— Дайте нам еще минутку. — И телевизионщик растворился где-то среди огней.
— Ну и что будем делать? — спросил Кеннеди у своего помощника. За стеклами очков от Армани блеснул настороженный взгляд.
— Я думаю, пора нажать на кое-какие клавиши, — прошептал Джеффрис. — Я сумею это сделать. Тонко. Комар носа не подточит. Уж это я умею.
— Мне бы не хотелось…
— Я тоже с неохотой прибегаю к подобным приемам, — перебил с нажимом Джеффрис, который никогда не лукавил со своим боссом, когда давал ему советы. — Но у нас нет выбора. Ты слышал, что говорили по Дабл-ю-ти-джи-эн?
Естественно, он слышал. Радиостанция, пользовавшаяся огромной популярностью у почти полумиллиона слушателей в столичном округе, только что передала редакционный комментарий, напомнив о том, как в ходе своей избирательной кампании Кеннеди громогласно обещал очистить улицы Вашингтона от преступников, а сегодня тем не менее легко согласился выплатить террористам многомиллионный выкуп. Кроме того, комментатор, суровый журналист старой закалки, не преминул пройтись еще по одному предвыборному обещанию Кеннеди — искоренить коррупцию в органах городского управления, а теперь выяснилось, что он либо не знал, либо сам был напрямую замешан в скандале о взятках при выполнении строительной программы Совета по образованию.
— У нас действительно нет выбора, Джерри, — повторил помощник.
Мэр помедлил, размышляя над его словами. Приходилось признать, что Джеффрис, как обычно, был прав. Вообще-то Кеннеди нанял этого человека из чистой политкорректности — белому мэру нужен был чернокожий секретарь. И он не стыдился подобного тактического приема. Но как же он удивился, когда скоро выяснил, что молодой человек обладал политическим чутьем, делавшим его ценным сотрудником не только с точки зрения отношений с различными расовыми группами населения города!
— Пора пустить в ход весь арсенал, Джерри, — продолжал помощник. — На карту поставлено слишком многое.
— Хорошо, поступай как считаешь нужным. — Он не стал добавлять ни слова о мерах предосторожности. Джеффрис в этом не нуждался.
— Две минуты! — донесся голос откуда-то сверху.
Кеннеди снова подумал о Диггере. «Ну где же ты? Где?»
Он уставился в темный объектив телекамеры таким пристальным взглядом, словно надеялся пронзить им оптику и сеть проводов, проникнув на экран стоящего где-то телевизора, чтобы увидеть сквозь него Диггера. Он думал об убийце. «Кто же ты такой? И почему ты со своим сообщником выбрал именно мой город, чтобы слететь на него черным ангелом смерти?»
«…В духе истинного миролюбия, в этот последний день уходящего года свяжитесь со мной, чтобы мы смогли достигнуть столь необходимого компромисса. Пожалуйста…»
Джеффрис склонился к самому уху мэра.
— И помни, — прошептал он, — все же есть надежда, что если убийца прислушается к твоим словам, все на этом может и закончиться. Стоит ему клюнуть на предложенный выкуп, как они его схватят.
Прежде чем Кеннеди смог что-то ответить, тот же глас свыше протрубил:
— Минутная готовность!
Диггер обзавелся новым полиэтиленовым пакетом для покупок.
Весь в красном глянце, он выглядел очень празднично с нарисованными на нем двумя щеночками с ленточками вместо ошейников. Диггер специально купил пакет в одном из магазинов фирмы «Холлмарк». Сумка хороша. Он бы, наверное, мог ею гордиться, но не был уверен в смысле слова «гордость». Он не был уверен во многих вещах с тех пор, как пуля продырявила ему голову, уничтожив часть клеток серого вещества мозга и пощадив остальные.
Смешно все получается. Смешно, что…
Смешно…
Диггер сидит в мягком кресле номера в задрипанном мотеле, а рядом на столике стоят стакан с водой и пустая тарелка, в которой был суп.
Он смотрит телевизор.
Что-то мелькает на экране. Это реклама. Такую же рекламу он смотрел, когда пуля проделала дырку у него над глазом и станцевала зажигательную самбу у него в черен… в черет… в черепной коробке. (Кто-то именно так рассказывал ему об этом. Но он не помнит, кто именно. Наверное, друг. Тот человек, который все ему говорит. Он, наверное, кто же еще?)
На экране меняется сюжет. И это вызывает смешные воспоминания откуда-то из прошлого. Он тогда тоже смотрел рекламу — большие собаки ели собачий корм, щеночки ели специальный корм тоже. Он как раз смотрел на это, когда человек, который все ему говорит, взял Диггера за руку и они отправились на долгую прогулку. Он сказал ему, что когда Руфь будет одна… «Ты же помнишь, кто такая Руфь?»
