- Ну, во первых, - произнес Аркадий, отчего-то чувствуя некое облегчение, - меня в то утро там не было, ты это запомни, н е б ы л о, все это твои домыслы и фантазии. Я никакого отношения к этому делу не имею, а во вторых, что же я могу сделать, коли тебе в жизни так не повезло? Я, что ли, виноват в этом? Из-за меня ты сидел? Много в жизни несправедливого, согласен. И хапнул кто-то выше всех пределов, это точно. Но только не я. Я отца потерял рано, мы с матерью жили более, чем скромно, и в институт я своими силами поступил, и закончил тоже своими. Я всю жизнь работал, и если сейчас, к сорока что-то имею, так я это заслужил. Может быть, и везло мне иногда, но везет сильнейшему, сам знаешь. Так что, оставь-ка ты меня в покое, друг. Ничем я тебе помочь не могу. Абсолютно ничем.
Аркадию был по душе деловой конкретный разговор, без всяких силуэтов и шорохов. Никаких доказательств против него у незнакомца не было и быть не могло. Показания какого-то уголовника на него никем и в расчет бы не принялись. Да и времени-то сколько прошло, наверняка уже все сроки давности истекли...
- Я тебе зато помогу, - тихо произнес незнакомец. - Очень помогу, братан. Ты только повремени. Ты у меня съездишь в Монреаль, будет тебе "Мерседес-Бенц", и крем-брюле тоже будет, мил человек. Будь здоров, не кашляй! - Он одернул пальтецо, подобрал с пола кепочку, натянул на свою маленькую голову и побрел восвояси.
И снова Аркадию стало не по себе. Что таил этот человек? Ведь там, где работает Аркадий, не любят никаких изъянов в прошлом. А вдруг у того что-то припрятано? Свидетель какой-нибудь ещё или вещественное доказательство? Загадочное поведение незнакомца пугало его. Он чувствовал, что нечто странное кроется за всем этим, что дело не только в том, что незнакомец стал случайным свидетелем давнего инцидента. Тут что-то еще, безусловно, что-то еще... Но что? Аркадию пришло в голову, что тот может шантажировать его деньгами. А, может быть, предложить самому, чтобы разрубить этот гордиев узел? Нет, пока не надо, поглядим, что будет дальше...
- Ты жди, жди, голубь. Я те весточку дам, - пробормотал незнакомец, оглядываясь у самой двери. От выражения его лица, блеска тусклых глаз, загадочной улыбочки на тонких губах Аркадий испытал чувство ужаса. Хлопнула дверь. Широко раскрыв глаза, смертельно побледнев, глядел ему вслед Аркадий, не в состоянии двинуться с места.
Временно преследователь исчез, прекратились и телефонные звонки. Наступило затишье. Но затишье это только раздражало Аркадия. Он совершенно не мог работать, начиналось сильное нервное истощение. Он думал и гадал, что же такое мог приготовить ему незнакомец, что он мог сделать ему? Он даже не отдавал себе отчета в том, что он и так уже порядком ему навредил, выбив почву у него из-под ног.
Аркадий брал в поликлинике бюллетень за бюллетенем, а вскоре сам написал заявление, отказываясь от предстоящей загранкомандировки, ссылаясь на состояние здоровья и семейные обстоятельства. С подобными заявлениями их начальство сталкивалось крайне редко, и заявление было принято более, чем холодно. Дело пахло скандалом и служебным несоответствием. Аркадий почувствовал, что на работе все как-то переменились к нему. То сочувственные многозначительные взгляды, то холодные колкие реплики, но в целом всеобщее выражение недоумения. "Сволочи", - думал Аркадий. - "В этом кругу главное, чтобы все было шито-крыто, чтоб, не дай Бог, не было никаких проблем."
Как-то Катя пришла домой из школы, напуганная и удивленная. Она почувствовала, что за ней кто-то следит. Она шла из школы по узким переулкам, и все это время за ней следовали бежевые "Жигули". Поначалу она не придала этому никакого значения, ибо не могла представить себе, что такое может относиться к ней, но преследование было настолько очевидным, что не заметить его было невозможно. Медленно и назойливо двигался за ней автомобиль, а, когда она остановилась, так же внезапно остановилась и машина. Катя оглянулась. В машине сидело двое мужчин. Они мгновенно пригнулись, и лиц их не стало видно. Ей стало страшно. Она быстро побежала и нырнула в подворотню, где машина проехать не могла. Но самое интересное, что, когда она подходила к своему подъезду, она с ужасом заметила, подъезжающие с другой стороны бежевые "Жигули". Сидящий рядом с водителем был в темных очках, это единственное, что смогла заметить она.
Катя рассказала о происшедшем родителям. Слушая это, Аркадий почувствовал страшно отчаяние - круг замыкался, ведь если бы они преследовали именно Катю, как видную красивую девушку, они бы вылезли из машины и попытались что-то сделать с ней. А тут... Он чувствовал, что ветер дует снова с той стороны. Незнакомец, преследующий его, не один. У него есть сообщники. История эта стала выходить на новый виток. Что-то затевалось против них, против всей их семьи... Надо было что-то делать, что-то срочно делать...
