склона.
– Боже мой, гляди!
Я развернулся, чтобы посмотреть, что такое она там увидела, но она уже подошла к самому краю. И я последовал за ней.
Внизу стояла церковь. Я увидел ее очертания сквозь падающий снег и ветви голых деревьев. Я, как и Шарлотта, сразу же узнал это место. То была