«Я… да, я знаю Руфь».
Когда Руфь останется одна, Диггер должен разбить зеркало, отыскать длинный осколок стекла и вонзить ей в шею.
«Ты хочешь сказать…»
«Я хочу сказать, что ты должен разбить зеркало, подобрать кусок стекла подлиннее и воткнуть его в шею Руфи. Так что я тебе сказал?»
«Что я должен разбить зеркало, найти длинный кусок стекла и воткнуть ей в шею».
Некоторые вещи Диггер помнит так четко, словно сам Бог вписал их ему в мозги.
«Хорошо», — сказал человек.
«Хорошо», — повторил Диггер. Он сделал, как ему велели. От чего человек, который всегда говорит ему обо всем, очень обрадовался. Что бы это ни значило — радоваться.
И вот теперь Диггер сидит, положив сумку со щенками себе на колени, в номере мотеля для дальнобойщиков. Он смотрит на тарелку. Супа уже нет, значит, он не должен быть голоден. Но ему кажется, что хочется пить, и он отхлебывает воды из стакана.
По телевизору начинается новая передача. Он читает написанное на экране, бормоча слова вслух:
— Специальное включение…
Ух ты… Это…
Клик… Это…
Щелк.
— Специальная передача.
Это важно. Ему нужно послушать.
На экране появляется лицо человека, которое знакомо Диггеру. Он уже видел его на картинках. Это…
Мэр Вашингтона и округа Колумбия Джеральд Д. Кеннеди. Так написано на экране.
Мэр говорит, и Диггер слушает.
«— Добрый день, мои дорогие сограждане! Как вы все уже наверняка знаете, ужасное преступление было совершено сегодня утром на станции метро „Площадь Дюпона“, которое привело к трагическим жертвам. В настоящее время убийца или убийцы все еще на свободе. Но я бы хотел заверить вас, что наша полиция и федеральные правоохранительные органы делают все от них зависящее, чтобы подобные прискорбные события не повторились.
Что касается людей, на совести которых лежит ответственность за кровавую бойню, то я от всего сердца обращаюсь сейчас к ним: пожалуйста, свяжитесь со мной. Нам нужно снова установить контакт, чтобы возобновить диалог. В этот последний день уходящего года давайте перестанем прибегать к насилию, чтобы избежать новых жертв. Мы могли бы…»
Скучно…
Диггер выключает телевизор. Реклама собачьей еды, особенно если показывают щеночков, нравится ему куда больше. Или реклама автомобилей. «О! Каждый из нас, простых американцев, хотел бы…» Диггер вызывает свою голосовую почту и набирает код — один, два, два, пять. Дата Рождества.
Женщина, голос которой нисколько не похож на голос Памелы, его жены, зато напоминает Руфь — до того как ей в шею вонзился кусок стекла, разумеется, — сообщает, что новых сообщений для него нет.
А это значит, что ему пора делать то, что было велено человеком, который всегда говорит ему обо всем.
Когда ты делаешь то, что люди приказывают тебе делать, это очень хорошо. Тогда ты им нравишься. Тогда они тебя не бросят.
Они будут любить тебя.
Что бы ни означало это слово — «любить».
«Веселого Рождества, Памела! У меня для тебя кое-что есть… А ты приготовила что-то для меня! Боже, как я рад… Это подарок?»
Клик, клик.
«Какой красивый желтый цветок у тебя в руке, Памела. Спасибо, что подарила мне плащ». Диггер натягивает плащ на себя. То ли черный, то ли темно-синий. Ему этот плащ нравится.
Он берет тарелку из-под супа, относит в кухню и ставит в раковину.
Его немного удивляет, почему не позвонил человек, который говорит ему обо всем. Человек предупредил, что может и не позвонить, но у Диггера все равно возникает от этого смутное беспокойство. Ему хотелось услышать этот голос. «Я опечален? Гм, гм…»
Он находит свои кожаные перчатки. Отличные перчатки со швами под пальцами. Запах кожи навевает ему неясное воспоминание о чем-то, но он не может понять, о чем именно. Снаряжая патроны для своего «узи», он натягивает резиновые перчатки. Но от резины так хорошо не пахнет. А кожаные перчатки он надевает, когда выходит на улицу или прикасается к чему-нибудь рядом с тем местом, где стреляет и видит людей, падающих, как осенние листья в лесу.
Диггер застегивает пуговицы на своем плаще. Быть может, черном, а быть может, синем.
Снова нюхает перчатки.