Может быть, надо было обстоятельно переговорить с давешним незнакомцем, предложить ему денег. У Аркадия была довольно приличная сумма денег на сберкнижке, была и наличная валюта, он мог бы просто осчастливить незнакомца в обмен на покой. Но, с другой стороны, предложить ему денег, это значило признаться в своей вине, в том, что тот рассказал, было правдой, а это в свою очередь было опасно. Может быть, у того и доказательств-то никаких не было, один блеф, а тут было бы полное признание, тут уж вовек не отмыться. К тому же, как видно, все не так просто, раз у него есть сообщники. И проявить перед ними свою слабость, означало попасть в вечную зависимость от них.
С большой неохотой рассказал Аркадий Маше о своем разговоре с неизвестным. Но после случая с Катей рассказывать надо было все - дело принимало опасный оборот.
Маша почти сразу припомнила приятеля своего детства, жившего неподалеку от их дачного поселка. Звали его, вроде бы, Колей. Действительно, он защищал её от хулиганов и был когда-то влюблен в нее, но теперь он так переменился, что узнать его было просто невозможно. Маша решила сама переговорить с ним и все выяснить. Ей представлялось, что ради нее, ради их старой дружбы и его чувства к ней, незнакомец, то есть Коля, прекратит преследовать Аркадия. Но того пока на горизонте не было.
... Аркадий же стал чувствовать себя все хуже и хуже и, наконец, подал заявление об уходе с работы по состоянию здоровья. Это уже мало кого удивило. Сослуживцы видели, что Аркадий Юрьевич вроде бы как свихнулся. Никто, разумеется, предположить не мог, отчего это произошло, да в целом никого из них это не интересовало. Этих людей вообще ничего не интересовало, кроме собственного благополучия и карьеры. Пока был Корнилов в нормальном состоянии, можно было с ним вполне культурно общаться, приглашать в гости, приходить к нему, но как только он заболел и сильно изменился, так и черт с ним, его, как говорится, проблемы. "Крыша поехала" , - пожимали плечами сослуживцы со снисходительной улыбкой. У него же, не у них... Кто-то был даже весьма благодарен Аркадию за то, что вместо него едет за границу, кто-то за то, что попадает на прекрасное вакантное место в отделе. Маша тоже понимала, что работать Аркадий больше не может и не препятствовала его решению. Катя с удивлением смотрела на родителей, между ней и ними установилось прочное тягостное непонимание. Впрочем, у Кати в ту пору были и свои, свойственные её юному возрасту проблемы, и она не особенно вникала в дела родителей до той поры, пока эти проблемы не сплелись в единый причудливый клубок и не стали решаться по какому-то дьявольскому сценарию, который никто из них троих ни в каком страшном сне не мог себе предположить.
Пока же Катя была совершенно спокойна. Слежка за ней больше не возобновлялась, и Маша убедила себя в том, что за Катей просто следили как за красивой девушкой. Катя же ничего не понимала в причинах странного поведения родителей в последнее время, их нервозности, болезни отца и, наконец, его уходу с такой хорошей престижной работы. Аркадий и Маша сумели-таки держать её под стеклянным колпаком, и, видимо, в той ситуации, это было единственно правильным решением.
Аркадий же был абсолютно уверен, что слежка эта имеет к происшедшему два десятилетия назад самое прямое отношение. Он ждал от жизни только худшего. Аркадий стал похаживать по различным врачебным кабинетам, там ему ставились разнообразные диагнозы, назначались разнообразные препараты, но ему ничего не помогало, депрессия увеличивалась и увеличивалась. Просто, он желал угодить Маше, делая вид, что раз ходит по врачам, значит, на что-то надеется и старается преодолеть кризис.
Однажды утром Аркадий выглянул из окна и внизу увидел незнакомца Колю, но не одного, а в компании двух мужчин довольно крепкого телосложения. Один был в спортивной куртке синего цвета и в темных очках, сверху хорошо была видна его лысина, другой - в модном длинном сером плаще, с густыми, с проседью, волосами. Коля показывал пальцем в сторону их подъезда и оживленно жестикулировал, его собеседники понимающе кивали головами, спокойно покуривая. А неподалеку стоял бежевый "Жигуленок" шестой модели с забрызганным грязью номером. Маши и Кати в это время дома не было. Аркадий, не отрываясь, смотрел с восьмого этажа вниз, и такое вдруг у него появилось дикое желание броситься вниз на мостовую и разом закончить все это безрадостное и тревожное существование, что лишь брезгливость к крови, к переломанным костям, к собственному искалеченному отвратительному трупу, который будет через минуту лежать на асфальте, удержала его от этого прыжка. Но как же хотелось все закончить, швырнуть свой труп под ноги этим мерзавцам, как кусок мяса голодным псам. Ведь тогда проблемы решены, все убивал он, Маша и Катя не при чем, не было бы его, не было бы и проблемы.
